Детектив направился к дому, чтобы поговорить с Зельден. Он ведь так и не расспросил её о брате и ничего не узнал о том, как она сама пришла в «Зеленый рай», зачем привела туда его, Хью, и какова была роль Зельден в этой истории.
Хью забежал для начала в свою квартиру уверить мать, что с ним всё в порядке. Но Хью с удивлением обнаружил, что его ждет следователь криминального отдела Винсен Мортен, которого Хью хорошо знал с неприятной стороны. Под ложечкой засосало. Мать сидела за столом с очень виноватым видом. Видно, Винсен Мортен уже успел наговорить её всякого.
— Привет, Хью, — Мортен пожал ему руку и уставился чёрными угольками глаз прямо в переносицу Хью. Неприятный, тяжёлый взгляд профессионала, который привык допрашивать с нажимом. Винсен Мортен был единственным детективом в отделе, который не любил покойного отца Хью. И даже героическая смерть старшего Барбера не заставила упорного Мортена изменить своё мнение о нём. Мортен считал, что Барбер был связан с мафией, и его убрали как ненужного свидетеля. На одной пьяной вечеринке Мортен ляпнул об этом в присутствии Свена Свенсона. С тех пор нос Мортена хотя и давно сросся, но выглядел сливой, изготовленной из папье-маше.
— Арестовать меня пришли? — хмуро пошутил Хью.
— А есть за что? — также вопросом отшутился Мортен.
— Я оставлю вас, — мать поднялась со стула и ушла греметь посудой в кухню.
Барбер подошёл к окну и выглянул на улицу. Наряда полиции не было, полицейских машин тоже, но он бы их заметил ещё при входе.
— Вы по поводу кражи из квартиры Зельден? — спросил наудачу Хью.
— Нет, — следователь достал сигареты и попросил разрешения покурить, но Хью кивнул в сторону кухни и покачал головой. Мать не выносила дыма, и визит Мортена не мог изменить этого. Следователь со вздохом убрал пачку в карман плаща, который не снял при входе в квартиру. — Я по поводу жалобы на тебя, как на действия частного детектива.
— С каких это пор лицензионные вопросы волнуют криминальный отдел, — осведомился Хью.
— Лилиан Майер считает, что ты помогаешь убийце, прикрываясь частной детективной деятельностью.
— Ах, Майер… — Хью усмехнулся. — и кто же кого убил?
— Как считает Лилиан Майер, убит её сын Якоб. И вроде бы ты в курсе, кто это сделал.
— Конечно, в курсе, — с улыбкой сообщил Барбер, — вся страна в курсе. Его в 1972 году убила малолетняя Юджина Майер.
— Да, с тобой придётся непросто. Ты такой же упрямый, как и твой отец. С тобой совершенно невозможно говорить серёзно, — покачал головой Мортен. — Полицию не интересуют дела давно минувших дней. Сейчас мы занимаемся двойным убийством трёхдневной давности, и покушением на убийство.
— Двойное убийство? — поинтересовался Хью.
— Да, при пожаре погиб не только Якоб Майер, но и умерла сегодня утром в клинике Бо Олливен. Между прочим, перед смертью, она сказала, что убийца — малышка Майер. А Констант Смолланд и вовсе пропал, бесследно.
У Хью по спине пробежал холодок, но он молчал. Таких показаний от Бо Олливен он не ожидал. Неужели она настолько ненавидела Юю, что могла ей вредить даже на пороге смерти? Или вправду знала, что Юю — хладнокровная убийца?
— Ты играешь в плохие игры, парень, — сочувственно сказал Мортен. — предлагаю тебе поговорить по душам. Ты пока не подозреваемый, а свидетель. Возможно, тебя ввели в заблуждение. Возможно, тобой попользовались. Ты даже можешь не знать обо всех обстоятельствах. И дело Майеров — это не твоё дело, а полиции.
Хью продолжал молчать, удручённо покачивая головой.
— Я вижу, что ты не готов поговорить. Я приду завтра, в это же время. Подумай, чем ты можешь себе помочь. Юджине ты уже не поможешь. — Мортен неожиданно ласково похлопал Хью по плечу.
— Ваши подозрения строятся только на показаниях Бо Олливен? — спросил Хью Барбер.
— Нет. Пропала машина Якоба Майера. Способ убийства — тот же самый, поджог. Есть и прямые улики с места происшествия — отпечатки её пальцев на столовых приборах, в доме. Юджина была на вилле…
Хью покивал головой.
