Сколько раз мне доводилось видеть в фильмах про Дикий Запад небольшие американские города-призраки. Да и за свою не самую спокойную прежнюю жизнь успел насмотреться на наскоро брошенные жителями поселения. Однако, окидывая взглядом Цинтер с высоты водонапорной башни, откуда открывался отличный вид на всю южную часть города, мне страстно хотелось поежиться. Ведь смотрел я не столько на оставленный населением жилой массив, сколько на самый натуральный склеп, раскинувшийся под открытым небом. Должно быть многие, очень многие жители этого городка пытались покинуть его, спасаясь от внезапно обрушившейся на их голову беды. Тогда они еще не понимали, что весь мир попал в такую же передрягу, как и их родной городок. Вот только уйти садами и задворками догадались слишком немногие. Да и то не у всех это вышло, судя по белеющим в кустах и близ заборов костякам. Основная же часть населения кинулась вон из города по главным дорогам, где слишком многие нашли свой бесславный конец. Тут и там вдоль улиц тянулись целые вереницы скелетов в истлевшей одежде, наглядно демонстрируя мне картину творившегося здесь десять лет назад ужаса.
Судя по всему, несколько сот, если не тысяч, человек успели замуроваться в местной кирхе, когда все только началось. Однако вознесение молитв Всевышнему о спасении их грешных душ не привело к желаемому результату. Овладевшие их родственниками и друзьями «бесы» никуда не исчезли. Ангелы не спустились с небес на землю, дабы покарать исчадий Ада. В общем, те неприкаянные, что ломились в местную церковь со всех сторон, чуя внутри душевных людей, так и продолжали ломиться, не смотря на оказываемое изнутри сопротивление. И ведь люди отчаянно отбивались, пуская в ход все, что имелось под рукой. Об этом факте наглядно свидетельствовало немалое число останков с пробитыми черепами устлавших весь периметр культового сооружения. А потом, то ли у них закончилась вода, то ли терпение, но уцелевший народ пошел на прорыв. И началась бойня за души, поскольку со всех сторон на них тут же набросились сотни ничего не боящихся тел.
Где-то тем, кто оказался на внешней стороне толпы, везло, и они умудрялись отбиться от налетающих на них неприкаянных. Судя по дюжине примеченных мною скелетов, из грудных клеток которых до сих пор торчали то ли вилы с лопатами, то ли просто какие-то палки, скорее всего, выломанные из убранства кирхи, мужчины старались удерживать напирающих тварей подальше от сгруппированных по центру женщин и детей. И в самом начале всеобщего забега это явно помогало, поскольку первая огромная куча костей, перемешанных в какой-то натуральный курган, была обнаружена мною метрах в ста от здания местной церкви. Именно там в толпу живых сумели влететь не знающие страха и усталости организмы, ведомые вперед лишь желанием забрать себе чужую душу. И началось то, что я уже имел возможность лицезреть ранее на лесной дороге в первый же день осознания себя в этом мире. Правда та возня в дорожной пыли всего лишь тройки тел имела на порядки меньший масштаб, нежели творившееся здесь безумие. Я словно наяву видел, как души десятками принялись перетекать из одних тел в другие и ничего не понимающие вернувшиеся тут же становились жертвами, как мгновенно начавшейся давки, так и новорожденных неприкаянных, к которым присоединялись все новые жертвы и все новые неприкаянные, стекающиеся со всех окрестностей на голоса людей. Ведь не кричать от подобной, пробирающей до мозга костей, апокалиптической жути для верующих было попросту невозможно. Да и для не верующих тоже.
