В дверь тихо постучали. Миель вздрогнула от неожиданности, вскинулась, непонимающе смотря по сторонам. Голова болела, перед глазами все еще стояли слова на древнем языке. Выдохнув, Миель потерла переносицу, пытаясь унять головную боль.
Вновь стук.
Миель закрыла книгу, оставляя между страниц закладку и положила на нее учебник по экономике.
− Входите.
Гость будто только этого и ждал. Дверь открылась и в библиотеку вошла Лукреция с подносом, на которой стоял небольшой чайник и чашечка с блюдцем. Она спокойно подошла и поставила поднос на журнальный стол, рядом с которым стоял двухместный диван и кресло. Обычно это место использовалось для обсуждений важных вопросов или дискуссий. Миель сидела за письменным столом рядом с большим окном, где читала учебники и делала записи в свитках.
Поняв, что кроме Лукреции никто не пришел, Миель достала книгу из-под учебника и открыла на нужной странице. Тихо поблагодарила, когда рядом поставили чашечку с зеленым, ароматным чаем.
− Скоро будет обед, госпожа.
Миель посмотрела на горничную, нахмурилась, пытаясь понять смысл ее слов. Кивнула в знак того, что услышала и продолжила чтение.
Лукреция из библиотеки больше не уходила, лишь время от времени подливала чай и стояла у дверей. Пока она была там, никто в библиотеку без разрешения не войдет. Это Миель было только на руку, ведь незваных гостей ей не нужно.
Об обеде она не волновалась. Перед выходом Лукреция ее предупредит вновь и тогда Миель соберется, спрячет книги и выйдет из библиотеки. Сегодня у нее уже были уроки и после обеда ей останется лишь занятие с дворецким, который медленно вводил ее в курс дела. Тетушка в последнее время чувствовала себя неважно и работала из спальни. Однако и она многого в силу состояния не могла решить, поэтому простые дела по контролю жизни в доме поручали ей.
Миель вздохнула, закрывая глаза руками. Это ужасно. С приходом зимы состоянии тетушки стало хуже, из-за чего она редко выходила из спальни. Миель приходила к ней каждый день после обеда и держала за руку, смотря с беспокойством. Задавала один и тот же вопрос и получала одинаковый ответ. Даже в постели тетушка выглядела строгой, не улыбалась, под глазами залегли тени и волосы не такие ухоженные, как раньше.
В дверь вновь постучали. Миель напряглась, положила между страницами закладку и спрятала книгу под учебником по экономике. Успела вовремя, потому что дверь приоткрылась и в библиотеку заглянула сестренка Катарина.
− Миель, пора обедать, − сказала сестренка Катарина и вошла в библиотеку. Нахмурилась, когда увидела на столе учебники. — Ты слишком много учишься.
Смотря на сестренку Катарину, Миель широко улыбнулась и встала из-за стола. Поправила пышную юбку с россыпью жемчужин на голубом шелке, подошла к сестренке и взяла ее за руку.
− Пошли кушать. Я голодная, − радостно сказала Миель и свободной рукой погладила себя по животу. Сестренка Катарина лишь покачала головой, сжала ее руку в ответ и пошла в столовую.
Голова у Миель болела не только от количества информации, которую она читала на древнем языке. Но и от высокой прически с множеством железных шпилек, которые царапали кожу головы. Больно. Шпильки постоянно напоминали о себе тупой болью в голове. Однако Миель старательно игнорировала это, ведь она должна выглядеть безупречно.
В столовой светло и тихо. Место во главе стола пустовало — тетушка обедала в спальне, еды не много ведь их всего двое. Миель не знала точно, что произошло с нянюшкой сестренки Катарины, но ее уже некоторое время никто не мог найти. Она приехала с наступлением зимы и привезла нескольких учителей, которые занимались с Катариной. Привезла нянюшка и письмо от старшего брата, где тот высказывал свое недовольство.
Нянюшка сестренки Катарины пропала не так давно, чуть позже христианского Рождества. Рождество они не праздновали, но старший брат прислал письмо со скупым поздравлением. После этого нянюшка пропала. Сестренка Катарина сказала, что та уехала обратно в особняк по делам, но кареты не пропадали и лошадей меньше не становилось.
Больше этот вопрос Миель не поднимала.
Она ела медленно, пытаясь очистить разум. От большого количества мыслей было тошно. Миель учила этикет, историю и экономику, в тайне ото всех читала книги на древнем языке, вышивала и играла на арфе, из-за которой потом долго болели подушечки пальцев. К этому прибавились занятия с дворецким и решение вопросов дома.
Устала.
Миель устала от этого.
− Ты в последнее время очень занята. Уверена, что сможешь потянуть это? Тебе всего двенадцать, − неуверенно и с долей волнения спросила сестренка Катарина. Миель смотрела на нее, видела вопрос в глазах и почему-то нервозность. Будто ее что-то беспокоило, невысказанный вопрос, природу которого Миель не знала.
Она едва не нахмурилась, но сдержалась, лишь улыбнулась благодарно. Лезть в голову сестренки опасно, да и проблем Миель пока не видела. Можно подождать.
− Все хорошо, спасибо за заботу, сестренка. Мне нужно заниматься, чтобы стать хорошей женой и не выглядеть глупо во время дебюта, − все еще улыбаясь ответила она. Посмотрела вопросительно. — Но сестренка Катарина, ты так давно живешь со мной. Не будет проблем, что ты не посещаешь чаепития?
