В жизни Мары было совсем немного радостей.
И наркотики — одна из совсем не многих, но…
Уличная банда с широко распростертыми объятиями приняла в свои ряды дочку бывшего сержанта-морпеха.
Приняла, приласкала, прикормила, дала смысл жизнь и придала нужную перчинку в серые будни.
Конечно, "задаром" ничего не давалось, но Маре, в какой-то момент стало все равно, кто и что с ней делает.
Родители и их призывы к разуму давно и прочно игнорировались, а глобальная эйфория от безнаказанности и вседозволенности, вкупе с горячей молодой кровью и жаждой жить "на всю катушку" — дарили крылья за спиной.
Два года в банде пролетели сказочным сном.
А потом — банды не стало.
Просто — не стало и все.
Перешли ли ее друзья-приятели кому-то дорожку или что-то иное, но…
Не стало милого весельчака Гарри, которому Хью "нарисовал" любимой бритвой на лбу знак Гарри Поттера, пропал милый, вдумчивый Арни, тонкокостный и вечно словно дерганный, как марионетка.
Исчезла взбаломошная и истеричная Конни, которая меняла парней банды, как перчатки и постоянно грозилась Маре, что придет момент и она доберется и до нее.
Исчезли даже родители Мэнни, которые частенько привечали и Мару, и черного, как сама ночь Олдисса, который "вожакствовал" над своей бандой уже почти десяток лет, крепкой, черной рукой решая разногласия и приучая молодняк к порядку.
Мара потерянным духом бродила по улицам, с оторопью наблюдая, как из мест их лежек выносят черные пластиковые пакеты, пугающе маленькие и ужасающе чавкающие, за километр разящие кровью и страхом.
Вернувшись, Мара снова нагрубила родителям и…
Впервые отец рассмеялся ей в лицо!
На следующее утро за Марой приехала невзрачная черная машинка и жизнь подростка как-то внезапно превратилась в жизнь взрослого человека:
Отец и мать подписали дочь на "Экспериментальный войсковой лагерь для подростков после насилия".
В одной перемене белья, без телефона и любимого шампуня, Мара оказалась где-то у черта на Куличиках, где ее быстро взяла в оборот военная машина, с уже отработанными правилами и решениями.
Первые две недели Мара с ужасом смотрела на свой гладко выбритый череп, с тремя параллельными, уже белыми от времени, шрамами — это Хью ее так "посвятил" в банду, но тогда Маре было не страшно и не больно, тогда было весело!
А сейчас…
Она сравнивала аккуратную, нежную кожу своих соседей по казарме и пыталась понять, почему они, такие чистенькие и гладенькие, смотрят на нее умилительно-брезгливо, как на помойную кошку, спящую на мусорном баке, под палящими лучами июньского солнца.
Чем она хуже них?!
Даже черный Флэк, без мизинца на левой руке, смотрел на Мару так, словно она постоянно ходила с голой жопой, грязной и пускающей слюни…
Потом был психолог и длинные марш-броски, сперва с пустыми рюкзаками, а потом и с полными.
Потом уже никто не смотрел на Мару свысока, потому что все стали враз одинаковыми — грязными, вонючими и уставшими.
Они бегали, копали, жили в палатках, а между всем этим, постоянно чему-то учились.
Исчез Флэк, на прощание хлопнув Мару по плечу сказав, что она — свойский парень, появилась Ванда — истеричная, плачущая по ночам, сука, из-за которой весь отряд, в котором обреталась Мара, не высыпался и портил спросонок все, к чему прикасался.
Исчезла замухрышка Ольвин, сломавшая инструктору по борьбе руку и нос, когда та стала протягивать их в сторону первого размера, без лифчика.
Инструктор… Тоже исчез, но чуть позже, когда парни из трех отрядов скрутили эту озверевшую самку и, засунув в багажник ее собственного пикапа, спустили вниз с горы, прямо в болото.
В какой-то момент, глядя на свои вновь отросшие волосы, Мара остро почувствовала, что вот она — жизнь.
