Я открыл глаза. Какого хрена? Я стоял за каменным выступом в каком-то… подземелье? Пещере?
Шум и гвалт стояли невообразимые.
Выглянув за выступ, увидел толпу непонятных бродяг-оборванцев. Час от часу не легче. Кто эти люди? Почему я здесь? Где это — здесь?
Неожиданная вспышка озарила мои мысли. Разбитый телефон. Автомобиль, готовый вот-вот раздавить меня в кровавую лепешку. Мрак небытия (да-да, то было не небытие, но как еще назвать то пространство, которое на самом деле не пространство, в котором я находился?). Луч, который на самом деле Проводник между мирами. И сейчас я, получается… в другом мире? Во делаааа…
Отирая ладонью вспотевший от напряжения и панического волнения лоб, я осторожно высунул голову из мнимого укрытия.
— Эй, ты! Тебе говорю, дерьма кусок!
Я не сразу понял, что мерзотного вида амбал, стоящий в десятке шагов от меня, обращается ко мне. Ростом не менее двух метров, в ширину уступает ненамного, бритая наголо голова вся изрисована странного вида татуировками (увидеть которые я смог лишь потому, что мужик нагнулся, дабы поднять кирку, которых было накидано прилично у стены), здоровенные ручищи с играющими мускулами, широкие сросшиеся брови, квадратный подбородок, неприятные, налитые злобой глаза, казавшиеся почти бесцветными. М-да, нутром чую, с этим типом мне скорешиться не дано.
— Мне? — глуповато переспросил я, пытаясь напялить на непослушные губы дружелюбную улыбку.
— Ты оглох? Кому еще? Давай, раб, шевели конечностями.
— М-м… простите, что от меня требуется?
— Да ты тугодум, что ли! Кирку хватай и вали за остальными работать, куриные ты мозги!
Что ж, хорошо уже то, что местные метафоры мне вполне знакомы. Взяв у амбала кирку и, совершенно не соображая, что за хрень творится вокруг, поплелся за другими оборванцами. Попутно я поднял взгляд к свету. Источник его здесь был один — огромное отверстие на высоте десятка метров. Солнца не видать, но небо чистое и ясное. Сверху была спущена веревочная лестница, по которой ползли вниз нескончаемым потоком оборванцы.
Оборванцы… а я сам-то? Запоздало я принялся осматривать свой прикид. Похоже, при переносе в другой мир я был упакован в более подходящую для местных реалий одежду — потертая, грязно-серая туника висит лохмотьями, широкие темные штаны местами порваны, кожаные сандалии жутко натирают ступни. На меня накатил неожиданной волной страх: я стал ощупывать лицо и волосы. Фууф… без зеркала сказать сложно, но, кажется, это я. Не хотелось бы в новой, чужой тушке оказаться. Ох, я действительно тугодум. Говорил же Проводник, что личность в цельном виде переносится. Ух, от сердца-то как отлегло.
А язык-то?! Да ведь я говорил с тем переростком не на русском! Это что творится-то? Фантастика, да и только!
Мы шли по бесконечному тоннелю. Камень, мрак, сырость и прохлада. Удручающая картина. Тоннель углублялся все ниже. Мрак стал настолько непроницаемым, что на стенах появились факелы. А для чего тут освещение? Что мне, в шахтеры выпало попасть?
Сделав еще пару сотен шагов, я мысленно охнул: да чтоб мне провалиться сквозь этот камень! Я что, напророчил себе судьбу, что ли? Реально шахтером помру? Вот дерьмоооо…
Мои товарищи по несчастью принялись уныло и монотонно бить по каменной стене, я же застыл с изумленно искривившимся ртом.
— Ты чего, парень? — обратился ко мне старик.
Вид его сразу располагал к себе. Грязный — да, оборванный — да, но большие светлые глаза так и изливали в мир доброту и дружелюбие.
— Делать-то чего? — отчего-то шепотом спросил я.
— Камень дробить — знамо дело. Камушки драгоценные искать. Ты, видать, из новых рабов.
— Мм… да. Я еще не освоился, — пробормотал я сконфуженно. Раб — ну надо же!
— Так и понял, — закивал старик. — Новую партию же только что прислали. Ты не теряйся только при главном — здоровенный такой детина, помнишь, наверное. Оскал его звать. А то он мигом тебя своей лапищей огреет — мало не покажется.
— Жесть…
— Что ты сказал, сынок?
— Да ничего…
Я пристроился рядом со стариком на свободном участке и принялся стучать по камню. Хватило меня на пятнадцать-двадцать минут, после чего рука устала, тело неумолимо потянуло на пол — дайте мне отдохнуть!
— Э, нет, сынок, давай-ка поднимайся, тут везде глаза да уши Оскала — мигом донесут на нерадивого раба, ух, не поздоровится тебе тогда.