Сестренка Катарина достигла брачного возраста и уже должна была войти в высшее общество. Наверняка старший брат строил на нее планы и сейчас злился. Потому что сестренка красивая, воспитанная и ее можно выдать замуж не только за выгодного семье мужчину, но и за хорошего.
На ее слова сестренка Катарина фыркнула и нахмурилась недовольно. Похоже ей не нравилась мысль о возвращении домой и посещении чаепитий. Миель порой казалось, что у сестренки уже был возлюбленный, но она о нем не рассказывала. Может, она была права или, наоборот, ошибалась. Ей на самом деле это не так важно. Главное, чтобы у семьи не было неприятностей.
− Я попросила через няню передать весть о том, что уехала к сестре поправить здоровье. Если у меня проблемы со здоровьем, то как я могу посещать балы и чаепития?
В ее словах была доля истины. Особенно для людей, которые не знали, что происходило. Сестренка Катарина не выглядела больной или уставшей. Нет. Она пряталась от брата и еще кого-то, скорее всего лечила сердечные раны, потому что Миель не раз видела, как в небольшом саду сестренка прикасалась к розам и плакала. В такие моменты ее предположение о тайном возлюбленном укреплялись.
После обеда Миель сразу пошла к тетушке. Постучала в дверь и, дождавшись разрешения, вошла в большую спальню. Окна открыты и в спальне светло, на кровати сидела тетушка с волосами, перевязанными атласной лентой на затылке, с меховой шалью на плечах.
Выглядела тетушка удручающе. Казалось, за прошедший день она стала бледнее. Кривилась иногда, будто от головной боли. Тетушка сидела на постели и держала в руках документы. У окна стояло две горничные, которые чутко следили за состоянием тетушки и время от времени давали ей травяные сборы.
В спальне пахло травами, от которых болела голова и подташнивало. Однако Миель улыбнулась широко, присела в реверансе и села на стул, приставленный к постели.
− Как вы себя чувствуете, тетушка?
Миель смотрела обеспокоенно, держала холодную ладонь тетушки, пытаясь ее согреть. Ее едва не трясло от страха и всепоглощающего чувства вины. Улыбалась, показывала строгой тетушке, что все хорошо. Но хорошо и спокойно не было.
− Приемлемо, не стоит волноваться понапрасну. Уверена, скоро мне станет лучше, − сухо ответила тетушка, но руку не выдернула. Посмотрела на Миель. — Руфус хвалил тебя. Он говорит, что ты быстро схватываешь и хорошо распределяешь обязанности прислуги. Молодец. Если будешь продолжать в том же духе, эта обязанность может перейти тебе. Гордись.
− Спасибо тетушка, но для меня главное, чтобы вы были здоровы.
Тетушка не улыбнулась ей, но Миель уверена, что уголок губ все же дернулся. От этого еле заметного движения она улыбнулась радостно, подняла руку тетушки и прижалась к ней щекой. Потерлась о сухую кожу. От тетушки пахло травами и цветами, скорее всего от масла.
− Ты стала слишком сентиментальна, Миэль. Излишняя эмоциональность не красит девушку, − строго отдернула ее тетушка и забрала руку. Улыбка Миель дрогнула, но не пропала.
Она выпрямилась, положила руки на подол платья. Даже в таком состоянии тетушка оставалась строгой, сухой и верной себе. Это радовало. Это успокаивало. Миель смотрела на тетушку, чувствовала, как внутри сжирало чувство вины, но все равно улыбалась и верила в лучшее.
❦❦❦
Миель с наслаждением дернула головой, чувствуя, как волосы рассыпались по плечам. Хорошо. После длинного дня с высокой прической распущенные волосы казались райским наслаждением, о котором не раз говорили священники. Миель в христианского Бога не верила, да и не положено ей, но в детстве несколько раз с братом в церковь ходила. Потом ее забрала тетушка и поселила в этом доме, где много деревьев, растений и плющ обвивал одну из стен.
Она любила этот домик. Жизнь вдали от города и светского общества была ей на руку. Вздохнув, Миель села на кровати и откинула голову, закрыв глаза. Все уже наверняка спали. Она и сама сидела в ночной сорочке, в комнате горела лишь одна свеча. Спать совсем не хотелось. У нее болела голова. Ей было плохо и совестно. Встреча с тетушкой далась намного тяжелее, чем она предполагала.
С тихим стуком, в комнату вошла Лукреция. Она наверняка держала чашечку на блюдце с теплым молоком и медом. Миель не была маленькой, но ей до сих пор приносили теплое молоко перед сном, а потом укутывали в одеяло.
− Вы выглядите уставшей. Вам стоит сейчас же лечь спать.
Лукреция поставила на стол блюдце с чашкой и замерла. Медленно открыв глаза, Миель выпрямилась и посмотрела на нее. На свою верную Лукрецию, которая знала слишком много. Наверное, брат бы ее убил, как и тетушка. Миель держала ее рядом. Убить человека никогда не поздно. Лукреция глупой не была, получила в детстве достойное образование, поэтому знала о том, что произойдет, если о происходящем в этой комнате узнают посторонние.
− Тетушке становится хуже, − тихо сказала Миель и протянула руку. Взяла теплую чашку и горько улыбнулась. — Я все же перестаралась. Не уверена, что она когда-нибудь оправиться, − она вздохнула. — Будет счастьем, если она не сойдет с ума и не умрет раньше времени.