Из военных стихов - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1

Из военных стихов

Начало

Девятый класс окончен лишь вчера.Окончу ли когда-нибудь десятый?Каникулы — счастливая пора.И вдруг — траншея, карабин, гранаты,И над рекой дотла сгоревший дом.Сосед по парте навсегда потерян.Я путаюсь беспомощно во всём,Что невозможно школьной меркой мерить.До самой смерти буду вспоминать:Лежали блики на изломах мела.Как новенькая школьная тетрадь,Над полем боя небо голубело.Окоп мой под цветущей бузиной.Стрижей пискливых пролетела стайка.И облако сверкало белизной,Совсем как без чернил «невыливайка».Но пальцем с фиолетовым пятном,Следом диктантов и работ контрольных,Нажав крючок, подумал я о том,Что начинаю счёт уже не школьный.

Июль 1941 г.

Из разведки

Чего-то волосы под каской шевелятся.Должно быть, ветер продувает каску.Скорее бы до бруствера добраться.За ним так много доброты и ласки.

Июль 1942 г.

Осветительная ракета

Из проклятой немецкой траншеислепящим огнёмВдруг ракета взметнулась,и замерла, сжалась нейтралка.Звёзды разом погасли.И стали виднее, чем днём,Опалённые ветки дубовИ за нами ничейная балка.Подлый страх продавил моим теломГранитный бугор.Как ракета, горела во мнеНегасимая ярость.Никогда ещё такНе хотелось убить мне того,Кто для тёмного дела повесилТакую вот яркость.

Июль 1942 г.

Жажда

Воздух — крутой кипяток.В глазах огневые круги.Воды последний глотокЯ отдал сегодня другу.А друг всё равно…И сейчасМеня сожаленье мучит:Глотком тем его не спас.Себе бы оставить лучше.Но если сожжёт меня знойИ пуля меня окровавит,Товарищ полуживойПлечо мне своё подставит.Я выплюнул горькую пыль,Скребущую горло,Без влаги.И в душную бросил ковыльНенужную флягу.

Август 1942 г.

«Воздух вздрогнул…»

Воздух вздрогнул.Выстрел.Дым.На старых деревьях обрублены сучья.А я ещё жив.А я невредим.Случай?

Октябрь 1942 г.

«Сгоревший танк…»

Сгоревший танкна выжженном пригорке.Кружат над полемчёрные грачи.Тянуть на сломв утильтридцать четвёркуИдут с надрывным стоном тягачи.Что для страны десяток тонн металла?Не требует бугор благоустройства.Я вас прошу,Чтоб вечно здесь стоялаМашина эта —Памятник геройству.

Лето 1943 г.

«Дымом всё небо…»

ДымомВсё небоЗакрыли гранаты.А солнцеБлеснётНа мгновеньеВ просветеТак робко,Как будто оно виновато,В том,Что творитсяНа бедной планете.

Июль 1944 г.

«На фронте не сойдёшь с ума едва ли…»

На фронте не сойдёшь с ума едва ли,Не научившись сразу забывать.Мы из подбитых танков выгребалиВсё, что в могилу можно закопать.Комбриг упёрся подбородком в китель.Я прятал слёзы. Хватит. Перестань.А вечером учил меня водитель,Как правильно танцуют падеспаньЛето 1944 г.Всё у меня не по уставу.Прилип к губам окурок вечный.Распахнут ворот гимнастёрки.На животе мой «парабеллум»,Не на боку, как у людей.Всё у меня не по уставу.Во взводе чинопочитаньемНе пахнет даже на привалах.Не забавляемся плененьем.Убитый враг — оно верней.Всё у меня не по уставу.За пазухой гармошка карты,Хоть место для неё в планшете.Но занят мой планшет стихами,Увы, ненужными в бою.Пусть это всё не по уставу.Но я слыву специалистомВ своём цеху уничтоженья.А именно для этой целиВ тылу уставы создают.

Июль 1944 г.

«Ночь на Неманском плацдарме…»

Ночь на Неманском плацдарме.Грохочущих рельсов багровый хвост.Гусеничные колеи в потравленном хлебе.Пулемётные трассы звёзд,Внезапно замершие в небе.Придавлен запах ночной резедыРаздутым брюхом лошади.РядомКровавое месиво в луже водыНа дне воронки, вырытой снарядом.Земля горит.И Неман горит.И весь плацдарм — огромная плаха.Плюньте в того, кто в тылу говорит,Что здесь, на войне не испытывал страха.Страшно так, что даже металлПокрылся каплями холодного пота,В ладонях испуганно дым задрожал,Рождённый кресалом на мякоти гнота.Страшно.И всё же приказНаперекор всем страхам выполнен будет.Поэтому скажут потомки о нас:— Это были бесстрашные люди.

