— Круз на земле! Повторяю, мишень на земле! Хватайте его!
Другая фигура в маске выпрыгнула из фургона, но не прицелилась в Круза, а направила пистолет на Зака. Зак не медлил. Он выстрелил, попал в грудь стрелка. Кровь брызнула в районе сердца, и мужчина отлетел на метр и упал.
Воцарился хаос. Восемь вооруженных мужчин выскочили из Рендж Роверов, прибывших с мерседесом. Один из них — явно босс — закричал указания, и четверо мужчин схватили раненого стража и понесли его в машину. Другие четверо побежали к Крузу и его телохранителю, прижавшимся к тротуару. Они подняли мальчика на ноги и окружили его, повели ко второму Рендж Роверу, который тут же поехал прочь.
Четыре фигуры в лыжных масках выскочили из белого фургона. Двое подхватили тело мужчины, которого подстрелил Зак, двое других прикрывал их, направляя оружие на школу, пока первого стрелка забирали. Когда тело оказалось в фургоне, другие забрались внутрь, закрыли дверцы, и машина умчалась в другую сторону от конвоя Мартинеза.
А Зак остался.
Он стоял на тротуаре с Кольтом в правой руке и шоком на лице. Он развернулся. Все ученики, которые прижимались к асфальту, теперь были на ногах, и когда они увидели пистолет в его руке, они стали пятиться от него в тревоге.
Сирены зазвучали близко. Конвой и белый фургон пропали тридцать секунд назад, и Зак увидел две белые машины полиции, они ехали с обоих концов дороги. Машины пропускали их, и через секунды они остановились в двадцати метрах от Зака.
Двери открылись. Полицейские в шлемах и бронежилетах вышли оттуда — семь или восемь человек, и все направляли оружие на Зака. Воздух наполнили крики на испанском:
— Бросайте оружие! Бросайте оружие!
Зак не сопротивлялся. Он знал, что если даст малейший повод, копы выстрелят. И он согнулся, опустил пистолет на землю и поднял руки. Через секунды он лежал на животе, руки были соединены затяжкой за спиной, щека была прижата к асфальту. Три копа направляли на него оружие.
Фрэнка, конечно, не было видно.
Зак остался один.
* * *
В белом фургоне фигура в лыжной маске лежала на спине. Его грудь была в густой красной жидкости. Сидения машины были вырваны, так что места хватало для четырех человек. Фургон завернул за угол, и они покачнулись.
Когда машина выровнялась, фигура уже сидела.
Он снял сначала лыжную маску, и стало видно густые светлые волосы, квадратное хмурое лицо и плоский нос. Он снял футболку, и стало видно пакетик, где была когда-то вонючая свиная кровь, которая теперь пропитала его одежду. Мешочек был пристегнут поверх бронежилета, ткань на нем порвала пуля.
Одна из фигур рядом с ним сняла лыжную маску. Это была женщина с белыми волосами и большими голубыми глазами.
— Ты в порядке, Раф? — спросила она.
Рафаэль скривился, убирая бронежилет. Его грудь уже была в синяках, но пуля не пробила тело.
— Да, — сказал он. — В порядке, — он посмотрел на женщину. — Он молодец, Габс. Занятия в тире были не напрасными.
Габриэлла улыбнулась.
— Ты знал, что он сможет, — сказала она. — Иначе не вызвался бы принять пулю.
Раф склонил голову, снова скривился. Он был рад, что Агент 21 хорошо стрелял, но болеть будет еще несколько дней…
14
ТЮРЬМА
Как все, Зак порой задумывался, какой была тюрьма. Он не думал, что будет так плохо.
Полиция была грубой — крики и толчки. Как только они убрали Кольт, они затолкали его в одну из машин полиции и увезли его с сиренами в участок на севере города. Чтобы добраться туда, они ехали по эстакаде, которая тянулась через столицу с юга на север. Зак сидел на заднем сиденье машины, его запястья все еще были скованы. Помимо водителя с ним были еще двое вооруженных полицейских. Они не говорили и не улыбались.
Зак не мог не думать о Рафе. Он узнал своего ангела-хранителя, хотя не видел его лица; но взрыв крови из его груди был настолько реалистичным, что Зак не мог не беспокоиться, что ранил его. Эта мысль вызвала у него тошноту, и он сделал все, что мог, чтобы отогнать ее.
