В общем, я снова сломал заклинание запрещающее перемещение в пределах нашего шаражного лазарета…
И теперь на меня откровенно говоря окрысились уже не только Марушка, которая исправно отгребает за мои побеги, хотя ее вины, как все понимают, ноль целых хрен десятых, но и Логгерз, Мудила Страшный, который Балберг, Амаль Великолепный-Многоцветный и еще трое, включая Ласкатта оМори, который, кажется, догадался кто именно автор "Дневника шаражного студиозуса".
Но догадки к делу не пришьешь, так что, так что, так что…
В общем, я снова мою посуду, в наказание, в столовке, в чем мне, не особо радостно, но помогают Синти с Марой.
И наказание это у нас, теперь, до конца моего второго года пребывания в шараге.
Синти наказали на три месяца, а Маре…
Маре сперва просто не повезло, потом стало скучно, а теперь она даже как-то втянулась в работу и не шарахается от фантастического, на ее взгляд, вида разномастных поварих, нарезальщиц и прочих кухработников, к которым теперь причислены и мы.
На самом деле, нет худа без добра — Мара присмотрела себе тут миленького мальчика и очень даже подумывает заглянуть к нему на огонек, а то так кушать хочется, что переночевать негде…
Ратси, почему-то, обходит меня седьмой дорогой, а Николь так до сих пор не вернулась со своей "поездки", что, на самом деле, меня уже не только тревожит, но и очень настораживает.
А когда я нервничаю, страдают окружающие.
И радуются наши повара, снабжая меня простой, но сытной и обильной, едой.
Так что, время от времени, когда недреманные око всей шайки, желающей спустить с меня шкуру, слегка придремывают, наша троица устраивает себе ма-а-а-а-а-аленькие пикнички…
На природе шараги — все честно! — или на крыше моей общаги, или на крыше общаги феечек, которые пожрать тоже горазды ого-го-го!
Технически, никаких запретов мы не нарушаем, природу не замусориваем, драки и секс — исключительно по обоюдному желанию обеих сторон, алкоголь рекой не льется, в общем — все культурно и цивильно.
А что Партыш сломал нос Амалю, так это совершенно точно я ни при чем — Партыш был трезвым и просто приходил в себя, после новостей от родителей, все-таки узнавших, что их внученька связалась с хуманидом и что внуков придется подождать еще эдак лет сто…
Хорошо что они это не узнали, когда мы были рядом, в Уальтинге!
Я заметил, что третья, левая металлическая вихотка с какого-то перепугу отчаянно норовит устроить себе выходной, за счет более работящих товарок.
Пришлось обращать на нее внимание, грозить пальцем и напоминать, что она и так в штрафах, по самое не балуй!
Хотя, как по мне, так место этой драной мочалки давным-давно на помойке, но, увы, кто же заботится о наказуемых?!
Так что, пришлось и самому включаться в работу, вооружившись тряпкой и моющим средством.
Глядя на Мару, я ей даже в чем-то завидовал, настолько она отрешенно терла, шоркала и драила всю, попадающуюся ей под руку посуду, что мое ранимое сердце кровью обливалось и замирало…
А Мара шоркала, драила и даже чему-то улыбалась…
Надеюсь, она там не детективные книжки в уме придумывает, а то не хватало на мою многострадальную голову второй Агаты Кристи…
— За хлебом пригляди! — Ткнул меня под локоть мелкий поваренок, с сожалением разглядывая здоровенный поднос, который ему придется тащить в одиночку почти через всю шарагу, в маленький домик Амбруасса Садиля Морского, вернувшегося из краткосрочного отпуска несколько душевно не здоровым и оттого требующим, чтобы еду ему приносили без помощи магии!
Сперва он даже попытался было потребовать, чтобы ему и готовили, "без магии", но оставшись дважды голодным, решил, что война-войной, а обед по расписанию!
Поваренок, поправив белоснежные нарукавники, украдкой спер с разноса булочку, спитонил ее в один глоток и, широко улыбнувшись, подхватил синевато-зеленое произведение искусства, созданное по эльфийским эскизам, воодрузил себе на голову и маленьким торпедным катером двинулся к выходу, время от времени покрикивая совершенно наивное и милое:
"Дорогу, дорогу, дорогу… Бля!"
