На следующий день, получив от Лауры записку о времени и месте встречи, которую доставил курьер в отель «Паллада», Хью с удовольствием отметил, что вечерняя прогулка не прошла для него даром. Он был любезен и приветлив, развлекал Лауру историями из своей студенческой жизни, рассказывал о попытке написать готический роман, полный ужасов и привидений, рассказывал о своей матери, которая не оставляет попыток женить его на скучных дочерях своих подруг. Лаура смеялась в ответ, иногда даже аплодировала ему с детской непосредственностью. Они провели вместе целый вечер, посетив по очереди почти все кафе на набережной, объевшись мороженым и напившись глинтвейном. На прощанье Лаура даже подарила ему поцелуй. Нежный, скромный, невинный поцелуй.
И вот теперь, в доме Бориса Казарина, в мансардной комнатке Хью ожидал приглашения в кабинет мэтра и чувствовал себя закоренелым преступником. Но работа — прежде всего, он был вынужден себе это напоминать время от времени.
Никогда не оставляйте гостя одного в комнате! Он может либо заскучать, либо обокрасть вас. Детектив Барбер не скучал. Дождавшись, когда стук каблучков вниз по лестнице стихнет, он стал быстро и методично обшаривать книжные полки. Ничего интересного не найдя, а искал он записные книжки и письма, детектив залез в тумбочку стола. Там лежала изрисованная набросками стопка бумаги, из серединки которой наугад Барбер выхватил несколько рисунков и сунул в свою папку. Во втором ящике стола он нашёл скреплённые фигурной скрепкой черновики, беглое просматривание которых навело Барбера на мысль, что это дневники Лауры. Эти листы также отправились в папку Барбера. Следом он сунул пластиковый футляр для солнечных очков с туалетного столика и початую упаковку влажных салфеток, на глянцевой поверхности которых могли быть отпечатки пальцев Лауры. С сильно колотящимся сердцем Барбер поспешил занять непринуждённую позу, чтобы не вызывать подозрений у Лауры. И это было весьма кстати, поскольку почти сразу после этого Лаура распахнула дверь и пригласила Хью проследовать за ней к Борису Казарину.
В комнате Бориса был полумрак и сильный запах табака. Старик сидел в инвалидном кресле, слегка наклонив вперёд голову. Его вид нельзя было назвать дружелюбным, но Хью и не рассчитывал на тёплый приём. Главная цель посещения дома Лауры была им достигнута.
— Борис, хочу тебе представить мистера Петерса, он журналист берлинской газеты «Юнге Вельт».
Хью Барбер элегантно кивнул.
— Мистер Петерс, это Борис Казарин, известный русский художник, представитель направления нео-реализма, — с лёгкой улыбкой сказала Лаура.
— Очень приятно, — мистер Казарин был явно не в духе.
— Я не займу у вас много времени, — сказал Хью. Казарин кивнул на стул и Хью не очень удобно присел. — Я прошу простить моё волнение, впервые я в гостях у такого известного и почитаемого мэтра, — Хью заливался соловьём.
Лаура улыбнулась. В это время распахнулась дверь и вошла пожилая блондинка, которая несла на подносе кофейник и чашки. На тоненьком блюдце было разложено домашнее печенье. Она что-то шепнула Лауре на ушко, но та, развеселившись, ответила ей довольно громко: «Потом, Елена» и Елена удалилась, а Лаура стала разливать горячий шоколад.
Хью отвлёкся и стал наблюдать за грациозными движениями девушки, которая заметила его взгляд и сказала: «Печенье тоже я пекла, у меня много талантов». Разлив шоколад по чашкам, угостив мнимого мистера Петерса, Лаура села в дальнее кресло, поджала свои стройные ножки и стала пить горячий шоколад, не участвуя в разговоре.
Хью чувствовал себя неловко, и, несмотря на то, что он готовился к «крестовому походу», ему было трудно начать беседу. Мистер Казарин тоже не торопился, он хмуро и беззастенчиво рассматривал собеседника.
— Наша газета планирует публиковать ежемесячные обзоры наиболее значимых культурных событий Германии, два обзора об обновлённой галерее искусств Берна и о молодом, но талантливом скульпторе Христиане Данцере уже вышли. Теперь руководство обратило внимание на выставку современного портрета «Лица и лики».
— Наверное, это благодаря удачному буклету, который мы разослали куда могли, — сварливо заметил Борис Казарин.
— Да, буклет получился очень яркий. Выставка ещё не завершила свою работу, если я успею дать хотя бы короткий пресс-релиз, то зрителей существенно добавится, — примирительно сообщил Хью Барбер.
— Хорошо, задавайте вопросы, только побыстрее, через полчаса у меня прогулка. Пока погода не испортилась, я бы хотел подышать свежим воздухом.
— Итак, приступим.
Хью Барбер, ступив на скользкую почву, начал расспросы об авторах, чьи работы были представлены на выставке, об особенностях современного искусства портрета, о стиле неореализм. Хью утешал себя тем, что по легенде он журналист, а не художник, и потому не должен разбираться в тонкостях терминологии, особенностях новых течений и веяний в искусстве. Борис отвечал медленно, словно диктовал текст Барберу. Через полчаса экзекуция закончилась. Борис милостиво позволил сфотографировать наброски к портрету «Ангел». Хью попрощался с художником и с большим облегчением покинул его кабинет.
Лаура проводила до двери детектива и неожиданно спросила:
— А как поживает герр Герберт Мюллер? Прошлый очерк писал о нас, художниках Мюнхена, именно он.
Хью Барбер восхвалил небеса за своё терпение и подготовку, так как перед поездкой в Мюнхен внимательно изучил биографии лучших столичных писак.
— Разве вы не знаете? — с деланным удивлением Хью спросил Лауру, — он эмигрировал в Канаду в прошлом году. Так вот…
— Очень жаль, — вздохнула Лаура. Было очень заметно, что она проверяет Хью Барбера и даже не сильно это скрывает.
— Я надеюсь, что мы ещё увидимся, — сказал Хью на прощанье.
— Да, — улыбнулась Лаура, — приходите на набережную завтра к вечеру, я буду там.
Хью с ликованием покинул дом Бориса Казарина. Непонятно, чему он был обрадован больше — удачной краже улик или приглашению на свидание.