— А Бо Олливен сказала что-то конкретное?
— Нет, она только сказала, что всё это — дело рук малышки Майер. Это если говорить дословно.
Хью включил чайник и снова отошёл к окну. Он стал слишком чувствительным и нервным, что ему совсем не нравилось. Надо уметь быстро успокаиваться и концентрировать внимание. Резко повернувшись, он сказал Мортену:
— Я буду говорить с вами, но скажу только то, что считаю нужным. И говорить я буду в присутствии…
— Адвоката? — насмешливо спросил следователь.
— Нет, комиссара полиции и всей группы, которая ведёт расследование. Также я приглашу журналистов, не менее двух. И своего шефа — Свена Свенсона.
— Странное условие.
— Нет, не странное. На меня открыт сезон охоты. И я хочу, чтобы как можно больше людей узнали то, что знаю я. Это в интересах моей безопасности.
— Когда ты будешь готов говорить? — спросил следователь.
— Завтра, в это же время, в отделе полиции.
Следователь ушёл не прощаясь. Выпив крепкого кофе в одиночестве, подивившись тактичности матери, Хью принял решение немедленно ехать в Брюссель. Ему было необходимо поговорить с Густавом Граббе, по крайней мере, у него было немного времени, чтобы попытаться его найти. Университетов не так много, если Густав преподавал, то его адрес дадут в учебном заведении.
Быстро связавшись по телефону с приятелем отца — криминальным хроникёром Жаком Девре, Хью вкратце описал свою бедственную ситуацию. Жак согласился присутствовать при допросе подозреваемого Хью Барбера, так как запахло жареным и репортёрской удачей. Также Жак любезно предложил помощь молодой сотрудницы Лизы Шульц из газеты «Еженедельник Антверпена». Хью было не до мелочей и этических тонкостей. Лиза так Лиза. Хью повесил трубку и стал собираться в путь, мать вышла из кухни и сказала, печально глядя на Хью.
— Мне кажется, что у тебя серьёзные неприятности, сынок. Не хочешь со мной поделиться? — мать сложила руки под фартуком, седые волосы растрепались, морщинки вокруг глаз влажно поблёскивали.
— Я тебе расскажу всё, как только вернусь из Брюсселя, я сейчас же уезжаю, — пообещал Хью.
— Зачем тебе в Брюссель? — спросила мать
— Мне надо повидаться с Густавом Граббе.
— А ты знаешь, куда ехать? — усомнилась мать.
— Поищу в адресном бюро, спрошу в университетах… — пожал плечами Хью.
Мать подошла к комоду и достала из верхнего ящика большую шкатулку. Из неё она извлекла яркую открытку и протянула Хью со словами:
— Это Густав меня с Пасхой поздравлял, он каждый год это делает. Иногда по телефону, иногда открыткой.
Хью обнял мать, не найдя слов благодарности.
— Густав странный человек, но в сущности неплохой, — сказала мать. — его сильно подкосила история с увольнением из полиции. Отец даже хотел его взять в детективное агентство, но Густав сказал, что устал от работы сыщика и уехал в Брюссель. Он преподаёт в полицейской академии.
Поезд домчал Хью до Брюсселя за час. Когда Хью вышел на Северном вокзале, то уже смеркалось. Брюссель гудел как растревоженный улей. Барбер не любил столицу, которая напоминала ему о неудаче в университете и позорном отчислении. Город не казался гостеприимным и уютным, он давил своей архитектурной мощью серого и коричневого камня, стрельчатыми окнами и башнями старых зданий центра. Хью узнал в справочном бюро маршрут городского автобуса и прямиком направился к Густаву Граббе, надеясь на благосклонность судьбы.
Дверь после недолгого звонка ему открыла жена Граббе. Молодой детектив отрекомендовался своим именем, сообщил, что прибыл из Антверпена, да ещё и является сыном покойного Ганса Барбера. Мифру Граббе слезливо подивилась его приезду и ласково пригласила войти. Густава следовало подождать, он был на вечерней пробежке в парке. Годы, годы… Берут своё, и за здоровьем следить надо гораздо пристальней.
В разговорах о погоде и новостях Антверпена, о матери Барбера, Свене и Ингрит Свенсонах, делах агентства прошёл битый час. Деликатная Мари Граббе не задавала вопросов о цели приезда Хью Барбера, а осторожный Хью умалчивал об этой цели.
