Из японской поэзии - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 1
Александр Долин. Мир в капле дождя
В первой половине прошлого столетия Япония пережила свой Серебряный век, который дал миру плеяду блестящих мастеров как старых, так и новых поэтических жанров. Их творчество, почитаемое на родине наравне с бессмертной классикой Средневековья, давно вошло в сокровищницу японской культуры, но лишь сегодня начинает приоткрываться Западу.
В основе поэтики танка и хайку лежит стремление к конденсации образного мышления. Ее символ — мир, отраженный в капле, а точнее — в мириадах похожих друг на друга капель воды. Для японского поэта, унаследовавшего классическую традицию, на передний план выступает рефлективная сторона творчества — осмысление извечных законов природы. Дзэн-буддизм, адаптировавший буддийскую метафизику к земной реальности и нуждам изящных искусств, придал окончательную форму концепции Бытия художника во Вселенной. Все предшествующие поколения художников и поэтов, причастные к той же духовной традиции, стремились к постижению единого Пути в мириадах частных проявлений. Каждое произведение искусства — стихотворение, картина или абстрактная композиция из камней в саду — является очередной попыткой постижения Пути.
Несказанное, непрорисованное содержит отсылку к несказанному, к универсальной красоте, мудрости и гармонии вселенной — ко всему тому, что индивидуальное сознание, индивидуальное художественное дарование охватить не властно. Выявление сущности мира сводится к его познанию через посредство специфического художественного кода. Чем точнее передано то или иное действие, состояние, выражение при помощи минимального количества средств, чем явственнее присутствие в данном произведении Вечности и Бесконечности, тем совершеннее образ. Так возникает поэтика суггестивности, нашедшая оптимальное выражение в танка и хайку.
Символика «зеркальности духа-разума», «духа как водной глади» присуща всем видам дзэнских искусств, и в новых танка и хайку XX века, освобожденных от бремени канонических ограничений, поэтика, тем не менее, строится по-прежнему на отражении «великого в малом». Высший смысл бытия, заключенный в обыденных предметах, универсальных чувствах и своеобразных индивидуальных эмоциональных откликах, определяет характерные особенности как обновленных танка, так и хайку. Не случайно великий реформатор традиционной лирики Масаока Сики считал танка и хайку двумя стволами поэзии, растущими из единого корня.
Существование поэтики намека и обертона было возможно только в стране, где уровень культуры позволял рассчитывать на всеобщее знание классического наследия, где коллективная «историческая память» народа подкреплялась разветвленными литературными и художественными реминисценциями из поколения в поколение. Новое в японской культурной традиции не отрицало старого, не перечеркивало его, но видоизменяло, дополняло и совершенствовало, наполняя порой иным социальным содержанием, приспосабливая к нуждам иного сословия, иной эпохи.
Реформа танка и хайку в начале XX века была насущной необходимостью, и никто из поэтов-традиционалистов Нового времени не остался в стороне от процесса преодоления классического канона. Многие пытались предложить свой канон взамен старого. Иные призывали снять все возможные ограничения, перейти с древнеклассического языка на разговорный и писать как пишется, не заглядывая в поэтики. Вместе с тем традиционные жанры не утратили своих лучших качеств, продолжая служить изощренным инструментом самопознания и постижения красоты природы.
На фоне активно развивающейся культуры, впитывающей всевозможные западные влияния, с ее постоянно меняющимися школами и течениями, отрицанием предшественников и утверждением новых западных кумиров, танка и хайку даже в весьма модернизированном виде предстают миллионам читателей целительным родником национальной традиции.
Впрочем немногим меньше и число любителей новой поэзии, возникшей лишь на рубеже XX века. За несколько десятилетий поэты современных форм гэндайси, восприняв лучшие достижения западной литературы, прошли долгий путь, на который европейской поэзии понадобились столетия. От поэтики романтизма и символизма одни, создавая разнообразные школы, перешли к авангардным экспериментам, другие устремились в область гуманистической лирики реалистического направления. Сегодня гэндайси успешно конкурируют с танка и хайку, пополнив золотой фонд японской классики и органично вписываясь в контекст мировой поэзии модернизма.