Вот этот, сопящий на втором ярусе странный парень, что во всеуслышание называет себя негром и плюётся на афро-американца, каждый раз, когда толерантный начальник тренировочного лагеря заводит речь о том, что надо с уважением относится ко всяким, разным…
Где-то, именно сейчас, рыжая курсантка с ужасом вспомнила потное тело Олдисса, готовящего ее к взрослой жизни собственным членом…
Кент, тот самый "негр", оказался мировым парнем, постоянно спорящим то с инструктором, то с капелланом, что каждое воскресенье читал библию, упирая все больше на то, что происходящее вокруг, без воли божьей никогда бы не случилось, а раз случилось, значит, все правильно.
Мара вспомнила молниеобразный шрам на лбу Гарри и покачала головой, пытаясь понять, как же соотнести садизм одного и мазохизм другого, в реалиях библейского учения.
Выходило плохо.
Точнее — выходило-то все как-раз хорошо, но получалось, в результате, как-то не очень.
Свое возвращение в "отчий дом", Мара запомнила плохо.
Только слезы в глазах матери, да чуть согбенную фигуру отца — вот и все, что отложилось в памяти.
Задыхаясь в своей детской, упорото-мягкой кроватке, Мара металась словно в горячке, пытаясь найти ту точку, в которой будет не так ванильно-горько, не так больно и не так пусто, словно за окном не огоньки знакомой с детства улицы, а жестокие фонарики полицейской облавы, от которой ей пришлось пару раз сбегать.
Вот только больно было не телу.
Полтора года "лагерной жизни", тяжелой и простой, как тупая лопата, убило "девочку из банды", но…
Человеком так стать и не помогло.
Мара вертела в руках новенький сотовый, рассматривала новенькую косметику на новеньком зеркальном столике и по привычке рассчитывала, что можно убрать в сторону сразу, а что пусть еще полежит.
Наконец, она взяла толстый, белоснежно-белый конверт с характерным орлом госдепартамента и вскрыла его.
Побежали перед глазами строчки, все так же не желая складываться в нечто понятное, относящееся к обычной жизни:
"… По окончании… вам… полный грант… специальности по вашему выбору… бессрочный контракт…!
Единственное, что достучалось до взведенного разума, это простая фраза "сделать выбор до 22 июля **** года"
И Мара сделала выбор.
Тем более, что государство не экономило на тех, кто отдаст свою жизнь в экспериментальной учебной программе или военной академии.
Мара вновь и вновь крутила в голове воспоминания, пытаясь расставить их хронологически, пытаясь разобраться, что же было раньше — пощечина матери, когда она впервые обкурилась или тяжелый ремень отца, отгоняющий от нее здоровенного, злобного, соседского пса.
Или этот ремень предназначался для нее?!
И пусть на "Вэст-Понт" не хватило баллов, но…
Мара сделала свой выбор.
И теперь вновь принимала последствия на собственный хребет, сожалея, что не выбрала морскую пехоту, становой хребет своего государства…
Вот только тем, к кому вновь прилетели "звезды и полосы", в этот раз было терять нечего.
А тому, кому терять нечего и останавливаться незачем.
Мара вспомнила короткую вспышку в хвосте самолета, заходящего на посадку и мир изменился из безмятежно-голубого, на тревожно-черный.
В последний момент Мара успела подхватить свой здоровенный тюк с "медициной" и все, очнулась уже в грязи, без шлема, без подаренного отцом "кольта 1911" и без аптечки, в расползающемся по шву обмундировании.
Кошмарные звери, то и дело сбивали Мару с ног, брезгливо обнюхивали и отталкивали в сторону, брезгуя не только жрать, но и вообще марать об нее когти.
Дни и ночи слились в серую, очень страшную реальность, которую не разбавило и странное, ушатанное в ноль племя, в котором даже самый сильный из мужчин отлетал на метр-полтора, стоило только двинуть ему прямым в лоб!
Несколько раз, ночью, к Маре подкатывались разные обмылки племени, с гордо стоящими веточками детородных органов и желтовато-коричневыми пеньками зубов, от запаха которых Мару тошнило и выворачивало.
И вот, эта странная пара людей, которые выглядели совсем иначе.
Высокие, вооруженные металлическим оружием, настороженные и пахнущие угрозой, надежностью и силой.