Густав Граббе, войдя в квартиру, сообщил о себе трубным голосом, напевая популярную мелодию:
— Я пришёл дорогая, пришёл без букета! Надеюсь, меня ты простишь!
— Густав, милый, — ласково откликнулась жена, — у нас гость.
На пороге появился высокий плотный мужчина. Бритая голова с могучими складками на шее, мясистые нос и губы, второй подбородок говорили о том, что Густав — любитель вкусно покушать и недурно выпить.
— Кто таков? — прогремел Густав, — студент-задолжник?
— Добрый вечер, господин Граббе, — улыбнулся Хью, — я Хью Барбер, из Антверпена.
— Ба! — взревел толстяк, сжимая Хью в объятиях, а затем, отстранив парня от себя внимательно осмотрел его, обнимая за плечи. — Нет, не Ганс, не Ганс. Вылитая Марта!
Хью невольно засмеялся.
— Что же ты не кормишь дорогого гостя? — Густав грозно засверкал глазами на жену, и та бросилась накрывать на стол под подбадривающие возгласы муженька. — Срочно этому парню половину барашка да треть быка, да десяток-другой пирожков с ливером, да парочку каплунов на вертеле! Мне кефир, только кефир и творожок, да, пожалуй, пару печёных яблочек! — и уже обращаясь к Хью, добавил, — а меня можно по-простому называть — Густав.
С этими словами Густав пригласил Хью за стол, а сам переоделся из спортивного костюма в домашние брюки и просторную рубашку. Далее последовал обильный ужин и повтор новостей о захолустном Антверпене и его провинциальных жителях. После жареных колбасок и доброй порции тушёных овощей вместо трети быка, Хью разомлел. Тёплый приём был в начале, что же его ждало потом?
— Давно я не бывал в Брюсселе, — начал Хью, постепенно подбираясь к теме беседы. — с тех пор как меня бесславно выгнали с юрфака.
— Э, брат, — засмеялся басом Густав, — на этом жизнь не кончается. Меня вот из полиции попёрли, но я не потерялся! Мы — мужчины, на войне как на войне!
— Вы удивитесь, но я приехал как раз в связи с историей, из- за которой вы … переехали в столицу, — деликатно начал Хью.
— Нет, не удивлюсь, — засмеялся Густав, — я тёртый калач, да и за новостями слежу. Смотрю-смотрю да и выжидаю, кто же приедет ко мне за толстой красной папочкой.
— У меня крупные неприятности, Густав, — продолжил Хью, — я выхожу по делу о новом пожаре на вилле «Синий вереск» подозреваемым.
— О как! — восхитился Густав, — ну, это разговор не на полчаса, перейдем давай-ка в мою обитель да и потолкуем.
«Обитель» преподавателя Граббе был под стать хозяину. Дубовая тяжёлая мебель, купленная явно не на распродажах, широкий письменный стол, уставленный чугунными пресс-папье и пепельницами, три массивных книжных шкафа украшали обстановку кабинета Густава. Три мягких гамсуновских кресла расположились возле кофейного столика. В одно из них сел молодой детектив, а в другое — бывший сыщик. Хью почувствовал доверие к Густаву, несмотря на нелестную характеристику, которую ему дал психиатр Зильберштейн. Стараясь скрыть большую часть правды, Хью Барбер рассказал свою историю. О том, как его наняла неизвестная дама, представившаяся Лилиан Майер, как он вёл дела через её представителя Юргена Баха, как он нашёл в Мюнхене Бориса Казарина и Лауру Брегер, как смог снять отпечатки пальцев Лауры, как провёл идентификацию личности, как составил липовый отчёт и как отдал настоящий отчёт Лилиан Майер. О том, что он влюбился в Юджину, и о том, что встретился с ней вновь в Антверпене после второго пожара, Хью умолчал. Дальше Хью рассказал о том, что его подозревают в связи с недавним убийством на вилле «Синий вереск» и вызывают в этом качестве на допрос. Густав слушал, не перебивая, покачивая от удовлетворения головой. Ему, видно, приносило удовольствие, распутывание странных детективных сюжетов.
— Скажи мне, — спросил он после рассказа молодого сыщика, — сам — то ты вошёл в сговор с Юджиной?