Поэты танка первой половины XX века[1]
Оноэ Сайсю
* * *
На утесе стоюи вижу, как волны прибоябьют о камни внизу,оставляя белую пену —зелена пучина морская…* * *
Оглянувшись назад,я вижу лишь берег пустынный.Далеко-далекопротянулись песчаные дюны —может быть, до самой столицы…* * *
И мои землякииз славного города Нара[2] —я надеюсь, поймут,как весной не знает покоя,в дальний путь устремляется сердце…* * *
На горе Касуга[3] под сенью гигантского кедрараспустились веснойи белеют цветы подбела[4] —на глазах невольные слезы…* * *
На лугу Касугацветет одинокая вишня —и, как древний поэт,предвечерней порой вещаето щемящей прелести странствий…* * *
На горе Касугатрепещут глицинии листьяна весеннем ветруи показывают изнанку —снова в путь пора собираться…* * *
Хорошо на душеоттого, что по древнему трактуя сегодня иду —пролегла дорога из Сахопрямиком к далекой столице…* * *
На зеленом лугуприближаюсь к оленю[5] без рожек,что прилег отдохнуть,и, как видно, моим приходомон ничуть не обеспокоен…* * *
Незнакомый старик —вот кем детворе деревенскойя, должно быть, кажусь.После стольких лет наконец-товозвратился в края родные…* * *
Снова вижу его,мое ненаглядное море!В доме на берегунаконец-то разоблачаюсь —городскую одежду снимаю…* * *
Я бреду по пескувсе дальше вдоль кромки прибоя —и в подошвы моито и дело впиваются крошкиот раздробленных морем ракушек…* * *
Небосвод поутруподсвечен зеленой листвою —ясный день впереди.Что ж, еще поживу, пожалуй,вот такой беззаботной жизнью…* * *
Утром берег рекиокутан недвижным туманом —и в белесых клубах,влажной моросью густо покрыты,тихо падают листья с вишен…Яити Аидзу
* * *
Ветром полоненастолица древняя Нара —высоко в небесахпод закатными облакамипламенеют ярусы пагод…* * *
В лощине меж гор,недоступной свету дневному,вдруг издалекадоносится еле слышноодинокой горлицы голос…* * *
Больше нет никого —я один меж землею и небомс бодхисатвой Каннон [6]— и ко мне, ни к кому иномуобращает она улыбку…* * *
Кто, прокравшись в ночина храмовую колокольню,в гулкий колокол бьет —если в эту пору сам Буддав забытьи пребывает сонном?..* * *
И поля, и луга —веси древнего края Ямато[7]все запечатленыв затуманенном отраженье,во всевидящем взоре Будды…Маэда Югурэ
* * *
Спичку зажгу —только тем утолю печалибесприютной души,что встречает вечер осеннийи во мглу уходит тоскливо…* * *
Вдаль уходит река,волны катят и катят в потокебез конца, без конца —и чем дольше гляжу на теченье,тем сильней любовь в моем сердце…* * *
Одиночествоза мной по пятам крадется.Из дому выйду,по улицам и переулкампобреду, фонарями подсвечен…* * *
Как далек он уже —день апрельский, когда распускалисьвешних вишен цветыи когда тебя, дорогая,я впервые назвал женою…* * *
Вверх по дюнам бреду —взглянуть на крутые утесы,что белеют вдали,озаренные ярким солнцем, —на обрывистый берег мыса…* * *
Вот в закатных лучахидет безмятежно нагаяк накатившей волнеэта девушка, разоблачившись,чтобы здесь окунуться в море…Исправительное учреждение посреди полей
Ходят по кругуарестанты один за другим,колесо вращая —вспомнилось полотно Ван Гога«Заключенные на прогулке»…* * *
Сквозь мглистый сумрак,в грудь ночи вторгаясь, летитс лязгом холоднымпо металлу металла удар —вдалеке пробили часы…* * *
Стыло мерцаетнад Фудзи в лунную ночьснег на вершине —в небесах над горой нависаетчуть заметный облачный полог…* * *
Полнолуние.Спит в колыбели дитясном безмятежным.Я смотрю на него — и в душеразливается благодать…Оплакиваю отца
