Наш век железный, век цепей,
Штыков, законов бестолковых
Плодит без счету не людей
Людишек дрянненьких, грошовых.
Из стихотворения, ходившего
у студентов в рукописи
Когда вгоняют в гроб поэтов
и правит серое ничто,
ни Пушкин и ни Грибоедов
как воспитатели - не то.
И как естествен был в мясницкой
топор в разделке свежих туш,
так был естествен и Магницкий
как попечитель юных душ.
За что такое выдвиженье?
За соблазнительный совет,
что подлежит уничтоженью
Казанский университет.
"Но что подумают на Темзе?"
прикинул трезво царь в уме.
"Уничтожать, mon Dieux, зачем же?"
"Исправить" - было резюме.
Магницкий понял умно должность.
Легко понять и дуракам:
исправить - это уничтожить,
но только не под барабан.
Суть попечительства в России
свелась в одну паучью нить:
"Топи котят, пока слепые,
Прозреют - поздно их топить".
Но когти делаются злее
в мешке от гибели в вершке.
Вдвойне опаснее прозренье,
произошедшее в мешке.
Что со студентами поделать?
Дают такие кренделя,
как он, Магницкий, ни потеет,
как ни потеют педеля.
Внушаешь суть основ имперских,
порочишь чьи-то имена,
ну а у них в тетрадках дерзких:
"Товарищ, верь: взойдет она..."
Царь на Руси не так уж страшен,
страшнее царские царьки.
И, метусясь в охранном раже,
зверел Магницкий от тоски.
За православие лютуя,
являя ревностную страсть,
он веру принял бы любую,