Нда-а-а-а и я его прекрасно понимал!
Не смотря на то, что студней изрядно поубавилось, в связи с каникулами, тем не менее, поток голодных пожранцев, готовых сожрать и сами столы, вместе с поварами, никак не ослабевал.
Не так давно, например, вернулись со стажировки седьмой и восьмой курсы.
Вернулись не целыми и не в полном составе, отощавшими и сильно-сильно-сильно злыми.
Девять групп, неделю подряд отжирались, поминали и бухали, как не в себя, заполняя нашу строгую, чинно-белую с розовато-синими колоннами столовую криками, воспоминаниями, выбитыми зубами и нитками от порванных мантий.
Думаю, Николь будет не очень довольна, когда узнает, что из девяти групп, в миры прохождения стажировки попало всего две, кстати, они же и понесли самые тяжелые потери, лишившись половины своего состава…
Остальным повезло чуть больше — две группы, вернувшиеся без своих представительниц слабого пола, нажаловались Балбергу и тот, теперь, ходит очень довольным, набряцавшись оружием вдоволь.
Хотя, собственными ушами слышал, как пара спасенных девиц "спасаться" совсем не хотели, но там уже все без выбора, как говорится.
По наитию развернулся в сторону нашей "Аццкой духовки", занимающей метров семь дальней стены и принюхался.
Пахло свежим хлебом…
Да, вот так я и развлекаюсь, блин, то посуду мою, то хлеб из печи тягаю!
Это хорошо, что в этом мире хлеб не в формах делают, а то подрабатывал я на хлебзаводе в годы бурной юности, там за смену этих чугуняк так наворочаешься, что любая мысль о сексе кажется издевательством, граничащим с безумием!
Ну, это я поперву так думал, а потом ничего, крепкий оргазм подстроился, пообтесался, отожрался на горяченьком и показал своему владельцу, что он еще ого-го-го! Организм, организм, организм!
Доставая крепкие, пышущие жаром караваи из печи прислушивался к бурчанию в животе, напоминающему о том, что сколько не ешь, а горячая горбушка с сахаром, со сметаной или просто — горячая! — у некоторых личностей вызывает усиленное слюноотделение…
Последний каравай, хрустнув, честно разделился на троих.
"Тетя Люба", вместо того, чтобы как обычно одернуть нас зычным воплем: "Пекаря! Горячий хлеб не жрать!", расщедрилась на три стакана свежего молока, два из которых достались Маре.
Учитывая, что краюха была примерно на килограмм живого веса, работать после нее как-то совсем расхотелось, но…
"Если штрафник не начистит кастрюлю, ему начистят морду"!
От тепла и уюта в животике, от монотонной работы и горячей воды, глаза стали сами по себе закрываться…
И судя по грохоту и всплеску, не только у меня.
Придремавшая фейичка нафейкнулась фейсом об мойку…
Хихикающие "поварешки" дружно посвистели, намекая, что такое в их истории далеко не первый случай.
"Тетя Люба", глядя на нашу осоловелую троицу покачала головой и махнула рукой, мол, "валите отседова, нечего травматизьму подымать на ровном месте"…
Ну, мы и свалили…
— Как-то меня разморило… — Пожаловалась Синти, отчаянно зевая и протирая глаза. — Словно по голове пыльным мешком со снотворным врезали!
— Ага, — вяло согласился я, чувствуя почти такое же состояние. — Может, чего с хлебом не так?!
— Жрать надо меньше… — Хихикнула Мара, демонстрируя отличное настроение и просто омерзительную бодрость.
Убил бы чесслово!
Но, увы…
"Тройственный союз" состоящий из Мадам, Логгерза и Тети Любы, признал Мару "исключительным уникумом", требующим всестороннего изучения и охраны от всевозможных проблем.