Извозчичий кнутвсе нахлестывает раз за разомлошадь по спине —звук бессмысленный и ненужныйна последнем пути к погосту…Ацуси Исихара
* * *
Я вечерней поройпо улицам и переулкамбеззаботно брожу —а меж тем туман наступает,с гор на город дохнув прохладой…* * *
Ласточкино гнездопритулилось во внешней прихожейпрямо на потолке,подле толстой кровельной балкив небольшом городском рёкане[8]…* * *
Я с высокой горыспускаюсь по южному склону —в белых венчиках волн,отражая полдневное солнце,ослепительно море блещет…* * *
Я всю ночь напролетвспоминаю минувшие годыи грущу о былом,до рассвета глаз не смыкаяв отдаленном пристанище горном…* * *
У подножья горыклубится туманная дымка —и при виде еесердце полнится отчего-тостранной, необъяснимой грустью…* * *
В пору летних дождейне радует серое небо.Мы в вагоне сидими с тревогой смотрим в окошко —слишком низко нависли тучи…* * *
Сумрак вечерний.Теснятся один к одномусемь горных пиков —в эту дальнюю деревушкуя приехал проведать друга…* * *
Грустной думой объят,забрел я в тенистую рощу —там, на склоне холма,из сплетенья ветвей раздаетсягорной горлицы зов одинокий…* * *
Серый, пасмурный день.В саду голубей перекличка.Вечер уж недалек,а пока коротаем времяза неторопливой беседой…* * *
Долог, долог мой путь!Конца нет сосновому бору —и чем дальше иду,тем пронзительней это чувствоодиночества и печали…Нисимура Ёкити
* * *
Алый отсвет заритонов распустившейся розы,и в закатных лучахрацветает ирис лиловый —вот он, образ нашего мира…* * *
По тропе через луг,где вьюнок отцветает печально,одиноко бреду —но в ушах звучит, не смолкаетсмутный шум городских кварталов…* * *
Я, смешавшись с толпой,в прогулочной лодке сплавляюсьвниз по Сахо-реке.Держим путь прямиком к столице,но тоска моя не уходит…* * *
В зимний сумрачный деньна стену больничной палатылучик солнца упал —и от этого пятнышка светасразу стало тепло на сердце…* * *
Дочка зеленщикапредлагает в лавчонке клубнику —держит горстку в руках.Как мне мил в это летнее утровид знакомых рядов торговых!..* * *
На циновку леглатень от листьев павловнии[9] пышной —и ажурный узоротпечатан на старых татамив отдаленном приюте горном…* * *
Распевают сверчкиво мгле опустившейся ночи —спать давно уж порабеспокойным колосьям риса,что колышутся за калиткой…* * *
Я в сосновом боруприслушался и огляделся —что за странная тишь!И чем больше слух напрягаю,тем полней и гуще безмолвье…* * *
Все живут лишь одним —заботами о пропитаньеи более ни о чем.Мириады людей теснятся вмириадах домов-ячеек…* * *
Чуть откроешь глаза —пора впопыхах собираться,на работу идти.Ведь и впрямь сожаленья достойныбеспокойные наши души…* * *
В электричке ночнойвитающие ароматы —запах женских духов.Отчего-то стало на сердцетак невыразимо печально…Кохэй Цутида
* * *
Подошла их пора —опадают соцветия вишен.В эти вешние днитак приветливы и безмятежнысклоны гор, выходящие к морю…* * *
Поутихли в садусверчков неумолчных напевы —верно, там, за стеной,теплый летний дождь поливаетмолодую буйную зелень…* * *
Обрывавший листвус деревьев осенних на склонах,дождь на время утих —на другой стороне заливабелый снег по отрогам Фудзи…* * *
Опускается мгла,и холодом веет под вечер.Слышно, как по плетнюбарабанит ливень осенний,поливая мой палисадник…* * *
В пору летних дождейпроглянуло яркое солнце,озарило траву —и кузнечики со сверчкамивновь заводят свои напевы…* * *
В обрамленье листвы,густой, иссиня-зеленой,окропленный дождемшар гортензии смутно белеет,в глубине куста затерявшись…* * *