Так и таял потихоньку ручеек спасающихся вплоть до самой границы городской застройки. Кому-то даже, вероятно, действительно повезло уйти. Но еще долго по всем улицам города шла драка между неприкаянными и вернувшимися за право обладать душой, пока их тела не утрачивали всякую возможность сопротивляться, а то и просто продолжать жизнедеятельность. Переломы рук, ног, челюстей, позвоночников — всего этого было в достатке у наблюдаемых мною человеческих останков. Да и значительная часть из уже виденных тут неприкаянных, имели хорошо заметные повреждения тел, вроде вывернутых под невообразимыми углами конечностей или раздробленных пальцев. Хотя, стоило признать, состояние тех, кто оказался надежно заперт в своих квартирах и оттого не растратил ресурс организма на забеги с драками, оказалось очень даже приличным. Обтянутые кожей скелеты, каковым еще совсем недавно выглядел я сам, они уж точно не напоминали. Отсюда выходило, что из-за слишком большой концентрации населения заруба в городах была куда страшнее, чем где бы то ни было. Их жители, влекомые желанием заполучить, либо же сохранить, душу, просто вынуждены были сходиться друг с другом в не прекращающихся битвах, заканчивающихся лишь с окончательной смертью их физических оболочек. И даже победителю не факт что удавалось впоследствии уцелеть, ведь врачевать его было попросту некому. Но при этом именно в городах, где-нибудь в закрытых или изолированных помещениях, могли самым лучшим образом сохраниться те, старые, неприкаянные, появившиеся в первый миг катаклизма. Что наводило меня на мысль о бесперспективности откармливания таскаемых с собой доходяг, если вместо них возможно было поставить под ружье уже физически здоровых и крепких мужиков, которых, естественно, прежде предстояло поискать по темным уголкам таких вот городков, не говоря уже о более крупных поселениях вроде той же Варшавы, раз уж куда более близкий Кенигсберг смог уцелеть как местный центр разумной жизни, а потому не представлял собой особого интереса с точки зрения обзаведения трофеями.
Вот только, сколько бы местных жителей ни погибло в те далекие времена, сколько бы ни покинуло город, оставшихся примерно полутора тысяч неприкаянных мне должно было хватить с лихвой. Дабы самому не светиться вовсе, мне пришлось продумывать грамотное устройство управляемой сети ловушек, основными элементами которой являлись, как это можно было догадаться, сами неприкаянные и закрытые на щеколды или же на засовы двери, за которыми целые группы этих существ и начали сводиться мною в боевые, хоть и совершенно неуправляемые, группы.
Определив с полдюжины домов, в которых виделось возможным на время укрыть эти эрзац засадные полки, я принялся за тяжкую и нудную работу по отлову на свою тушку этих обездушенных оболочек. Тех из них, что выглядели наиболее потрепанными и обессиленными, расставлял на манер наживки, чтобы ловцы уж точно рассмотрели их и не смогли пройти мимо. Причем расставлял отнюдь не хаотично, а, словно хлебными крошками, прокладывал ими путь к центру формируемого мною капкана в районе городской площади, откуда уже виделось возможным выдавить всех уцелевших ловцов строго на север — то есть в самую глубину придуманной мною западни. Уж очень мне не хотелось упускать хоть кого-нибудь из них, дабы впоследствии не получить на свою голову всевозможных мстителей. И так проблем имелось выше крыши, чтобы еще начинать оглядываться по сторонам чаще положенного. Так и неврастеником недолго было сделаться. А без свидетелей. Без свидетелей я просто превращался в удачливого проходимца, которому повезло нарваться на останки погибшего в результате какой-то допущенной ошибки отряда ловцов.
К моему неописуемому счастью диверсия у Феди, видать, получилась на славу, поскольку ожидаемые мною жертвы на сутки припозднились с прибытием. В результате у меня оказался в запасе целый день, который я провел в трудах и заботах. Прекрасно понимая, что находиться одновременно в разных местах у меня никак не выйдет, а перекрытие возможных путей отхода для каждой их отдельных групп ловцов должно происходить одновременно в четырех местах минимум, я принялся мастерить простенькие системы рычагов из веревок и палок.
По причине отсутствия возможности их как-либо механизировались и тем более автоматизировать, у всех у них имелся исключительно ручной привод. То бишь, кто-то должен был дернуть ручками за веревку, чтобы запоры дверей отошли в сторону и расслышавшие необычные звуки неприкаянные получили возможность всей толпой ломануться наружу из своих временных укрытий.
