Я понимающе киваю, опуская рубашку.
— Все касательно нападения было задокументировано, — я не говорю, что сама ничего не помню. Скоро он сам все узнает.
Перед уходом Рис пожимает руку доктору Келлеру и благодарит его, после чего мы выходим из морга. Кофе, который я оставила на полу машины, еще теплый. Время течет по-разному. Мучительная вечность в морге — пятнадцать минут во внешнем мире.
Я выбрасываю стаканчик.
В тишине мы с Рисом уезжаем, а в моей голове только один вопрос касательно мотива. Почему Кэм? Почему Джоанна?
Почему я?
Теперь становится предельно ясно, что я — связующее звено. Все черные линии исходят от меня, связывая другие убийства, как стебли лотоса, спускающиеся в этот темный подводный мир неизвестности.
Взгляд. Взмах ресниц. Улыбка.
Какого монстра я привлекла в нашу жизнь?
Глава 21
Книга снов
Лэйкин: Тогда
Одиночество.
Три синонима: Изоляция. Уединение. Покой.
Одиночество — неплохое состояние. По большей части я привыкла быть одна. Так что я не возражала, вовсе нет. Есть разница между тем, чтобы быть одной и быть одинокой.
В моей жизни эти состояния сменяли друг друга, разделяя на «до» и «после».
До того, как Эмбер умерла от остеосаркомы и после.
А потом был Эндрю Эббот.
Из-за этого я кажусь безумно банальной. Как будто я была одной из тех прилипчивых, неуверенных в себе студенток, которые меняли себя ради парней. Но для меня, полностью изолированной до того момента, как он вытащил меня из раковины, это было новое рождение. Пробуждение.
Я стала женщиной. Настоящей женщиной. И я была влюблена.
Мир окрасился в розовый цвет обещаний и радужного обожания.
Следовательно, я была наивна и слепа к тому, кем на самом деле был Дрю. После разрыва я узнаю истинное определение слова «одиночество». За две недели до нападения я видела проблески будущего во сне. Из-за страха потерять Дрю мне снова и снова снился один кошмар.
Страх может заставить вас сойти с ума.
Кошмар начинался посередине, как и у всех снов, у него не было начала.
По какой-то причине, пока я пишу эту сцену, в памяти всплывает лекция Дрю о воспоминаниях. Я не уверена, что эта глава пройдет редакцию. Я уже сейчас испытываю искушение стереть слова. Как будто их набирание изменит прошлое.
И хочу ли я вообще вспоминать этот сон?
Было ярко и солнечно?
Или пасмурно и мрачно?
Может, это было сразу после заката, вечерний воздух пах болотом, сверчки громко стрекотали. Кожа была липкой из-за жары и влажности. Я ступила на деревянные доски, чувствуя, что футболка прилипла к спине.
В кустах что-то прогремело, словно летучая мышь ударилась о дерево.
Я вспомнила старую загадку: Слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет?
Я почувствовала чье-то смутное присутствие, меня охватило дурное предчувствие. Я ощущала колебания в туманном воздухе. Он давил на меня со всех сторон. Я должна была продолжать двигаться. Я не убегала, но знала, что меня преследуют.
Внезапно я оказалась на пирсе. Он простирался далеко над болотистым озером. Причал украшало граффити, нарисованное яркой неоновой краской. Подойдя ближе, я поняла, что это не граффити.
На потемневшем, гнилом дереве виднелись свежие красные полосы.
Кровь.
Затем я почувствовала, что кто-то приближается. Они нашли меня…
Если верить толкователю снов, присутствие во сне безликой или невидимой сущности означает, что спящий ищет свою личность.
Несмотря на мое уважение к психоанализу, я не совсем уверена, что верю этой теории (прости, Фрейд), или может ли интерпретация сновидений давать оценку на том же уровне, что и психология. Но в тот момент жизни я ничего не знала об этом. Все, что я знала, это то, что эта сущность во сне меня пугала.
Это существо представляло угрозу. Мой личный демон, преследующий меня наяву, а также во сне. Подобно темной и отвратительной истине, скрытой в нашей душе, эта злоба хотела материализоваться. Он хотел быть известным, стать реальностью.
Смотри… Прозвучал бестелесный голос.
Дневной свет исчез; воцарилась густая и абсолютная чернота. Звуки насекомых стали такими громкими, что я заткнула уши. Я посмотрела в мутную воду, окружающую пирс.
Белые водяные лилии неподвижно стояли в воде. Никакой ветерок не тревожил их лепестки.
Я видела много прудов и озер с лотосами, и они все были одного цвета. Либо белые, либо желтые, либо розовые. Но никогда несколько сразу. Поэтому одинокий желтый лотос, парящий среди других…
От этого зрелища по моей спине пробежал холодок. Прядь светлых волос, намотанных на цветок. Такие же светлые, как ее волосы.
Челси.
Я наклонилась, чтобы отодвинуть цветы в сторону, и увидела лицо. Ее бледная кожа казалась фарфоровой на фоне мутной воды. Глаза были открыты, непрозрачные, бесцветные, они смотрели в ночное небо. Голубая рубашка была разорвана у шеи, обнажая зазубренные царапины и порезы на шее и ниже. На груди у нее расцвела темно-красная рана.
Затем выглянуло солнце. Яркий солнечный свет играл на белых лепестках, отбрасывая золотые блики вокруг ее мертвого тела, словно ореол. И пока я смотрела, также быстро, как и все во сне, похороненная в воде, окруженная ореолом лотосов оказалась уже не Челси.
Это была игра света, игра моего разума. Через несколько месяцев я даже начала думать, что могла приукрасить эту часть; мой творческий ум дополнил воспоминания о сне вымышленными деталями.
Я смотрела на собственное лицо.