С гор спустился туман,надвинулся плотной стеною —из его глубиныслышно лишь, как падают каплис веток вымокших криптомерий…* * *
Зарядили дожди,осенние долгие ливни,и в саду у меняраспускаются георгины, —правда, мелкие уродились…* * *
Вдруг в разгаре зимыдень выдался ясный, погожий.Я вдоль моря брожу —и никак не могу наглядеться,по его синеве стосковавшись…* * *
Разошлись облака —и в тусклом сиянье рассветадалеко-далековидно, как на горной вершинесвежевыпавший снег белеет…* * *
На тропинке леснойсгущаются к вечеру тени.Одиноко бреду —а вокруг надрывно и горькона ветвях рыдают цикады…Поэты хайку первой половины XX века[10]
Одзаки Хосай
* * *
Входил, выходил —а цветы вьюнка у калиткиуж стали плодами…* * *
На сосновую хвоюпрямо в солнечное пятноставлю бамбуковый короб…* * *
Слушаю, как таети трескается лед —болею дома…* * *
Сёдзи задвинул —и тем одиночества грустьусугубляю…* * *
Холод крепчает.У кромки воды намелоопавших листьев…* * *
Смастерил лачугу в горах —ращу при ней хризантемы…* * *
Этой дивной лунойв одиночку полюбовался —и засыпаю…* * *
Жив и сегодня —пронзительный стрекот сверчкау белой стенки склада…* * *
Взъерошил шерстьна загривке бродячей собакиосенний ветер…* * *
Порция на одного —промываю горсточку риса…* * *
Подставляю руки —Принять в подаянье плоды…* * *
Колесо водяноеприлепилось у самой кромкигорной дороги…Накацука Иппэкиро
* * *
Чайки кричат в ночи.Прохладная женская рука…* * *
В лунном сияньерыбачьих лодокогни там и сям мерцают…* * *
В дождливую ночьаромат хорошей сигары.Женщина прикрывает грудь…* * *
Весенней ночьюв комнате выпил воды,не пролив ни капли…* * *
Среди горсветлые воды струятся —вешняя река…* * *
На вишне зимойв прозрачном воздухе вижунабухшие бутоны…* * *
Меж деревьями в солнечном свете —цветок горечавки…* * *
С ложа болезнивижу там, вдали,синеву зимнего моря…* * *
Дом, где хочу умереть:во дворе чтоб росла хурмаи луг виднелся цветущий…* * *
Ветер весеннийналетает, как в первый деньмоей болезни…* * *
Стало ясно, когда умру —когда на кустиках чаяраспустятся цветы…Хара Сэкитэй
* * *
Высоко в горахклонятся цветы под ветром —особенно ромашки…* * *
Тени от цветов —наступил на их смешенье.Луна над обрывом…* * *
Осенний денек.По мосту через ущельепереходит кошка…* * *
Под сенью горыдаже птиц водяных не видно —темная глубь…* * *
На исходе весныдождливая ночь в ущельесменилась светом…* * *
К самой двери купальнииз лощины он накатил —туманный сумрак…* * *
И в такую высьвзлетела бабочка снизу!Глубина ущелья…* * *
Эти краски гор!В ведерке моем так и плещетпойманная форель…* * *
В осеннее небоупирается горный пик —будто совсем рядом!..* * *
Мать на ложе болезни — осенний засохший лугвиден сквозь сёдзи…* * *
Головы задрав,гуси из травы глядяттуда, на солнце…Хино Содзё
* * *
Сливы белый цветв лучах заходящего солнца —людей голоса…* * *
Весенняя ночь —непорочную девицув жены я беру…* * *
Вешний светильнику изголовья постелижена погасила…* * *
Аромат этих розв нашу первую ночь —понемногу светает…* * *
Весь долгий деньтак с тобой и проведем,рук не разнимая…* * *
Вышла из ванной —так мне мило ее естество.Весенний полдень…* * *
В аппетитноститостов, поданных на завтрак,некое бесстыдство…Сугита Хисадзё
* * *
Над цветами вьюнкалетучие муравьикружат в полумраке…* * *
Тень моего зонта —как на темном кругу белеютэти ромашки!* * *
Как хочет поетгорная кукушка,рассыпая эхо…* * *