Ох, как же я намаялся устанавливать все эти простейшие блоки да сверлить все эти многочисленные отверстия обнаруженным на местной мельнице среди прочего инструмента ручным коловоротом. Может где-то здесь и проживал прежде плотник, что мог похвастать обладанием полноценной ручной дрели, но разыскивать его жилище или мастерскую мне было попросту некогда. И так каждую минуту ожидал появления гостей, отчего сильно нервничал. А тут еще под руку постоянно лезли все новые и новые неприкаянные приходившие ко мне на звуки тихой ругани и скрипа работающего инструмента. Меня, наверное, за всю прежнюю жизнь не касались столько людей, столько успели полапать за этот суетный день, который завершился моим возвращением в скромное временное обиталище отряда, где как раз имелись те самые руки, что могли дергать за те самые веревки.
— Ну как вы тут? Не успели заскучать без меня? — обезвредив ранее расставленных в округе неприкаянных, путем возвращения на их шеи артефактных ошейников, я ввалился в дом, обживаемый уже вторые сутки кряду моим не сильно грозным воинством. Оценив же затравленный и слегка помятый вид солдатушек и чересчур довольное выражение лица эльфийки, понял, что без откровенной дедовщины, а в данном конкретном случае — без бабовщины, здесь не обошлось. — Ого! — показательно медленно изучив взглядом каждого из «разукрашенных» бойцов, я лишь покачал головой, да задал им вопрос, от которого у Рыськи мгновенно сползла с моськи играющая все это время на ней улыбка. — А чего вы ее ночью-то не порешили за такое? — обвел я пальцем вокруг своего лица. — Винтовки у вас длинные, а с примкнутыми штыками вовсе выше вас выходят. Загнали бы ее в четыре штыка в угол, благо домик небольшой, да и закололи бы ко всем чертям.
— А так можно было? — с нескрываемым удивлением уставился на меня один их доходяг.
— А почему, собственно, нет? — пожал я плечами. — Мы же не в армии прежних времен, где за подобное вас непременно ждал бы суд и расстрел. Нынче реалии совсем другие. Что я дурак что ли, своими же руками уничтожать свою собственность в вашем лице? Убей вы ее, я бы просто повесил на вас четверых долг, равный ее рыночной стоимости, да и только. Она ведь еще большее мое имущество, нежели вы, люди, которым я обещал даровать свободу в обмен на достойную службу. И-МУ-ЩЕСТ-ВО, — для лучшего понимания по слогам проговорил я самое важное слово. — И не более того!
— Э-э-э! Э-э-э-э-э! — явно возмущенно протянула наглая Рыська, не зная, что ответить на подобное свинство. Ведь, судя по начавшим прожигать ее насквозь четырем хмурым взглядам, подставил я ее очень знатно. Но да сама виновата, кошка драная. Никто не смеет распоряжаться в моем отряде кроме меня самого.
— Вот вы все дурни, конечно, — тем временем продолжал я свою речь при этом удрученно покачивая головой. — Я же еще в первый день нашего появления в этом прекрасном жилище, объяснил всем на ее примере, — мой палец простерся в сторону напрягшейся эльфийки, — что произойдет с теми, кто уничтожит моё. Такого залетчика ждет денежный штраф, достаточный для компенсации мне всего утраченного, и ничего кроме штрафа! Вы уже столько дней ходите в вернувшихся, а мозги, судя по всему, до сих пор работать не начали. Грустно сие! Ну, а коли не можете работать своей головой, будете работать руками, — выдал своим бестолочам пришедшийся как раз к месту старый армейский принцип. А вообще очень уж удачно эти пятеро устроили тут какое-то выяснение отношений, отчего мне даже не пришлось выдумывать, за что я их собираюсь наказывать путем определения на дежурство в некоторые здания Цинтера до сих пор полнящегося неприкаянными.