Июль 1944 г.

«Случайный рейд по вражеским тылам…»

Случайный рейд по вражеским тылам.Всего лишь взвод решил судьбу сраженья.Но ордена достанутся не нам.Спасибо, хоть не меньше, чем забвенье.За наш случайный сумасшедший бойПризнают гениальным полководца.Но главное — мы выжили с тобой.А правда — что? Ведь так оно ведётся.

Сентябрь 1944 г.

«Есть у моих товарищей танкистов…»

Есть у моих товарищей танкистов,Не верящих в святую мощь брони,Беззвучная молитва атеистов:— Помилуй, пронеси и сохрани.Стыдясь друг друга и себя немного,Пред боем, как и прежде на Руси,Безбожники покорно просят Бога:— Помилуй, сохрани и пронеси.

Сентябрь 1944 г.

День за три

Багряный лист прилипает к башне.Ручьём за ворот течёт вода.Сегодня так же, как день вчерашний,Из жизни вычеркнут навсегда.Изъят из юности.В личном делеЗа три обычных его зачтут.За злость атак,За дождей неделиИ за несбывшуюся мечтуО той единственной,Ясноглазой,О сладкой муке тревожных снов,О ней, невиданной мной ни разу,Моих не слышавшей лучших слов.И снова день на войне, постылый,Дающий выслугу мне втройне.Я жив.Я ждуС неделимой силойЛюбви,Утроенной на войне.

Октябрь 1944 г.

«Зияет в толстой лобовой броне…»

Зияет в толстой лобовой бронеДыра, насквозь прошитая болванкой.Мы ко всему привыкли на войне.И всё же возле замершего танкаМолю судьбу:Когда прикажут в бой,Когда взлетит ракета, смерти сваха,Не видеть даже в мыслях пред собойИз этой дырки хлещущего страха.

Ноябрь 1944 г.

Туман

А нам идти в атаку.Противна водка.Шутка не остра.Бездомную озябшую собакуМы кормим у потухшего костра.Мы нежность отдаём с неслышным стоном.Мы не успели нежностью согретьНи наших продолжений не рождённых,Ни ту, что нынче может овдоветьМы не успели.День встаёт над рощей.Атаки ждут машины меж берёз.На чёрных ветках,Оголённых,ТощихХолодные цепочки крупных слёз.

Ноябрь 1944 г.

Затишье

Орудия посеребрило инеем.Под гусеницей золотой ковёр.Дрожит лесов каёмка бледно-синяяВокруг чужих испуганных озёр.Преступная поверженная Пруссия.И вдруг покой.Вокруг такой покой.Верба косички распустила русыеСовсем как дома над моей рекой.Но я не верю тишине обманчивой,Которой взвод сегодня оглушён.Скорей снаряды загружать заканчивай!Ещё покой в паёк наш не включён.

Ноябрь 1944 г.

Мадонна Боттичелли

В имении, оставленном врагами,Среди картин, среди старинных рамС холста в тяжёлой золочёной рамеМадонна тихо улыбалась нам.Я перед нею снял свой шлем ребристый.Молитвенно прижал его к груди.Боями озверённые танкистыЗабыли вдруг, что ждёт их впереди.Лишь о тепле, о нежном женском теле,О мире каждый в этот миг мечтал.Для этого, наверно, БоттичеллиМадонну доброликую создал.Для этого молчанья. Для восторгаМужчин, забывших, что такое дом.Яснее батальонного парторгаМадонна рассказала нам о том,Что милостью покажется раненье,Что снова нам нырять в огонь атак,Чтобы младенцам принести спасенье,Чтоб улыбались женщины вот так.От глаз Мадонны тёплых и лучистыС трудом огромным отрывая взор,Я вновь надел свой танкошлем ребристый,Промасленный свой рыцарский убор.

Ноябрь 1944 г.

«Когда из танка, смерть перехитрив…»

Когда из танка, смерть перехитрив,Ты выскочишь чумной за миг до взрыва,Ну, всё, — решишь, — отныне буду живВ пехоте, в безопасности счастливой.И лишь когда опомнишься вполне,Тебя коснется истина простая:Пехоте тоже плохо на войне.Пехоту тоже убивают.

Ноябрь 1944 г.

«Мой товарищ, в смертельной агонии…»

Мой товарищ, в смертельной агонииНе зови понапрасну друзей.Дай-ка лучше согрею ладони яНад дымящейся кровью твоей.Ты не плачь, не стони, ты не маленький,Ты не ранен, ты просто убит.Дай на память сниму с тебя валенки.Нам ещё наступать предстоит.

Декабрь 1944 г.