Ставила в вазу пион —и вотс ужином припозднилась…* * *
Дождик полилна поля, где землютолько что вскопали…* * *
Дзамбоа[11] в цвету —это май принес собойсиянье солнца…* * *
Над вершинамиэхом прокатился звонкийжуравлиный клич…* * *
В колокол бью,озарена луною —гулкий отголосок…Кавабата Бося
* * *
В прозрачной росе —всего и конец, и начало —отблески зари…* * *
Радует глазхурма шарами на ветках —где красный, где желтый…* * *
Короткий день,озаренный долгим багрянцемзимнего солнца…* * *
Зимние дожди —к миске рисовой каши добавлюмаринованной сливы…[12]* * *
Зимние дожди —как свирель, в огне напеваютколенца бамбука…[13]* * *
Зимняя лунапроплывает в холодном небе —так одинока…* * *
Брезжит рассвет.На складской стене вся промерзластайка воробьев…* * *
Воз редьки тяжел!Морда лошади — лик бодхисатвы,слезы на глазах…* * *
Холод ранней весной —в глубине бамбуковой рощиводопад замерзший…* * *
Редька цветет.Утащив колокольчик,играет черная кошка…* * *
Над чащей леснойв синеве бескрайнего небабабочки вьются…* * *
Одна бабочка —ей достанется вся лазурьнад снежным пиком…* * *
Цветущий пион —два цветка склонились друг к другу,влекомы ветром…* * *
Под ветром осенниммои легкие —словно флажолет…* * *
Изголовье — что камень.Уж не цикада ли я?Все пою, заливаясь слезами…Мацумото Такаси
* * *
Цветок нарцисса —древним бронзовым зерцаломраскрывается венчик…* * *
Как дар бесценныйприемлю осенних днейвешнюю ясность…* * *
Все ветви грушна деревянных подпоркахусыпаны цветами…* * *
Как красивы следыотступившей волны прибоя —яркие ракушки!..* * *
Бутоны цветовна ветках уже набухли —прямо в небесах…* * *
День кончины Сайгё[14] —и не хочется никудавыходить из дома…* * *
На посох присев,серебристым теплым сияньембабочка лучится…* * *
Одуванчики —большие шары так похожина облачка в небе…* * *
Устали цвести —и легли отдохнуть немногожелтые нарциссы…* * *
Иду, погруженв несмолкаемый рокот ливня —свежая зелень…* * *
Прижался лицомк стеклянной двери веранды —дождь в лунных бликах…* * *
Дон-диги-дон —звенит ветряной колокольчик [15]под осенним ветром…* * *
Кончается год.Оглянувшись назад, итожувсе свои хайку…Сайто Санки
* * *
Хиросима —сосна в вечерних теняхумирает стоя…* * *
Хиросима —увидел яблокии дышать стало легче…* * *
Лотосы после зимы —пришла пора им встрепенуться,и все встрепенулись…* * *
Осенний сумрак —вот и скелет большой рыбыморе смыло волной…* * *
Клюем понемногу —человек с вырезанным желудкоми воробьишко зимой…* * *
Какое лицо!Упавшее пугало в поле…* * *
Люди так далеки —а близко лишь вешний месяцда кончина моя…Маэда Фура
* * *
Верещанье цикад.Со мною чай распиваеттень моя на стене…* * *
Плакучая ива —а за ней идет почтальонс утренней почтой…* * *
Холода весной.Постелю сегодня в два слояМедвежьи шкуры…* * *
Бушует буран —то появится, то исчезнетодинокий путник…* * *
Пришел напиться —а колодец весь укрытбелесой дымкой…* * *
В просторах небеслуна весенняя светит —тени деревьев…* * *
Только и всего —пара томиков стихов,свеча вешней ночью…* * *
Близится рассвет —запевают на поляхпеснь свою лягушки…[16]* * *
На узкой троперядом с крупом рабочей клячи —цветок фиалки…* * *
Белых камелийпросвечивают цветыв зарослях бамбука…* * *
Возле лачугикожу сменила змеяпосреди полей…* * *
Летят с высотысоловьиные звонкие трелимеж криптомерий…Фукио Сиба
* * *
Белые гребни,накрытые пеленой, —туман над морем…* * *
Храм в горной глуши —над камнем надгробным навислицветущие ветви…* * *