Хорошо еще, что подготовленные мною в качестве мест размещения «засадных полков» дома стояли на самой границе в северной части городской застройки. Не пришлось волочь откровенно трусящих солдат через полнящиеся неприкаянными улочки и подворотни. От меня всего-то и требовалось, что проверить путь на отсутствие какого-нибудь тела, случайно забредшего к подготовленной мною позиции, а после притащить туда за шкирку обливающегося потом солдатика, который, сидя на чердаке, только и должен был, что дернуть за веревочку, как только услышит три протяжных свистка.
Вообще, покинутый город оказался целым кладезем всевозможных полезных в жизни мелочей. Чего я только не прибрал себе в карман в местном аналоге промтоварного магазина, помимо свистка! Там даже нашлись карманные часы и бензиновые зажигалки, очень сильно похожие на изделия марки «Зиппо», а также с десяток пачек пистолетных и револьверных патронов под разные системы короткоствола. И это только то, что в открытую лежало на витрине! Так что впоследствии покопаться в местных подвалах и кладовках виделось отнюдь не лишним. Но первым делом, естественно, требовалось избавиться от конкурентов и солидно пополнить штат собственных вернувшихся.
— Ага. Вот значит как. Умно, умно. — Расположившись на колокольне кирхи, внутри которой был до поры до времени схоронен мой самый главный, загонный, отряд неприкаянных, я внимательно наблюдал за пришедшими таки к городу ловцами, подмечая на будущее все их действия. А начали они свою подготовку с постройки на удалении около полукилометра от города самого настоящего вагенбурга, внутри которого и собирались проживать, видимо, вообще не доверяя брошенным жилищам, как это сделали мы. Хотя, казалось бы, зачисти дом-другой в ближайшей округе и уже на его основе формируй свое временное укрепление. Однако же нет! Они пошли своим путем, явно имея какой-то неведомый мне опыт, о чем, непременно, стоило в дальнейшем выяснить побольше. Но даже так, помимо устройства этого гуляй-города, не менее половины их личного состава принялось за самый обычный солдатский труд — копай глубже, кидай дальше, пока летит, отдыхай. В общем, взялись за рытье волчьих ям. Из чего можно было сделать вывод, что сегодня в город они уж точно не сунутся даже на предварительную разведку. Так, обойдут его вокруг, посмотрят издалека, прикинут, что к чему, да и только. Вот и оставалось мне, а также моим не сильно верным миньонам тупо сидеть и ждать.
Аж три дня эти кроты врывались вглубь того поля, на котором они обосновались, отрыв не менее двух сотен ям, глубина которых явно превышала человеческий рост. И, судя по тому, что я увидел, то были не только элементы защитного сооружения против возможной волны неприкаянных, но также они выступали самыми банальными орудиями лова. Среди расположенных в шахматном порядке ям были специально проложены тропинки, по которым наиболее шустрые и ловкие ловцы совершили с десяток пробежек, дабы привыкнуть к новой для себя местности. А после они же, переодевшись во что-то вроде прикрывающих все тело комбинезонов свободного покроя, первыми направились в сторону города.
По сути, эти гаврики стали применять ту же самую тактику, которой пользовался я сам, начав выступать в роли живой приманки. Разница между нашими подходами заключалась лишь в моей особенности, из-за которой я дожидался, пока меня схватят, чтобы после привести «улов» куда мне требовалось, а эти товарищи начинали тут же улепетывать в направлении прикрывающих их сослуживцев, заодно выводя напористых, но совершенно безмозглых, неприкаянных на заранее подготовленные волчьи ямы. И уже оттуда окончательно выуживали добычу с помощью аналога сачка для отлова бродячих собак, только не простого, а явно обладающего теми же свойствами, что и магические ошейники. Так и тягали они на протяжении всего светового дня одно обездушенное тело за другим, расчищая внешние границы города от одиночных тел, либо совсем небольших групп. Но именно это мне очень не нравилось, поскольку тем самым они начали уничтожать вытроенную мною специально для них «дорожку из хлебных крошек». Именно по этой причине уже на следующее утро с одним из ловцов приключился неприятный казус в моем лице.