— Разумеется, нет. — Хью лгал виртуозно, — она обвела меня вокруг пальца, и сам я был уверен в том, что легко её поймаю да притащу в Антверпен. А она оказалась хитра…
— Тогда почему отправил липовый отчёт своему заказчику по контракту? — продолжил допрашивать Густав.
— Наверное, почувствовал неладное. Мне показалось, что этот Юрген Бах ведёт двойную игру. С Майер — то я больше не виделся и не говорил с ней, разве что один раз перед отъездом, да и то в телефонной трубке были помехи.
— Интуиция сработала, — кивнул удовлетворённо Густав, и Хью не стал его разубеждать.
— А что в полиции есть на Юджину Майер?
— Показания Бо Олливен, которая сказала, что всё это сделала малышка Майер, и какие-то улики на месте преступления.
— Тебя ничего не смущает? — ухмыльнулся Густав.
— Смущает. Бо Олливен умерла. Констант неизвестно где, — Хью решил ничего не говорить об истинном положении Константа господину Граббе, — улики можно сфабриковать.
— И малышек Майер в семье двое, — засмеялся Густав, — не забывай о Миранде.
Хью обалдело хлопал глазами.
— Не знаю, что ты будешь делать, мой мальчик, но я, помня дружбу с твоим отцом, кое о чём тебе поведаю. — Густав, кряхтя, встал с кресла и достал из книжного шкафа у стены толстую красную папку. — Вот она, история Юю Майер и всей когорты этих зажравшихся миллионеров, — любовно похлопал Густав по папке.
— И вы вот так её храните? — удивлённо спросил Хью.
— А что ей сделается? — усмехнулся Густав. — Лилиан Майер за неё прилично заплатила, полиции она не интересна, а Миранда Майер может о красной папочке и не знать, — Густав подмигнул Хью.
— Вы дадите эту папку мне? — с надеждой сказал Хью.
— Конечно, — с удовлетворением в голосе сказал Густав, — только хочу тебя предупредить. Второй раз за неё Лилиан Майер не заплатит, — и господин Граббе загромыхал своим густым смехом, довольный своей шуткой.
— Расскажите лучше словами, что важно, — Хью бережно взял папку из рук Граббе.
— Самого важного— то в папке и нет, — отсмеявшись сказал Густав. — а важное в ней то, что не следует становиться на пути этих людей. Они своих-то не жалеют, а чужих просто растопчут как слон муравья. Я-то этого поначалу не понимал. Вел расследование, как полагается, копал как кабан, учуяв трюфель. А потом и вовсе потерял чувство осторожности. Вот тут Майерша меня и прижала. Это всё равно, что ловить чёрную кошку в тёмной комнате, когда её там и в помине нет.
— Вы уверены в том, что Якоб Майер остался жив в 1972 году? — спросил Хью перед тем, как прочесть папку.
— Да, как в том, что ты сидишь передо мной.
— И у кого же может быть мотив для его второго убийства? Да ещё и обставлено всё так, как и в прошлый раз… Просто мистика… — стал размышлять Хью Барбер.
— Думаю, что ответ на этот вопрос лежит не в плоскости мистики, а в плоскости денег. — Густав засмеялся, обнажив свои крупные желтые зубы, и стал похож на старую собаку— ищейку. — Все мотивы сводятся к трём банальным китам, на которых держится старушка — земля: власть, деньги и похоть. И я не знаю, сколько мотивов тут…
Густав снова поднялся из кресла, затрещав суставами в локтях и коленях.
— Не знаю, где ты остановился, но рекомендую переночевать у меня. По старой дружбе с Гансом не могу тебя выставить на улицу посреди ночи. Только, чур, дверцей холодильника не хлопать, я сплю чутко. Мария постелет тебе в гостиной на диванчике.
Хью не стал спорить. Через час, когда семья Граббе угомонилась в спальне, Хью приступил к чтению. Он читал до утра, дивясь скрупулёзности детектива Густава. Все недостающие кусочки пазла складывались в общую картину.
Наутро хлопотливая Мария Граббе накрыла сытный завтрак. Хью, практически не спавший в эту ночь, выглядел не слишком бодро. Густав Граббе вышел в столовую в строгом костюме и в галстуке.
— Доброе утро. Вот, тороплюсь на публичную лекцию, — с некоторой гордостью произнёс он.
— Вам нравится преподавание? — вежливо спросил Хью, сдерживая зевок.
— Да, постепенно вошёл во вкус. Сначала мне казалось, что это не моё.