Люди вошли,за собой у ворот оставивпозднюю весну…* * *
Остатки снега —но уж ветки яблонь в садуполны цветами…* * *
Мостик дощатый —отраженье поздней весныв водах потока…По дороге от храма Тюдзэн-дзи к «Полю боя»[17]
Туман на горах.Дух медовый плывет над лугом —ирисы в цвету…* * *
Собираю хворост.Только веточка хрустнет поройв тиши осенней…* * *
Осенняя ночь.Как картина, на перегородке —черные тени…* * *
Роса поутруна траве обратилась в инейвдоль горной тропки…* * *
Ветер подул —и вот уже летней жарынет и в помине…* * *
Стреляю уток —Какой ароматный дух вплавнях прибрежных!..* * *
Зеленый склон.Вешний цвет растеряли клены —остались листья…Поэты гэндайси
Котаро Такамура
К г-же N.
О, как больно мне думать о твоем уходе!Словно плод, созревший еще до поры цветенья,словно семя, проросшее, еще не упав в землю,словно лето, что вдруг сменилось весною,Вопреки рассудку, вопреки законам природы.О, пожалуйста, не уходи, не надо!Этот будущий муж, отштампованный по трафарету,И ты, с твоим почерком в завитушках…Я готов заплакать при одной мыслио тебе, робкой, как птичка,о тебе, что своенравнее вихря.О, пожалуйста, не уходи, не надо!Как могла ты задешево продаться,если можно так назвать твой поступок?Как могла из Единственной и Несравненнойстать одной из десятков тысяч подобных,что достанутся за бесценоккакому-то мужчине?!О бесчестье, позор!Будто полотно Тицианас молотка ушло в «веселый квартал» Цурумаки.Опечален ли я? Скорблю ли?Я как будто смотрю на глоксинию в вазе,на огромный прекрасный цветок, что ты подарила —и цветок на глазах у меня увядает, блекнет.Так и ты увянешь, меня покинув.Я как будто бы слежу за птицей в небе,провожая ее скорбным взглядом.О, какое мучительное чувство крушенья!Будто рухнула волна, об утес разбившись.Это чувство — не то, что зовут любовью.О святая Мария!Оно иное! Иное…Я не знаю, что это, я не знаю…О, как больно мне думать о твоем уходе!Как ужасно представить, что ты выйдешь замуж,будешь выполнять прихоти какого-то мужчины!..Марс виднеется в небе
Марс виднеется в небе.Что дано мне свершить?Вновь тот самый вопрос, на который не знаю ответа.Впрочем, разве это столь важно?Да нет, должно быть, не важно.Надо лишь подождать, набраться силыи покончить со слабостью, что порождает вопросы.Что хорошего в жизни, если все наперед в ней знаешь?Надо жить, припадая к чистым истокам —в чистоте правда…Освежить бытие,поднять голову к небосводу —вон она, сияет над спящими домами,над темным холмом Комагомэ.Как же хороша эта красная планета!Марс виднеется в небе.Студеный ветер шуршитстручками гледичии [18]на ветках.Бешено мечется собака в течке.Я ступаю по осенним листьям,миную кустарник, миную скалы.Марс виднеется в небе.Я не знаю,что следует делать человеку.Я не знаю,к чему он должен стремиться.Но, мне кажется,человек должен быть един с Природой.О, я чувствую:человек велик, ибо в нем космос,пустота Вселенной.Потрясающе!Быть Небытием мира.Но Вселенная расширяется — и Пустота убывает…Марс виднеется в небе.За ним — темная бездна.Мириады далеких миров светятся в пространстве.Я, в отличие от средневековых пиитов,там не вижу ангелов, разливающих сиянье, —лишь пытаюсь уловитьмогучие потоки эфира.И такой, как он есть,мир поистине прекрасен!Красота неведомого все плотнееокружает меня, окутывает, сжимает.Марс виднеется в небе.Сливовая наливка[19]