Отметив, что одна из намеченных мною жертв трижды заходила в город по одному и тому же маршруту, я при свете Луны организовал на том месте простейшую ловушку. Проложив поперек дороги толстую веревку и замаскировав ее сверху всевозможным мусором, включая костяки, я провел в уже проверенный им дом пару обезвреженных ошейниками местных неприкаянных и сам засел в засаду. Ведь кто-то же должен был натягивать эту самую веревку на пути бегуна, когда он начнет героически отступать от очередного «клиента». А кто это мог сделать, если не я? Да никто! Вот и приходилось трудиться исключительно самому.
В принципе, на следующее утро все произошло ровным счетом так, как и было запланировано. Стоило тому же самому ловцу пройти мимо организованной мною засады, как я вывел из дома наружу одного из подконтрольных мне неприкаянных, завел его за угол, чтобы будущая жертва никак не могла приметить того на обратном пути, после чего сорвал с него ошейник и очень тихонько вернулся на собственную позицию.
Ну что я мог сказать, ждать мне пришлось не так уж и долго. Бегун показался в поле моего зрения уже минуты через две, ведя за собой очередной трофей, однако на сей раз его забег не удался от слова совсем. Чему, естественно, немало поспособствовал я сам. Дождавшись приближения молодого паренька к замаскированной веревке, мне только и осталось, что натянуть ту изо всех сил и после слушать, как снаружи полный отчаяния вопль сменяется звуками борьбы — это уже три тела принялись делить меж собой всего одну душу.
Чем было хорошо именно это место для организации подобной бяки, так это наличием мертвой зоны со стороны сторонних наблюдателей, что выступали также силовым прикрытием бегунов. Винтовки в их руках как бы намекали на очень большую вероятность уничтожения неприкаянного, коли у «живой наживки» случались при забеге какие-то форс-мажорные обстоятельства, вроде развязавшегося шнурка или подвернутой ноги. Вот приятно, приятно было наблюдать за работой профессионалов своего дела. Что есть, то есть! Однако, если последний крик своего товарища они еще могли как-то расслышать с расстояния в три сотни метров, то увидеть произошедшее у них уже никак не выходило. Я же, быстренько подскочив к образовавшейся куче мала, накинул на всех троих ошейники, не разбирая, кто их них вернувшийся, после чего увел все три тела обратно в дом. А то мало ли кто еще мог прибежать или же приковылять на разносившиеся по тихим улочкам города-призрака звуки борьбы.
Судя по тому, что было начавшееся в рядах моих назначенных жертв волнение, прекратилось очень быстро, подобный исход не являлся для них чем-то из ряда вон выходящим. Более того, скорее всего, выполнявшие роль наживки молодые парни находились на нижней ступени в иерархии этого отряда, отчего их временная потеря не считалась большой бедой. А то, что потерю они полагали временной, было очевидно по той простой причине, что получившему душу телу было попросту некуда деваться, кроме как выходить к ним. Вот только вряд ли этому самому телу в дальнейшем могло повезти сохранить отвоеванную душу. Ее, несомненно, впоследствии вернули бы прежнему хозяину, единственной утратой которого стала бы память. Хотя и от получения некоторых телесных повреждение ни у кого страховки не имелось. Но, судя по тому, что я уже успел узнать, в новоявленном мире вовсе успели позабыть такое понятие, как сострадание к ближнему своему. Все паразитировали на всех, как только могли. Потому даже самый печальный исход был здесь в порядке вещей и считался нормой, с учетом цены тела свеженького неприкаянного в какие-то пять рублей золотом. Тоже, конечно, финансовые потери, но не сказать, что сильно великие. Таким вот образом мне и пришлось трудиться до конца дня, что подарил мне улов аж в семь вернувшихся, которых приходилось временно распихивать по темным подвалам, выдавая им на первое время чуть-чуть сухарей. Все они, конечно, были полностью растеряны, но вид заваленных человеческими останками улиц заставлял их замолкать и начинать слушать меня очень внимательно.