Мара лишь на мгновение сравнила две стороны и сделала шаг в сторону странной парочки, решив, что пора что-то менять снова…
Да, уж точно Мара не ожидала встретить в другом мире такого!
Полноватый и лысоватый русский, блаженно потягивал красное вино из высокого бокала, всем своим видом демонстрируя отдых от трудов праведных, а не угрозу всему живому в мире!
Вот и сорвалось с уст Мары прозаичное WTF, как гимн всему происходящему с ней, последний десяток лет!
Мужчина, услышав ее голос, помрачнел, отставил в сторону бокал и тяжело вздохнул, обращаясь на странном, тягуче-певучем языке к своей спутнице, жарящей на немалых размеров сковороде, обычную, деревенскую и прозаичную, яичницу.
Спутница, в ответ пожала плечами и, соболезнующе развела руками, мол, разбирайся сам.
Учитывая, что судя по виду, боец из мужчины был так себе, Мара решила взять сразу "быка за рога", перейдя, для начала, в словесное нападение.
Однако, мужчина лишь щелкнул пальцами и Маре стало очень некомфортно: руки мужчины окутались живыми язычками пламени, а вино в бокале почти мгновенно запарило и забурлило, закипев…
Насупившись, девушка все же решила довести начатое до конца и, путая английские и испанские ругательства, потребовала объяснений, стараясь взять "на голос".
Странная женщина, почему-то напоминающая Маре фею Динь-Динь, предостерегающе подняла вверх лопаточку, которой переворачивала на полуметрового диаметра сковороде, удивительно золотистые и ароматные, лепешки.
Мара предупреждению не вняла и сделала шаг вперед.
Вино в бокале у мужчины кипеть перестало.
Просто мгновенно замерзнув веселенькими красненькими пузыриками, по стеклу побежали стремительные росчерки ледяных узоров, которые так нравились Маре, особенно долгими вечерами на базе в Канаде, когда делать было откровенно нечего, а единственное развлечение — тренажеры — было занято другими.
А вот теперь, судя по сгущающемуся вокруг холоду, Мара представила, что ждет ее конец очень холодный, без тяжелого звука горнов и прощального салюта.
Женщина-фея что-то рявкнула, на что мужчина вытащил из кармана халата мелкую медную монетку и подбросил ее в воздух.
Монетка замерла на полпути между Марой и странной кухаркой, что пласталась на кухне, пока мужчина попивал вино и чесал свои жирные ляжки.
В общем, понятие "равноправие" в этой парочке даже не присутствовало!
На мгновение Маре пришло в голову, что не так уж был и не прав их капеллан, что называл русских "людьми наполовину", ведь это только у нормальных народов предками были Адам и Ева, а у русских…
Мара вспомнила, как в ярко освещенной палатке святой отец Люк читал им историю появления разных народов, упирая на то, что русские, совершенно точно — недолюди, ведь их матерью была сама Лилит, что отказалась от божественного пути!
Именно поэтому, считал капеллан, все русские женщины так дьявольски притягательны и обольстительны, а мужчины — сильны, ведь в них течет кровь настоящих демонов!
Сама Мара, именно сейчас задумалась, а так ли это плохо, иметь в "первоматерях" не существо, созданное из единственной кости не имеющей мозга, а горячую и живую, умеющую делать выбор и нести ответственность самой за сделанный выбор.
Ведь, если слепо верить словам религиозного работника, то получалось, что именно сейчас все женщины были НЕСВОБОДНЫ не потому, что их упорно задвигали в тень мужчины, а потому, что они просто не представляли, что есть иной выбор.
За который, правда, придется отвечать…
Монетка, покрывшись толстой ледяной коркой упала на пол и разбилась на мелкие части, словно была из тонкого стекла, а не прочного, относительно, конечно, металла.
Выяснять отношения с тем, кто может заморозить металл до хрупкости фарфора, к такому Мару психологи точно не готовили.
Тем более что феекухарка, глядя на мужчину, откровенно хохотала, уперев руки в боки и… Расправив крылья?!
