Горек мед быть за границей признанным,
ежели на родине хулят.
"Варя, свет зажги!..
Дай мне - я сам".
А жена, иссохшая от горя,
поднося свечу
к его глазам,
шепчет:
"Ты совсем не видишь, Коля".
"Вижу! - он кричит,
но не жене,
а слепцам,
глумящимся бесстыже
надо всеми зрячими в стране.
Вижу
понимаете вы
вижу!"
Слепота в России, слепота.
Вся
от головы и до хвоста
ты гниешь,
империя чиновничья,
как слепое,
жалкое
чудовище.
"Умираю...
Варя, постели...
Мы еще душою крепостные,
но потомки наши
пусть не мы!
это демократия России.
И Россия путь отыщет свой,
полыхая
болевым
болидом
по не предугаданной Эвклидом
пьяной,
но направленной кривой".
Еще зеркало не занавесили,
но лежит,
барельефно суров,
тот старик,
что мальчишкой на лестнице
перепрыгивал профессоров.
Есть у всех умирающих прихоти,
и он шепчет,
попа отстраня:
"Перепрыгивайте,
перепрыгивайте,