На штурм же зданий города ловчие пошли, когда от первоначального десятка бегунов остался лишь последний представитель этого, практически исчезнувшего с моей посильно помощью, вида. Выряженные в полноценные закрытые доспехи, разве что выполненные не из стали, а из толстой кожи, три группы по десять человек направили свои стопы к крайним домам южной части города, с хорошо читаемым намерением начать их полную зачистку одного за другим. Видать верили, что бегуны уже привлекли бы к себе внимание больших толп неприкаянных, коли те имелись бы на границах города. Отчего и делали ныне ставку не на скорость отступления, а на неприкосновенность оголенных участков своих тел по причине неимения оных. И это было для меня проблемой! Ведь прежде я планировал вносить в их ряды смуту, подкарауливая кого-нибудь одного с целью сцеживания в себя его души и с последующим выкидыванием опустевшей живой оболочки в объятия его бывших товарищей по ремеслу. Что выглядело в моих мыслях особенно красиво, учитывая специфику сражений внутри зданий. В общем, как это часто случалось, пришлось импровизировать на ходу.
Собрав в одной из комнат дома, по направлению к которому постепенно продвигался подобный отряд кожаных латников, десяток обезвреженных ошейниками неприкаянных, я дождался, когда специально пошумевшие внизу ловцы слегка успокоятся из-за отсутствия привычной реакции их «добычи» и разобьются на пары ради ускорения проверки помещений. И только после этого начал действовать. Снимая со своих «торпед» артефактные нейтрализаторы, я принялся выпихивать их за дверь комнаты одного за другим, пока не закончился весь десяток. К этому времени по всему дому уже слышались звуки борьбы и ругань, что даже привлекли троицу дополнительных бездушных организмов из соседнего строения. Что же касалось моих действий в данной ситуации, то они, естественно, были направлены исключительно на улучшение собственного состояния. Благо доспехи ловцов оказались пошиты не из вареной кожи, а потому довольно легко вскрывались остро заточенным ножом, после чего под вскрытую защиту устремлялась моя рука.
Ну что я мог сказать по итогам уничтожения первой подобной группы? Не следовало им разделяться. Видать, слишком сильно уверовали в себя и расслабились. За что и поплатились, лишившись своих душ, которые я тут же и переливал в имеющиеся под рукой тела местных неприкаянных. Всех прочих же пришлось обезвреживать теми ошейниками, что изначально наличествовали у меня, а также кои обнаружились на поясах незадачливых ловцов, каждый из которых таскал с собой по полдесятка подобных потребных в их промысле артефактов.
На удивление мне даже не пришлось «спускать пружину» основного капкана. Менее чем за три часа, действую подобным образом, я смог полностью уничтожить все три зашедшие в город группы зачистки, после чего только и оставалось, что натравить на оставшихся внутри вагенбурга людей волну неприкаянных. Но прежде я навестил всех четырех рассаженных в засадах солдат и выцедил из них души, которые тут же, не отходя от кассы, и возвращал обратно в их тела. Уж очень не пришлась мне по душе та идея с их личным освобождением, кою меня вынудила озвучить одна ушастая провокаторша. А так, вновь очнувшись с совершенно девственной памятью, они уже не представляли былой угрозы моему благополучию. Хотя, прежде чем вновь собирать их всех вместе, требовалось провести профилактическую беседу с Рыськой, да попенять ей за вынужденное уничтожение мною воспоминаний и кое-как вновь наработанных навыков моих же будущих гвардейцев. И все это ради сохранения ее прекрасного тела от получения не предусмотренных природой дополнительных отверстий. Во всяком случае, для ее ушей предназначалась именно такая версия моих вынужденных действий. Чтобы она четко понимала, кому именно обязана своим дальнейшим спокойным существованием в отряде. А также чтобы понимала наперед, о чем можно рассуждать вслух, а о чем вовсе не следовало распускать свой язык, дабы не подрывать статус командира, то есть меня.