Сдержанно вдохнув, я увеличиваю изображение рваной раны, растянувшейся по всей грудной клетке. Несмотря на раздутую от воды кожу и бледность, я могу представить, как выглядела бы рана — как бы ощущалась — после исцеления, если бы жертва пережила нападение.
Это не то же самое место и размер… но при виде травмы у меня кружится голова, словно я перебрала с алкоголем. Ошарашенная, я опускаю планшет.
— Черт возьми, — воздух врывается в легкие, и я сглатываю комок в горле. Я спотыкаюсь о кочку, ноги дрожат. — Рис… — Он меня не слышит. — Агент Нолан!
Это заставляет его остановиться. Он оглядывается на меня, его пиджак распахивается от ветерка. Он вопросительно сводит брови.
Подойдя к нему, я поднимаю планшет.
— Ты это видел?
Он упирает руки в бедра, еще сильнее распахивая пиджак.
— О чем ты говоришь, Хейл?
— Это… — я указываю на фото жертвы. — В отчете судмедэксперта не корректно описали рану. Ты знал об этом? Видел фото? — Обвинение в моем голосе поражает даже меня. Я глубоко вздыхаю. — Я что, схожу с ума?
Он хмурится еще сильнее, прищуриваясь из-за полуденного солнца. Затем смотрит мне в глаза.
— Ты не сходишь с ума.
Я моментально чувствую облегчение.
— Но, — продолжает он, — я спрашивал, готова ли ты взяться за это дело. — В его тоне слышится обвинение.
Я убираю планшет.
— Это не…
— Я прочитал отчет. Изучил фото. Я спросил тебя, — подчеркивает он.
— Подожди. Дело не в моей реакции. Не надо меня анализировать. Здесь есть явное сходство, — теперь, произнеся эти слова, я уже не могу вернуть их назад.
Он напряженно молчит, и я смотрю мимо него, на рябь, покрывающую озеро.
Возьми слова обратно.
Но я не могу. Забытая боль снова оживает.
Рис подходит ближе. К счастью, он не заставляет меня вдаваться в подробности. Ему это не нужно. Он уже видел такую реакцию раньше. У жертв.
— Хейл, посмотри на меня.
Я отрываю взгляд от озера, но мне трудно взглянуть в его понимающие глаза. Тем не менее, я заставляю себя сделать это, чтобы услышать горькую правду.
Линия его подбородка напряжена. По челюсти ходят желваки. Он сдерживается.
— Ты видишь сходство? — наконец спрашивает он.
Я качаю головой.
— Не знаю.
Я вспоминаю занятия по психологии. Один из признаков поздней шизофрении — видеть закономерности там, где их нет. Еще есть иллюзия частотности. Феномен Баадера-Майнхофа. Это также еще и признак стресса. Например, когда человек работает над делом, напоминающим нападение на него.
Самое простое и логичное объяснение. Стресс.
— Сфокусируйся на мне. Вот так, — говорит он, заставляя посмотреть на него. В его стальных глазах что-то вспыхивает, и он берет планшет. Увеличивает рану. — Что говорится в отчете судмедэксперта?
— Длина рваной раны — пятнадцать сантиметров, хотя, возможно и больше. В материалах дела не было фотографии с этого ракурса. Может, патологоанатом неправильно измерил…
— Между этим делом и твоим будет много общего, — говорит он. — Некоторые схожести, из-за которых ты почувствуешь себя неуютно. Никто тебя не осудит, если ты оставишь это дело. — Он сглатывает, и я смотрю, как двигается его кадык. — Я тебя не осужу.
В висках нарастает давление. Я чешу запястье.
— Я могу с этим справиться.
Он тяжело вздыхает.
— Нам надо было вместе изучить все материалы, прежде чем отправляться на место преступления.
— Все в порядке, Рис, — я закусываю губу, и его взгляд опускается ниже, отчего меня пронзает молния осознания. Мы слишком близко друг к другу.
Но, как всегда, он чувствует мою тревогу. Он отступает, давая мне пространство. Кивает один раз, как будто отвечает сам себе на какой-то невысказанный вопрос.
— Первое, что я сделал, — говорит затем Рис, — это выделил все сходства и различия. Я убедился. Случай похож, но это не наш парень. Если бы я хотя бы на секунду подумал, что ваши дела связаны…
— Я знаю, — перебиваю я и, пригладив волосы, смотрю на него. — Похожи. Но почерк не совпадает. — С Джоанны сняли одежду. Это большая разница. — Дело не во мне и моем деле.
— Ты уверена?
— Жертва получила восемь ножевых ранений в туловище в области живота, все разной степени глубины. — Когда я говорю это, его взгляд скользит по моей груди, и я чувствую себя так, словно он может видеть мои шрамы сквозь одежду. Я скрещиваю руки. — Смертельная рана была нанесена ножом в левую часть груди и повредила легочную артерию и легкое. Причина смерти — утопление.
Я цитирую отчет как патологоанатом — сухо и беспристрастно. Это позволяет взглянуть на дело в перспективе, отделяя факты от эмоций.
Я получила десять ножевых ранений. Одна рваная рана грудины. Я потеряла сознание от травм, которые привели к отеку легких. Скорее всего, именно из-за этого я не могу вспомнить нападение.
Рис внимательно меня изучает.
— Это на тебя не похоже.
Я убираю выбившиеся пряди волос, падающие мне на лицо.
— Знаю.
Это было общеизвестно — я не самый эмоциональный человек. Даже после нападения я не могла заплакать. У меня не наворачиваются слезы при виде жестокости, транслирующийся по телевизору. Новости не заставили меня потерять веру в человечество. Рис знает это, и он знает, что эта вспышка… чего бы то ни было, не в моем стиле.