"Так вот почему русских женщин так любят!" — Мару била крупная дрожь, словно от привычных 127 вольт, пропущенных от розетки, до нервных окончаний. — "Вот за что полковник бил капеллана на дружеской пьянке, когда тот снова начал свою волынку о русских демонах! Ведь у него мать — РУССКАЯ!"
Мара сделала еще два шага назад и предательское кресло "кинулось под колени".
Охнув, Мара отправилась прямиком на удобную сидушку кресла, но… Сперва опустилась копчиком аккуратно на твердый подлокотник!
Мужчина, видя "посадочное место", сочувственно и понимающе охнул!
Его крылатая спутница, издала странный звук, напоминающий всхрюк свиньи и отвернулась, но по вздрагивающим плечам Маре стало понятно, что девушка откровенно смеется над ней.
Сползя с подлокотника на сиденье, Мара тяжело вздохнула — вот ведь, реально, все демоны — русские, а все русские — точно демоны! Они даже мебель используют в своих целях, лишь бы унизить и причинить боль!
Прав был полковник, лучше держаться от них как можно дальше и максимально вежливо, иначе не знаешь, где именно ты проснешься завтра и не факт, что вообще проснешься… И не пожалеешь ли, что проснулся…
Мужчина в это время, отвесил феечке звонкий подзатыльник, раздобыл из подвесного шкафчика еще один бокал и налив из фляжки красного вина, молчком, отдал его Маре, соболезнующе вздохнув при этом.
Выдохнув, Мара сделала глоток, понимая, что если бы ее хотели убить, так убили бы давным-давно.
Удивительно, но…
Сладковато-терпкий вкус вина ей понравился.
Сделав еще глоток, Мара прислушалась к своим ощущениям.
Нет, такого вина она точно никогда не пробовала!
А на следующем глотке, бокал, отчего-то опустел, словно кто-то магически пошутил над Марой!
Рыжая даже слегка обиделась, но бокал тут же, волшебным образов вновь оказался полон, а в голове стало удивительно спокойно и беззаботно, словно и не было этого странного русского с его женщиной, не было горящих рук, да и племени, в котором она провела столько времени — тоже не было.
После третьего бокала Мара попыталась встать, чтобы получше рассмотреть полупрозрачные крылья русской феи, но коварное кресло вцепилось ей в ляжки и не отпускало до тех пор, пока она не начала с ним драться!
Кресло сдалось подозрительно быстро, но феечка, вот ведь настоящая ведьма! Уже спрятала свои крылья, а на просьбы "дать потрогать", отзывалась удивительной волной хохота и била целого военного санинструктора по протянутым рукам сперва горячей лопаткой, потом, когда лопатку отобрал этот странно улыбающийся русский, начала просто убегать и прятаться, словно от Мары можно было сбежать в запертом помещении!
И, хоть догнать феечку не удалось, зато аппетит Мара набегала просто зверский, так что тарелка яичницы и стопка пышущих жаром лепешек оказались как нельзя более кстати!
Мужчина и женщина, глядя на зверский аппетит Мары, слегка посмеиваясь, обменивались короткими фразами, но, что удивительно, ни малейшего следа угрозы в свою сторону Мара не чувствовала, наоборот, сидела за столом теплая компания, расслаблялась после долгого и напряженного пути, подшучивала друг над другом и подливала в бокалы красного вина из совершенно бездонной фляжки!
Пару раз, эта странная русская намекала американке, чтобы та запахнула халат и завязала поясок потуже, но…
Между прочим, у нее самой время от времени, халат распахивался до пояса, демонстрируя красивую грудь не меньше четверочки, с алыми ареолами и задорно точащими сосками, на которые, кстати, мужчина совсем не обращал внимания, хотя по виду больше походил на голимого натурала!
После яичницы, внезапно на столе оказались удивительные сласти и Мара и вовсе пропала, теряясь в восхитительных вкусах, которых никогда раньше не встречала.
Легкие, воздушные, намного легче взбитых сливок, а главное — намного вкуснее — сладости пачкали пальцы, которые не грех было и просто облизать, как это делал мужчина, совершенно не стесняясь.
Потом, как-то внезапно стало жарко и Мара, облизнув губы, решила, что пришла пора попробовать мужчину на вкус…