«Осколками исхлёстаны осины…»

Осколками исхлёстаны осины.Снарядами растерзаны снега.А всё-таки в январской яркой синиПокрыты позолотой облака.А всё-таки не баталист, а лирикВ моей душе, и в сердце, и в мозгу.Я даже в тесном Т-34Не восторгаться жизнью не могу.Так хорошо в день ясный и погожий,Так много тёплой ласки у меня,Что бархатистой юной женской кожейМне кажется шершавая броня.Чтобы царила доброта на свете,Чтоб нежности в душе не убывать,Я еду в бой, запрятав чувства эти,Безжалостно сжигать и убивать.И меркнет день.И нет небесной сини.И неизвестность в логове врага.Осколками исхлёстаны осины.Снарядами растерзаны снега.

Январь 1945 г.

Ущербная совесть

Шесть «юнкерсов» бомбили эшелонХозяйственно, спокойно, деловито.Рожала женщина, глуша старухи стон,Желавшей вместо внука быть убитой.Шесть «юнкерсов»… Я к памяти взывал,Когда мой танк, зверея, проутюжилКолонну беженцев — костей и мяса вал,И таял снег в крови дымящих лужах.Шесть «юнкерсов»?Мне есть что вспоминать!Так почему же совесть шевелитсяИ ноет, и мешает спать,И не даёт возмездьем насладиться?

Январь 1945 г.

Товарищам «фронтовым» поэтам[1]

Я не писал фронтовые стихиВ тихом армейском штабе.Кровь и безумство военных стихий,Танки на снежных ухабахРитм диктовали.Врывались в стихиРваных шрапнелей медузы.Смерть караулила встречи моиС малоприветливой Музой.Слышал я строф ненаписанных высь,Танком утюжа траншею.Вы же — в обозе толпою плелисьИ подшибали трофеи.Мой гонорар — только слава в полкуИ благодарность солдата.Вам же платил за любую строкуЩедрый главбух Литиздата

Медаль «За отвагу»

Забыл я патетику выспренних слов.О старой моей гимнастёрке.Но слышать приглушенный звон орденовДо слёз мне обидно и горько.Атаки и марши припомнились вновь.И снова я в танковой роте.Эмаль орденов — наша щедрая кровь,Из наших сердец позолота.Но если обычная выслуга летДостойна военной награды,Низведена ценность награды на нет,А подвиг — кому это надо?Ведь граней сверканье и бликов играВы напрочь забытая сага.Лишь светится скромно кружок серебраИ надпись на нём — «За отвагу».Приятно мне знать, хоть чрезмерно не горд:Лишь этой награды единойЕщё не получит спортсмен за рекордИ даже генсек — к именинам.

1954 г.

Безбожник

Костёл ощетинился готикой грознойИ тычется тщетно в кровавые тучи.За тучами там — довоенные звёздыИ может быть где-то Господь всемогущий.Как страшно костёлу! Как больно и страшно!О, где же ты, Господи, в огненном своде.Безбожные звёзды на танковых башняхСлучайно на помощь костёлу приходят.Как чёрт прокопчённый я вылез из танка,Ещё очумелый у смерти в объятьях.Дымились и тлели часовни останки.Валялось разбитое миной распятье.На улице насмерть испуганной, узкойСтарушка меня обняла, католичка,И польского помесь с литовским и русскимЗвучала для нас, для солдат, непривычно.Подарок старушки «жолнежу-спасителю»В ту пору смешным показался и странным:Цветной образок Иоанна Крестителя,В бою чтоб от смерти хранил и от раны.Не стал просветителем женщины старой,И молча, не веря лубочному вздору,В планшет положил я ненужный подарок.Другому я богу молился в ту пору.Устав от убийства, мечтая о мире,Средь пуль улюлюканья, минного свистаВ тот час на планшет своего командира,Слегка улыбаясь, смотрели танкисты.И снова бои. И случайно я выжил.Одни лишь увечья — ожоги и раны.И был возвеличен. И ростом стал ниже.Увы, не помог образок Иоанна.Давно никаких мне кумиров не надо.О них даже память на ниточках тонких.Давно понимаю, что я — житель ада.И вдруг захотелось увидеть иконку.Потёртый планшет, сослуживец мой старый,Ты снова раскрыт, как раскрытая рана.Я всё обыскал, всё напрасно обшарил.Но нету иконки. Но нет Иоанна.

Ноябрь 1956 г.