Я неохотно поднялся на ноги и возобновил стук по камню.
— Это у тебя с непривычки руки уставать будут — пообвыкнешься чуток, и порядок будет.
Болтовню пришлось оборвать. Из-за бесконечного стука говорить было тяжело, кричать — не стоит, в нормальном режиме ничего не услышишь.
Я стоял у стены, дробил камень и мрачно размышлял о том, что, кажется, попал в еще большее дерьмо, чем была моя прежняя жизнь.
***
Я перестал ощущать ход времени. Оно то ли застыло, то ли понеслось слишком стремительно, чтобы следить за ним. Руки у меня превратились в воющие от изнеможения палки. Ладони рыдали кровью. Пот жег глаза.
«Проводник, вытаскивай давай меня из этой дыры! — вопил я мысленно. — Не хочу второго шанса, умереть хочу!»
Но Проводник оставался глух к моим мысленным воплям и мольбам. Камень, кирка и кучка оборванцев вокруг не исчезли.
Наконец пришел Оскал и скомандовал отбой, после чего вновь удалился.
Оборванцы, в числе которых теперь был и я, поплелись обратно по тоннелю. Наконец-то! Скоро я увижу свет! Может, еще душ и жрачку предоставят? Ну а как иначе?!
Что? Какого хрена???
Мы, вместо того, чтоб добраться до отверстия наверху и вылезти в мир, свернули в ответвление тоннеля, которого я утром (днем?) не заметил. И снова бесконечные шаги… Вышли в огромный — просто колоссальный! — каменный зал, освещенный десятками факелов. Тут и там сновали люди. Дети — дети?!! — тенями шмыгали вдоль стен. Женщины что-то там колдовали над мисками и чашками. Мужчины — то бишь мы все, кто пришел только что — после тяжкого трудового дня устало садились, ложились, падали на пол.
— Что происходит? — вполголоса обратился я к старику, от которого старался не отставать. Как никак единственный, к кому я пока что испытываю хоть какое-то подобие доверия. — Что мы тут делаем?
— Как что? — Его изумленные широкие, седые брови взметнулись вверх. — Живем.
— Жи… что? — Я, наверное, ослышался. Ведь не бывает же…
— Это наш дом, сынок. Теперь и твой тоже.
Не ослышался — бывает.
— Но… — я буквально потерял дар речи. — Но как жить в пещере?!
— Сынок, ты будто с луны свалился. Видать, издалека попал сюда. Неужто не слыхал про шахтеров-рабов, не видавших солнечного света годами? Правда, дожить еще надо до того, чтобы пребывание здесь годами исчислялось…
— Что за жесть… — прошептал я, даже не пытаясь скрыть своего потрясения.
— Каждый, кто попадает сюда, добывает драгоценные камни до самой смерти. Выход из этих пещер — лишь один. В мешке.
— В каком мешке? — спросил я, пытаясь собрать расползающиеся в панике мысли в кучу.
— В мешке для трупов.
Дааа… правда жизни жестока и беспощадна.
В молчании я лицезрел происходящее, как мне казалось, целую вечность. Люди двигались (у кого еще оставались силы), ходили, ели, пили, говорили… А я стоял столбом и пытался вместить в своей ограниченный разум все это безумие, облеченное в форму ухмыляющейся мне в рожу реальности.
— Но как можно жить в пещере всю жизнь??? — Наконец я смог кое-как приструнить мысли и заставить их повиноваться мне. — Вы что, совсем не вылезаете наружу?
— Совсем. Впрочем, когда прибывает новая партия рабов — приблизительно раз в полгода или год, ежели немного помрет людей — нам дозволено пройти к выходу — но не подниматься наверх. И тогда мы наслаждаемся солнечным светом и видом неба.
— Офигеть!
— Что ты сказал, сынок?
— А много умирает людей?
— Да уж как сказать… немало. Кто сильнее — подольше тянет лямку. Случаи, когда камнем по голове — редки, обвалов крупных ни разу не бывало тут. А вот от болезней да от голода мрут люди чаще всего.
Весело, что сказать. Проклятье, куда меня занесло!
— Тут столько факелов… они же жрут воздух!
— Да ты и впрямь чудной, сынок, — старик не переставал удивляться моей наивности. — Огонь-то магический.
— Да ладно? — Я, наверное, вытаращил глаза от очередного приступа шока.
— Говорят, что всего лишь искорки магии огня достаточно, чтобы зажечь один факел неугасимым огнем на месяц.
— Ого! — присвистнул я.
Голова шла кругом.
— А… неужели и женщины с детьми здесь живут?
