Он словно к матери своей Земле
Клонился, ожидая утешенья.
Казалось, чтобы пробудить его,
25 Нет силы соразмерной. Но пришла
Та, что коснулась родственной рукою
Его широких плеч, склонясь пред ним
В почтительности скорбной и глубокой.
Она была богиней на заре
30 Рожденья мира; даже Амазонка
Предстала б карлицею рядом с ней;
Она могла бы гордого Ахилла,
За волосы схватив, пригнуть к земле
Иль Иксиона колесо - мизинцем
35 Остановить. Ее прекрасный лик
Был больше, чем у Сфинкса из Мемфиса,
Которому дивились мудрецы,
Но как не походил на мертвый мрамор,
Как он светился красотой Печали,
40 Печали, что превыше Красоты!
Она прислушивалась к тишине
С тревогой - словно тучи первых бедствий
Растратили уже свои грома
И новые отряды тьмы зловещей
45 От горизонта двигались... Прижав
Одну ладонь к груди, как будто ей,
Богине, что-то причиняло боль
В том месте, где у смертных бьется сердце,
Другой рукою тронув за плечо
50 Сатурна и к виску его приблизив
Полураскрытые уста, она
Заговорила звучным, как орган,
Певучим голосом... Вот слабый отзвук
Тех слов (О, как ничтожна наша речь
55 В сравненье с древним языком богов!):
"Сатурн, очнись!.. Но для чего зову
Тебя очнуться, свергнутый владыка!
Могу ль утешить чем-нибудь? Ничем.
Увы, ты небом предан, и земля
60 Тебя, бессильного, не признает
Монархом; океан вечношумящий
Отпал от скиптра твоего; и мир
Лишился первозданного величья.
Твой гром, под власть чужую перейдя,
65 Грохочет, необузданный, в эфире
Доселе ясном; молния твоя
Беснуется в неопытных руках,
Бичуя все вокруг и опаляя.
Мучительные, злые времена!
70 Мгновенья, бесконечные, как годы!