Разговор с моей старой фотографией

Смотришь надменно? Ладно, я выпил.Мне сладостно головокружение.Швырнул к чертям победителя вымпел,Поняв, что сижу в окружении.Выпил и сбросил обиды тонны.И легче идти. И не думать — к цели ли.Эмблемы танков на лейтенантских погонахДула мне в душу нацелили.Думаешь, что ты честнее и смелей,Если ордена на офицерском кителе?А знаешь, что значит боль костылей,Тем более — «врачи-отравители»?А что ты знаешь о подлецах,О новом фашистском воинстве,Которое, прости, не с того концаСудит о людских достоинствах?Верный наивный вояка, вольно!Другие мы. Истина ближе нам.Прости меня, мальчик, очень больноБыть без причины обиженным.Но стыдно признаться: осталось что-тоУ меня, у прожжённого, тёртого,От тебя, лейтенанта, от того, что на фотоОсени сорок четвёртого.

1962 г.

«Я весь набальзамирован войною…»

Я весь набальзамирован войною.Насквозь пропитан.Прочно.Навсегда.Рубцы и память ночью нудно ноют,А днём кружу по собственным следам.И в кабинет начальства — как в атакуТревожною ракетой на заре.И потому так мало мягких знаковВ моём полувоенном словаре.Всегда придавлен тяжестью двойною:То, что сейчас,И прошлая беда.Я весь набальзамирован войною.Насквозь пропитан.Прочно.Навсегда.

1963 г.

Фронтовые дороги

Грунтовые, булыжные — любые,Примявшие леса и зеленя,Дороги серо-голубые,Вы в прошлое уводите меня.Вы красными прочерчены в планшетах —Тем самым цветом — крови и огня.Дороги наших судеб недопетых,Вы в прошлое уводите меня.В пыли и дыме, злобою гонимы,Рвались дороги в Кенигсберг и в Прагу.Дороги были серо-голубыми,Как ленточки медали «За отвагу».

1970 г.

«Я изучал неровности Земли…»

Я изучал неровности Земли —Горизонтали на километровке.Придавленный огнём артподготовки,Я носом их пропахивал в пыли.Я пулемёт на гору поднимал.Её и налегке не одолеешь.Последний шаг. И всё. И околеешь.А всё-таки мы взяли перевал.Неровности Земли.В который разОни во мне как предостереженье,Как инструмент сверхтонкого слежения,Чтоб не сползать до уровня пролаз.И потому, что трудно так пройти,Когда «ежи» и надолбы преграды,Сводящие с пути, куда не надо,Я лишь прямые признаю пути.

1970 г.

Долгое молчание

Стихи на фронте. В огненной рекеНе я писал их — мной они писались.Выстреливалась запись в дневникеПро грязь и кровь, про боль и про усталость.Нет, дневников не вёл я на войне.Не до писаний на войне солдату.Но кто-то сочинял стихи во мнеПро каждый бой, про каждую утрату.И в мирной жизни только боль моглаВо мне всё том же стать стихов истоком.Чего же больше?Тягостная мгла.И сатана во времени жестоком.Но подлый страх, российский старожил,Преступной властью мне привитый с детства,И цензор неусыпно сторожилВ моём мозгу с осколком по соседству.В кромешной тьме, в теченье лет лихихЯ прозябал в молчании убогом.И перестали приходить стихи.Утрачено подаренное Богом.

1996 г.

«В кровавой бухгалтерии войны…»

В кровавой бухгалтерии войны,Пытаясь посчитать убитых мною,Я часть делил на тех, кто не вольныСо мною в танке жить моей войною.На повара, связистов, старшину,Ремонтников, тавотом просмолённых,На тех, кто разделял со мной войну,Кто был не дальше тыла батальона.А те, что дальше? Можно ли считать,Что их война собой, как нас, достала?Без них нельзя, конечно воевать,Нельзя, как без Сибири и Урала.Бесспорно, их задел девятый вал.Бесспорно, жертвы и в тылу бывали.Но только я солдатами считалЛишь только тех, кто лично убивали.Об этом в спорах был среди задир,Противоречье разглядев едва ли:Водитель, и башнёр, и командир,Мы тоже ведь из танка не стреляли.Я знаю, аргументы не полныНе только для дискуссии — для тоста.В кровавой бухгалтерии войныМне разобраться и сейчас непросто.

Январь 2002 г.

Медаль «60-летие Победы»

Обрастаю медалями.Их куют к юбилеям.За бои недодали мне.Обделили еврея.А сейчас удостоенный.И вопрос ведь не важен,Кто в тылу, кто был воином,Кто был трус, кто отважен.Подвиг вроде оплаченный.Почему же слезливость?То ль о юности плачу я,То ли, где справедливость?

Март 2005 г.

9 мая 2005 года

Солнце пьёт с орденов боевыхБезрассудной отваги выжимки.Чудо!Мы ещё среди живых,Старики, что нечаянно выжили.Как тогда, в сорок пятом, поллитре рад,Хоть на сердце моём окалина.Делал всё для кончины Гитлера,А помог возвеличить Сталина.

Вместо заключительного слова во время выступления в доме литераторов летом 1945 г.