— Работать с киркой женщин не отправляют. Нет, не думай, что из жалости. Мужи все же покрепче будут, да и прибрать, пищу приготовлять кому-то надо… Обычно детей отлучают от семей в таких случаях. Многие из тех, которых ты видишь сейчас, уже родились в пещере.
У меня вытянулось лицо.
— Родились в подземелье? И прожили здесь всю свою пока еще недолгую жизнь?
— Поверь мне, сынок, как бы скорбно это ни было, долгой тут жизнь почти не бывает ни у кого…
Я очень долго пытался переварить услышанное. Да это просто мегареалистичный розыгрыш какой-то! Разве такое возможно взаправду? Да не, я просто брежу наяву.
От судороги, сводившей душу, голод не сразу дал о себе знать. Но организм все-таки не железный. Я принял свою порцию еды и жадно набросился на нее. М-да… гурманам тут не разгуляться. Пресная, отвратная и на вид, и на вкус каша (кажется, в моем мире свиньям получше зерно варят), солонина, от которой тянуло блевать, кусок начавшего черстветь хлеба и… вода.
Как я выяснил в ближайший час, из зала шло ответвление, идущее еще глубже и ниже в подземелье. Там протекала подземная река. Рядом с ней — точнее, в ней! — было отхожее место. Возле нее же варили пищу в больших котлах. Был участок довольно просторный, где все это можно было проворачивать, затем река, петляя, уходила по тоннелю во мрак и, по словам старика, выливалась наружу, унеся в своих потоках все нечистоты, которые жители подземелья вынуждены были сливать в воду. Короче, как я и говорил — жесть, и этим все сказано!
В нескольких участках над рекой был деревянный настил с дырами. Да-да. Именно они и служили местными «унитазами».
Кое-как справив нужду (ага, попробуй посрать, когда вокруг еще с десяток человек и все вылупляют глаза на новичка) и ополоснув руки и лицо, я вернулся в жилой зал. Мне повезло (не верю в теорию везения/невезения!), что лежанка возле старика оказалась пустующей. Туда и лег. Ну как лежанка? Тут все спали на полу, застеленном соломой. Семьи и просто пары, которых, впрочем, было мало, ограждались от остальных, занимая места за каменными глыбами, образующими в пещере некоторое количество обособленных зон.
— Ты не здешний, — тихо проговорил старик, когда мы улеглись.
— Что?
— Ты даже не раб, — проигнорировав вопрос, продолжил он.
— Это плохо? — нахмурился я.
— Просто не кричи об этом на каждом углу. Выхода отсюда все равно нет, а вот проблем в свою жизнь добавить можешь.
— Как ты понял? — Отпираться было бессмысленно. Да и не хотелось.
— На тебе нет клейма.
— Какого?
Вместо ответа старик просто указал на свою шею с левого бока. Там чернела татуированная цепь в пару сантиметров.
— О!
И как я этого раньше не заметил?
Впрочем, что это я? В свете этих факелов, если особо не приглядываться, многое можно упустить из виду.
— Откуда ты?
— Ты мне поверишь, если скажу, что из другого мира? — С этим стариком мне отчего-то хотелось быть правдивым.
— Пожалуй. Ты не похож на безумца.
— Правда? Вот уж не знаю… Сам себе не верю.
— Главное, помалкивай. И будь начеку.
— Кто ты?
— Меня зовут Мах. А ты?
Я задумался. Кажется, Даниил — слишком витиевато для моего нынешнего статуса.
— Я — Дан, — выдал я спустя несколько мгновений.
И улыбнулся. Знаю, глупо, но мне понравилось звучание моего нового имени.
— Помалкивай и просто будь начеку, Дан. Может, тогда продлишь свою жизнь.
Хм, оптимистично, однако ж…
***
Рэм был простой раб. Не человек даже — игрушка в руках всемогущего господина. Всемогущего и беспощадного.
Рэм только хотел, чтобы его семья выжила. Его жена и детки.
Поэтому он здесь.
Здесь — это в покоях лорда. Лорд — большой человек в этих краях. Один из самых богатых и могущественных. И он выбрал Рэма, чтобы возложить на него миссию, и тогда семья Рэма выживет. Он в это верил. Ведь господин дал слово.
— Ты меня не подведешь, раб?
— Не подведу, господин.
— Повтори, озвучь свою цель.
— Притвориться одним из шахтеров. Выжидать знака — и активировать то, что вы мне дали, когда подадут знак.
— Да, верно… Все тщательно продумано. Ты будешь внедрен туда без подозрений. Терпение, раб, главное — терпение. В таких делах не пристало торопиться. Никто не должен связать взрыв с моим именем. А я ведь хотел по-доброму… предлагал такие откупные за эту шахту. Глупцы! Сами же подписали себе приговор!
