Лишь мудры душа, с молитвенною дрожью
В прозренья тихий час склоняясь к их подножью,
Провидит жизни сон и явь твоих могил.
Незаметная тропинка
Чуть змеится по камням.
Пестрой ящерицы спинка
Вдруг мелькнет то здесь, то там.
Свесив веток град зеленый
По морщинистой скале,
Белизной осеребренной
Каперс льнет к седой земле.
А орел, забыв движенье
И вонзая в солнце взгляд,
Как полдневное виденье,
В синем воздухе распят.
Он молился на камне, к закату лицо обратя,
И вечерние ветры, засохшей травой шелестя,
Упадали у ног.
И прозрачный поток
Вечный лепет с молитвой сливал.
Над пустынею день умирал.
Он заплакал на камне, и взгляд уходившей зари
Золотил его слезы. Поток повторял:
Говори,
Из праха земного ты созданный сам,
Говори, говори
О страхе земли — небесам.
Где-то замирают голубые шумы
Ласкового моря в жаркой тишине.
Облака вздымились и плывут, как думы,
Золотые думы о грядущем дне.
В сердце умирают темные печали...
Что это — мгновений непрерывный звон,
Или то цикады тишину заткали
Золотым бряцаньем здесь со всех сторон?
Склон холма дымится серебром полынным,
Наклоняясь, блещут нити ковыля,
И открытым взором, страстным и невинным,
Смотрит прямо в небо знойная земля.
Вяч. Иванову
В безумный месяц март я родился на свет,
И в этой жизни мне нигде покоя нет.
И борется весна в душе моей с зимой,
И весел громкий смех, а стих печален мой.
То дьявол душу мне темнит крылом своим,
То вижу лик Отца, как смелый серафим.
- Любовь и смерть, — всегда единый мой ответ...
В безумный месяц март я родился на свет.
<1907>