Бутыль сливовой наливки,что осталась от покойной Тиэко, —вобравшая лучи света десятилетняя густая настойка.В чашечке играет, переливается янтарная влага.«Вот когда-нибудь ранней весной в холодную полночьты нальешь себе стопку и выпьешь», — так она сказала.И теперь я вспоминаю о ней, моей Тиэко.Постепенно теряя рассудок, уже наверное зная,что впереди ожидает лишь темная бездна,Тиэко все вокруг тщательно приводила в порядок…Семь лет безумья — и вот ее нет на свете.Я сижу на кухне и потихоньку смакуюэту терпкую душистую сладость сливовой наливки.Дальний рев прибоя меня не тревожит.Для того, кто итожит жизнь, внешний мир не важен.Вот и ветер в ночи как будто бы затихает…Кавадзи Рюко
Горящие книги[20]
Куда исчезло вчерашнее пламя?Куда подевался вчерашний город?На рассвете из мглы проступаютнезнакомые пейзажи.Обугленные столбы — остов моего дома,замерший в могильной скорби.Поседевшие струны пианиновперемешку с покореженными кусками железа.Рухнувшая печная труба словно встала на колени.Рядом с ней все еще пылаютв разверзшейся дьявольской пастикниги на полках.Книги горели всю ночь,вздымая языки пламени к небу.О, что же стало со всем этим сонмом слов?!С бесчисленными мыслями,что взлетают ворохами искр в воздухи опадают хлопьями пепла?!Книги все еще горят,уподобляясь то распустившимся розам,то разгневанным демонам.Прогорая, они обращаются в белесую золу, в пепел,который, кажется, все еще дышит.В этом пепле скорбные песни,слова, что хочет донести не угасшее пламяиз мертвого вчера в длящееся сегодня —для той новой любви, которой дано зародиться…Сакутаро Хагивара
Глядя на крону зеленого дерева
На задворках в бедном безрадостном кварталерастет хилое, тонкое деревце.Я взыскую любви.Ищу девушку, несчастную душою, что меня полюбит.Вижу руки ее,что колышутся сейчас в зеленой древесной кроне.Там, в вышине,исходя нежностью, они дрожат от страстив жажде снискать мое ответное чувство.Я прошу подаянья на отдаленной дороге.Сердце мое, изголодавшись,отдает сгнившей крапивой и тухлым мясом,источая слезы.Сердце, взыскующее любви, безнадежно устало.Долгое одиночество тому виною.Это щемящее чувство, бескрайнее, как море.В кроне хилого деревца,выросшего на скудной почве у обочины,мелкие листочки на ветру трепещут.Смотрю на море
Здесь на берегу трава не растет.Какой же печальный берег!Когда смотришь на волны,кажется, что одна накрывает другую.Белая вечерняя луна словно плывет меж волнами.Я смотрю на сосны в безлюдных дюнах,смотрю на птиц в небе, на корабли в море.Долго-долго лежу, раскинув руки и ноги.Взглядом пытаясь отыскать тень ушедшего счастья,в даль морскую смотрюпо сколько ни зови, оно уже не вернется.Унылый праздник любования цветами
Издали повеял печальный аромат вишни.Образуя сплошной покров, распростерлись ветви.Ослепительно сияет над ними солнце.Я живу в дальней комнате дома,где окна плотно закрыты.Каждый день ем овощи, рыбу, утятину, яйца.Только, кажется, мясо и яйца слегка протухли —или все-таки это дух от цветущих вишен?Этот пряный дух лепестков, слегка сопревших…Люди в этот час надевают шляпы,выходят гулять на солнце.Где-то там солнце ярко светит.Я же так и сижу один в темной комнатушке,устремляясь в думах к той пышной цветущей вишне,к тем юнцам и девицам, что резвятся в горах и долах.Ах, не там ли то, что зовется счастливой жизнью?Ах, не там ли лучатся радостью лица?!Там, под сенью вишен в цвету, наверно,девушки танцуют.Там, должно быть, мелькают в танце белые руки и ноги,рукава одежд плывут по воздуху плавно,там и сям звучат напевы, порой сливаясь.Это пенье на празднике цветов — как свирель из вишни,приглушенно звучит, навевая беспредельное унынье.Прямо к сердцу подкатывают, набухают слезы.Но какой же жизни взыскует мое слабосильное сердцев этой комнате, где плотно затворены окна,и на что устремлен мой взор? О чем проливаю слезы?Из того прекрасного мира, где цветы повсюду,аромат лепестков лежалых веет тоскою,и уныньем сквозит напев вишневой свирели.Путь