Рэм слушал эмоциональную отповедь несдержанного господина и краем глаза впитывал в себя роскошь, разлитую кругом. Стены обиты бархатом. Пол устлан ковром. Огромная кровать под великолепным, тяжелым балдахином. Гобелены на стенах. Чаша вина на столе. Все кричало о пьянящем богатстве. О власти. О жизни, которая сама была как хмель.
Господин наконец отпустил Рэма. Тот вернулся к семье. Им осталось пробыть вместе лишь ночь. Одна ночь — и жена с детьми уплывут на корабле в далекий край, где их ждет просвет. Господин обещал. Обещал, что их встретят его люди, что они сведут семье Рэма рабские метки, дадут скромный, но свой дом. И будет новая жизнь. Это достойная плата за то, что собирался сделать Рэм.
***
Утро началось хреново. Я даже не понял, что это утро. Ведь мрак же непрерывный, не считая этих долбаных магических факелов.
Меня грубо растолкали. Пришлось встать, подавляя в себе стоны и вздохи. Тело — кусок деревяшки. Кое-как растерев мышцы, я принялся за скудный завтрак. Умыться не дали. Оскал окриками погнал всех работать.
— Новичка привел, — шепнул Мах по пути.
— Ты же говорил, что такое случается редко.
— Изредка приводят одиночек внепланово. Видать, провинился несчастный чем-то, хозяина своего сильно разозлил.
— И каждое утро будет таким?
— Нет. Сегодня Оскал явился раньше. Из-за новичка, полагаю.
Продолжая подавлять в себе страдальческие стоны, я взялся за кирку. А, чтоб ее! Мозоли на ладонях возмущенно взвыли.
— Сегодня будет гаже, — заявил старик. — Когда поступает новая партия рабов, как вчера, Оскал не является сюда. В обычные дни он караулит нас, как сторожевой пес.
И правда — упомянутое говно в скором времени материализовалось рядом. Амбал время от времени прохаживался между нами, окриками и ударами подгоняя и заставляя работать еще усерднее, хотя, казалось бы — куда еще усерднее!
— Чего расселся, кусок мяса? — заорал Оскал.
Я повернул голову глянуть, кто стал субъектом его гнева, и тут же сердце мое заскулило от ужаса и жалости. На полу, вжавшись в стену, сидел мальчуган лет двенадцати. И как я его раньше не заметил? Ладони, если верить обманчивому свету, мерцающему на стенах, стерты в кровь. Тельце ребенка состояло, казалось, из одних костей, обтянутых кожей. Впалые щеки, провалившиеся в глубь черепа глаза.
— А ну встал, слабак! Если не хочешь, чтобы кишки твои на кирку эту намотал, принимайся за дело!
Мальчишка с трудом поднялся и принялся отстукивать своим инструментом по стене. Каждый удар давался ему невероятно тяжело.
— Ах ты сученыш! Увиливать от работы вздумал! — Оскал проехался ладонью по затылку мальчугана, отчего тот ударился головой об стену.
— Эй!
Я не сразу понял, что это мой возглас. И не сразу осознал, что сделал рывок в сторону Оскала.
— Ты что-то вякнул, раб? — повернулся тот ко мне.
От его взгляда мою спину прошиб ледяной пот.
— Мальчишка еле на ногах держится, — сказал я, пытаясь унять дрожь в голосе.
— И? Мне должно быть дело до этого? — уж чересчур спокойно спросил амбал, отвратно скаля зубы. Действительно — Оскал и есть. — Быть может, ты заместо него поработаешь? А? Потянешь двойную ношу?
— Потяну, — ответил я, даже не понимая толком, на что подписываюсь. Отступать было поздно.
— Да у нас тут герой нарисовался. Ну давай, ушлепок, работай. И ты тоже, — обратился громила к мальчику.
— Но ведь я вместо него… — начал было я.
— Да ты и вправду куриные мозги, — даже, кажется, удивился амбал. — Думал, мелкого отпущу? Может, еще слово замолвить за то, чтоб с него клеймо свели? Орудуй давай киркой своей, кусок говна, будешь в иной раз думать, прежде чем языком молоть.
Вот это я попал!
Я вернулся к работе. Напрасно я надеялся, что Оскал позабудет обо мне и оставит в покое. Нет-нет, да и пройдется рядом со мной. Нет-нет, да и стукнет своей громадной лапой по мне, давая понять, что работаю недостаточно усердно. Тело вскоре заныло не только от труда, но и от боли после многочисленных ударов. Одно радовало — от мальчишки Оскал отстал. Вот урод ведь все-таки!
Пережить бы этот день… а дальше что? Нескончаемая череда таких же дней, заполненных лишь тупым стуком киркой об камень и окриками подонка Оскала! Вот дерьмоооо…