Так что, если мы с Синти теперь куда-нибудь намылимся и возьмем с собой Мару, то это будет не "проступок", а "уголовно наказуемое деяние", со всеми втекающими и вытекающими…
А если не возьмем, то…
Даже и не знаю, но почему-то я сильно "прирос" к этой рыжей лисе, словно к младшей сестренке, язве и выдерге, но язве и выдерге — своей, кровной.
Прогуливаясь по вечерним тропинкам шараги, наслаждаясь выкатывающимися на небосклон звездочками и любуясь легким танцем живых осветительных фонарей, наша троица незаметно для себя добралась до непонятно откуда взявшегося озерца, идеально круглого, с белоснежным легким песчаным пляжем и удивительно ровной водой, словно ртуть застыла в берегах, изредка переливаясь тяжелой волной, пуская по поверхности воронки, булькая рыбьей игрой.
Идиллия.
Особенно если Синти перестанет икать…
— Хорошо… — Вздохнула Мара и отчего-то прикусила нижнюю губу, словно вот-вот заплачет.
— И-и-и-ик! — Феечка развела руками, соглашаясь с рыжей и одновременно разводя руками, мол, так получилось.
— А пошли купаться? — Предложил я, на минуту совсем забыв, что мне 19 и даже не 35.
Просто захотелось хоть какого-то действия или события, выходящего за принятые мной самим, правильные, рамки приличий.
— Сейчас?! — От удивления Синти перестала икать. — А почему и нет…
Пока мы с феечкой переглядывались, мимо нас, с визгом пролетела совсем голая Мара и ахнула в воду, поднимая просто ядерного вида брызги.
Через минуту, визжали все трое!
От избытка чувств, от состояния шальной безнаказанности и, не скрою, от страха быть увиденными, ведь, чем черт не шутит, кто-то и еще ведь мог оказаться возле озера в этот поздний час и увидеть две симпатичные женские фигурки и одну, гм, не совсем симпатичную, мужскую.
Если судить по ощущениям, то в озере мы провели минут тридцать-сорок, смывая с себя благородный пот честно потрудившихся магов и пропитываясь странной, сладко-соленой, очень плотной и удивительно теплой водой.
Отфыркиваясь и отряхиваясь, выползли на берег и, не сговариваясь, полыхнули в белый песочек пляжа обычным "огненным заклинанием".
Получилось два костра, вместо одного.
Хорошо, что Мара магичить не умеет, иначе костра было бы три!
— А и не плохо получилась! — Синти уставилась на тот костерок, что побольше и, передернув плечами, поспешила приземлить свой тренированный зад поближе к огню. — Я думала у меня поменьше будет…
— Это — мой, — рассмеялся я, устраиваясь напротив феечки и чувствуя, как, рядом пристраивается горячее и мокрое тельце Мары. — У тебя "концентрация" выше, а "контроль" — хуже.
Ничего не поделать, из Синти маг получается совсем не первого сорта — правило одного дара — зато боевик из нее великолепный — быстрый и опасный.
Так что, увернуться от запущенного в меня камушка я не успел, громко охнув и погрозив вредине кулаком.
Второй костерок, чуть потрещав, распался на быстро исчезающие угольки, окурил нас синеватым дымком и исчез, оставив после себя девственно чистые, белый песок.
— Никогда вот так не сидела… — Призналась Мара. — Вот "просто так", голышом, у костра… И без "продолжения" в крохотной палатке. И без пива!
— Буэ… — Синти одним словом выразила свое нынешнее отношение к алкоголю.
А вот незачем было так нажираться!
Изредка бросая взгляды на обеих своих голых спутниц, мысленно их сравнивал и между собой и с "моими" красавицами, пытаясь выстроить хоть какую-то "лестницу" местных канонов красоты.
Например, по местным правилам красивой считалась девушка не выше 160 сантиметров, без каблука. И не надо удивляться, что "каблуки" известны в мире магии, скажу даже больше — изначально каблуки в этих магических мирах носили не женщины, а мужчины!
Еще, по этим же канонам, идеальной грудью считалась "наша" "четверка", что, лично на мой взгляд и вкус, было немного слишком…
— А мы так сидели… — Протянула Синти, уставившись в огонь и задумчиво покусывая нижнюю губу. — Лет сто назад…