Из окна машины он мог видеть Мехико во всем многообразии. Это было огромное место. Обшарпанные многоквартирные дома из коричневого камня и бетонные здания, покрытые граффити. Были и зеленые открытые пространства, а над горизонтом возвышались небоскребы, сверкавшие на солнце. Одного взгляда хватало, чтобы увидеть, как богатые и бедные жили бок о бок в Мехико.
Северный район не был богатым. Они остановились у неприметного бетонного здания. Табличка снаружи гласила «Comisaria» — полицейский участок — и офицеры провели его в двери. Женщина за стойкой посмотрела на Зака со скукой, пока его вели мимо, а потом по длинному коридору, воняющему антисептиком. Минуты спустя его оставили в участке с хмурым стражем, от которого воняло потом. Этот мужчина убрал стяжку большими ножницами. Страж отвел его в зону проверки — комнатку с полоской света, большим металлическим шкафом и деревянным столом — и произнес четыре слова:
— Пояс, часы, кошелек, телефон.
— Они не будут задавать вопросы? — Зак думал, что, раз он стрелял в самозащите, полиция будет с ним мягче. Но он, похоже, ошибся.
— А ты важным себя возомнил? Таких, как ты, еще пятьдесят внизу. Пояс, часы, кошелек, телефон.
Зак отдал вещи с неохотой — особенно телефон, но он не мог спорить. Он заметил, что его рука при этом дрожала. Страж запер вещи в металлическом шкафу, похлопал по его телу, проверяя, не было ли при нем скрытого оружия.
— За мной, — сказал он и повел Зака в подвал участка, чтобы запереть его.
Камера была размером десять на десять метров, и в ней находилось двадцать три человека, включая его самого. Все они были мужчинами — многие из них с замысловатыми татуировками — и Зак был самым юным. В дальнем углу стоял унитаз без сиденья, от которого исходила отвратительная вонь. Остальные уже теснились в тех частях камеры, которые были дальше всего от туалета, и единственное место, где Зак смог присесть, было у дальней стены, в трех метрах от унитаза. Отсюда он мог смотреть за решетку камеры. Напротив находился второй блок, в котором содержались заключенные-женщины. Они выглядели даже более угрожающе, чем мужчины.
Запах, исходивший из туалета, смешивался с жаром и потом, и от запаха Зака почти тошнило. Его запястья все еще болели после того, как его арестовали. Его колени тоже болели, потому что, когда тюремные охранники швырнули его внутрь, он споткнулся и проехал по бетонному полу. Не только над унитазом, но и вокруг всех заключенных жужжал рой мух. Первые десять минут Зак пытался отбить их рукой, но вскоре понял, что это бессмысленно. Ему просто придется мириться с мухами, ползающими по коже.
Остальные мужчины в камере выглядели так, будто привыкли к подобным местам. Когда Зак вошел, все они посмотрели на него недружелюбно, но их интерес к нему почти сразу угас, когда они поняли, что он не представлял угрозы для них, что он просто намеревался тихо сидеть у стены, как все они. Было слишком жарко для чего-то другого. Заку от всего этого не было лучше. Это не входило в план. Круз не мог отблагодарить его за спасение жизни, когда его заперли в вонючей камере, одного и напуганного.
Чтобы подавить страх, он говорил себе, что Фрэнк вот-вот вытащит его. Он опустил голову и попытался слиться с фоном. Он мог теперь только ждать…
* * *
Лондон.
В жилом районе на южной стороне Темзы возле Баттерси, трое мужчин и женщина сидели за компьютерами. Одним из мужчин был Майкл, но другие не знали его по этому имени. Для них он был мистером Бартоломью. Или «сэр».
На экране одного из компьютеров была карта Мехико с мерцающим зеленым огоньком на ней.
— Агент 21 в движении, сэр, — сказал молодой мужчина.
— Спасибо, Александр. Я это вижу. Скажи, когда он остановится.
Майкл повернулся и смотрел в окно на реку. Тут было 13.30, но день уже был долгим, и он нервничал. Их план был продуман, и он надеялся, что не зря поверил в юного Зака Дарка.
Прошел час. В квартире было тихо, пока…
— Он снова остановился, сэр, — сказал Алекс.
— Где?