Когда туман к воде сползает постепенно,
И облака сидят на креслах площадей,
Я в городе сыром завидую Гогену –
Нездешности его деревьев и людей…
Ломясь из синевы, Пикассо, опалённо
Глядит, как на землю обрушилась луна,
Разъята музыка на струны и колонны,
И лампа Герники в абсент погружена…
...Сухой чертополох танцует на бумагах,
В редакциях газет – машинок чёрный лом,
А в серых зеркалах, в пустых универмагах
Красавица ольха смеётся над тряпьём…
И небо чёрное над набережной встало
Всё в белых искорках, как старое кино,
И на экран ползёт видение вокзала
Где паровоз летит в стеклянное окно.[5]
Всё на места свои вернётся непременно.
И утки на воде – как тапочки Дега...
Шуршит буксир Маркé над розоватой Сеной.
И тихо. И рассвет. И тают берега.
Эта катастрофа действительно имела место: паровоз повис, вылетев через полукруглое окно второго этажа вокзала.