— Бедный мальчик не спал всю ночь, лампа горела, — отметила фрау Граббе, разливая какао по чашкам.
— В поезде высплюсь, — улыбнулся Хью.
— Ты можешь забрать папку, — разрешил милостиво Густав, — по крайней мере, не будешь на допросе идиотом выглядеть. Я полагаю, что ты при расследовании пришёл к тем же выводам, что и я?
— Не совсем, — уточнил Барбер, — я не думал о роли Миранды Майер во всей этой истории, и версию о её причастности не проверял.
— Это из дебрей нашего континентального наследственного права, — вальяжно сообщил Граббе, — не всякий там разберётся. И хотя Лилиан Майер выглядит главной злодейкой, она единственная, кто ничего не получила в результате аферы.
— Она временно исполняла обязанности опекуна Юджины, — возразил Хью.
— Но если проверить документацию, то сразу видно, что ни одной крупной сделки не было проведено и не состоялось ни одного важного решения за этот период, пока Юю была официально жива. Имущество под опекой стоит незыблемой глыбой. Слишком много препон как для развития предприятия, так и для его уничтожения, — засмеялся Граббе.
— Не знаю, как вас и благодарить, — сказал Хью, вытирая рот салфеткой.
— О, это очень просто решается. Когда будет суд, пригласи меня главным свидетелем. Если до того времени я случайно не попаду под трамвай, то с удовольствием приеду, — загромыхал своим густым смехом Густав Барбер.
Засим новые приятели попрощались, и Хью отбыл в Антверпен на ближайшем утреннем поезде.
Перед тем как явиться в криминальный отдел полиции, Хью заскочил домой. Переодеться, привести себя в порядок, захватить копии отчётов, альбом «дуры» Зельден с вырезками. В поезде удалось немного подремать, но полностью отдохнувшим и бодрым молодой детектив себя не чувствовал. К тому же он сильно волновался. Волнение его ещё более усилилось, когда он встретил у себя дома шефа Свенсона. Толстый Свен был покрыт липким крупным потом, несмотря на сентябрьское похолодание и был одновременно и расстроен, и возмущён.
— Ну, ты и дел наворотил, — с порога поприветствовал Свенсон младшего коллегу, — как разворачивать-то будешь?
— С вашей и божьей помощью, — усмехнулся Хью, с ходу направившись в ванную комнату.
Мать хлопотала с обедом, её задача была покормить «зайчика», а остальное — не так уж и важно. К тому же она видела спокойствие сына и сама была спокойна. Хью уже взрослый, он сам умеет решать свои проблемы, к тому же Густав Граббе наверняка не отвернулся от её сына.
Когда молодой Барбер сел за стол, уплетая яичницу, шеф Свенсон начал рассказывать новости.
— Юджину Майер объявили в розыск. Её фоторобот по всем газетам и фонарным столбам.
— Где же они фото достали? — удивился Барбер.
— Составили на основе портрета. Неожиданная слава портрета «Ангел».
— Борис Казарин тоже в розыске? — спросил Хью.
— Об этом мне ничего не известно. Но зато я знаю, что Лилиан Майер дала согласие на экспертизу ДНК и на эксгумацию тела из фамильного склепа Майеров.
— О, дело набирает обороты! — Хью энергично жевал и посматривал на часы.
— Господи, Хью, мальчик мой, куда мы вляпались! — неожиданно запричитал Свенсон, — сидели себе тихо, ковырялись в мелких делах…. И откуда взялась эта Майерша со своим выводком маньяков…
— С выводком — это точно! — усмехнулся Барбер.
— Что ты ржёшь как кобыла перед случкой! — закричал на него Свен Свенсон, — ты даже не представляешь, что тебе грозит! Майерша заявила, что ты покрываешь убийцу, Зельден Линденбрант даёт против тебя показания!
— О, уже что-то новенькое, — с энтузиазмом отозвался Хью. — маски сорваны, господа, бал-маскарад движется к финалу?
— Не знаю, о чём ты говоришь, но у тебя будут крупные неприятности! — сказал с сомнением в голосе шеф.
— Но ты-то на моей стороне? Ты не будешь давать против меня показания? — засмеялся Хью.
— Боже тебя упаси, мальчик мой, — перекрестил его старый Свен, — ещё не хватало мне за тридцать сребреников друга сдавать. Но чую я, что добром эта история не кончится.
Так, причитая и приговаривая, парочка детективов двинулась в криминальный отдел полиции.