Не спрашивай у меня, кто я.Имя — не более, чем имя.Я у Лаоцзы [21]кое-что усвоил.Поэты гэндайсиЛаоцзы сказал, что мир есть хаос,эта явь — всего лишь наважденье.Я присутствую, но меня нет с вами.Меня нет, но я существую…Сидзуо Ито
Смотрю на луч маяка
В темном море блуждает зеленоватый луч маяка.Как ласково, нежноон мерцает и плещетсявсю ночь напролет на водной глади.Он входит в мою ночь,привнося новый смыслв мои печали и желанья,о которых не рассказать словами.О печали и желанья! Эта нежностьв ночи, где все так бесплотно!В моей ночивсю ночь напролетблуждает луч маяка зеленый.Сверчки в саду
Я вернулся домой.Сверчки верещали близ дома.Собираясь писать стихи,достал бумагу,вывел несколько строк и остановился.Вдруг подумалосьобо всей прожитой жизни.Голова закружилась,нахлынуло странное чувство.Сверчки верещали…
Произведения поэтов танка приводятся по книге Собрание современных танка // Большая серия современной японской литературы. Т. 94. — Токио: Тикума сёбо. — 1973. (Здесь и далее — прим. перев.)
Нара — столица японского государства в VIII в., и по сей день в городе сохранилось множество храмов.
Гора Касуга — невысокая гора в пределах древней столицы Нара.
Подбел (Andromeda) — род вечнозелёных кустарничков семейства вересковых. Цветет белыми цветами.
При крупнейшем синтоистском храме Касуга-тайся в г. Нара живут священные олени, которые свободно разгуливают по окрестностям
Бодхисатва Каннон — божество милосердия в буддийском пантеоне.
Край Ямато — фигуральное название древней Японии, связанное с названием центральной провинции Ямато.
Рёкан — постоялый двор или маленькая гостиница японского типа.
Павловния (Paulownia), или Адамово дерево — быстрорастущее субтропическое дерево высотой до 15 м. Получило название по отчеству дочери императора Павла I, красавицы Анны Павловны (1795–1865).
Произведения поэтов хайку приводятся по книге: Собрание современных хайку // Большая серия современной японской литературы. Т. 95. — Токио: Тикума сёбо, 1973
Дзамбоа — дерево из породы цитрусовых с огромными плодами, напоминающими помело.
Маринованная слива — излюбленная приправа японской кухни.
Коленца бамбука «музыкально» потрескивают в огне.
Сайгё — великий японский поэт танка XII в.
Колокольчик-фурин с полоской бумаги, которая колышется от дуновения ветра, вызывая мелодичный звон.
Кваканье лягушек весной на заливных полях в Японии исторически воспринималось как мелодичное пение.
«Поле боя» — название живописного луга в гористой части национального парка Никко, поросшего буроватой травой, цветом напоминающей запекшуюся кровь.
Гледичия обыкновенная — дерево высотой 25–45 м с плодами в виде бобов в стручках длиной до 40 см.
Стихотворение из сборника «Книга Тиэко» посвящено безвременно ушедшей жене поэта, художнице Тиэко Наганума, которая много лет страдала тяжелым душевным расстройством.
Стихотворение навеяно впечатлениями от страшного пожара в Токио после Великого землетрясения 1923 г.
Лаоцзы (VI в. до н. э.) — великий философ, автор книги «Даодэ-цзин» («О Пути и его манифестации»), ставшей Священным писанием даосизма.