Не настойчивый, но частый стук в дверь.
Сколько я спал? Минут сорок?
Нехотя поднявшись с дивана, направился к дверям, на ходу разминая шею.
— Привет. — Неуверенная улыбка и потерянный взгляд. — Я не вовремя?
Тяжело вздохнув, растер ладонями слипающиеся глаза.
— Разбудила? Извини. Я заходила вчера. Тебя не было.
— Зачем?
— Что?
— Заходила зачем?
Вера замялась. Сжала пару раз ремешок своей сумки.
— Можно войти?
Отступив вглубь квартиры, проследил за тем, чтобы она закрыла за собой дверь, и отправился на кухню. Чайник ещё не успел основательно остыть. Подключив его заново, стянул с подоконника так и не выкуренную ранее сигарету. Зажав ее губами, прикурил, уставившись в окно. Вера продолжала неуверенно топтаться в дверях кухни. Я не предпринял ни одной попытки смягчить ее неуверенность.
— Ты уезжал куда-то?
— Чего ты хотела? — Ответил вопросом на вопросом, так и не обернувшись. Вырванная на последних секундах победа не прошла бесследно. Айвар оторвал душу на славу. И сейчас мне хотелось лишь одного — спать.
— Ты дрался снова? У тебя синяки на спине.
— Вер.
Она сделала глубокий рваный вдох.
— Я хотела извиниться.
— За что?
Обернувшись, посмотрел ей в глаза. Она спешно перевела их на стол, где стояла практически приконченная банка кофе, одолженная мне Валероном.
— За то, что тогда тебе наговорила. Я была не права.
— В чём? Что мне стоит поискать другую лохушку, которая будет ждать меня с моих сраных боёв? Или в том, что меня однажды внесут в дом в гробу? Будь уверена, королева, ты была права в обоих случаях.
— Дим, мне плохо без тебя.
— А как же Андрюша? Я думал, у вас все серьезно. Не впечатлил что ли?
— Что? Ты себя вообще слышишь? У нас с ним ничего не было.
— Даже и не знаю, радоваться за вас или печалиться.
— Я тебя люблю, Дим. Только тебя.
— И что, готова вновь вернуться к тому, от чего ушла?
— Готова, — с вызовом отозвалась она, стрельнув в меня взглядом.
Я выдавил из себя слабую улыбку. Затушил недокуренную сигарету и обернулся к плите. Чайник вскипел, как и мои нервы.
— Кофе будешь?
— Нет.
— Как знаешь.
Высыпав в кружку оставшиеся гранулы, залил кипятком и уселся на стул напротив нее. Она так и продолжала стоять на одном месте, явно не зная, чего от меня ожидать.
— А я влип, Верка. По полной, — поделился, даже не зная, к чему. Просто хотел посмотреть на ее реакцию.
— Рустем?
— Хуже, королева. Есть дяди и посерьёзнее Алиева.
— И чего от тебя хотят?
— Продолжения банкета хотят.
Она стянула с плеча сумку и присела на край табуретки. Я кивнул ей на выдвижной ящик кухонного гарнитура. Она потянула его на себя и ошарашенно замерла.
— Это бабки за один бой. Как тебе?
Закусив губу, задвинула ящик обратно. Прочистила горло.
— А отмазаться?
— Не выйдет.
С усилием напущенная веселость слетела, не оставив от себя и следа. Ночные мысли снова оккупировали голову.
Сделав глоток, поморщился от мерзости вкуса. Но порадовался крепости.
— Зачем ты в это ввязался?
— А у меня выбора не было.
— И что теперь делать?
— Ждать.
— Чего ждать?
Она немного воспряла духом, наивно посчитав, что у меня есть какой-то план.
— Чем все это закончится.
Пришлось ее разочаровать.
Помешкав с секунду, она вновь поднялась. Подошла ко мне и обняла.
— Мы справимся.
_________________________
Последний экзамен позади. Однокурсники в предвкушении. Им есть на что надеяться и чего ждать. В первую очередь, дипломов. А дальше уже кто на что горазд. Кому папочка подготовил место, кому родственники и знакомые, а кому своим ходом пробиваться в люди.
А что я? Чего ждать мне?
Веркиного "мы справимся" хватило ровно на две недели. И все потянулось вновь по бесконечной цепочке противоречий.
Она хотела, чтобы я завязал, но, при этом, ее манили шальные деньги. Хотела строить семью, но продолжала принимать противозачаточные. Хотела любви до гроба, но чуралась моей нежности и внимания на людях.
Ссоры стали неизменным атрибутом нашей совместной жизни. Дошло до того, что мы уже не жили вместе, а пытались сосуществовать друг с другом. Что мешало ей уйти, я не знал. Видимо, что-то держало. И если это была не любовь, то что?
***
— Ну, рассказывай.
— Что рассказывать?
— Что случилось? Чувствую, что что-то не так.
Я привычно поморщился, благо, что по телефону она этого распознать не могла. Вываливать на нее груз своих проблем было бы элементарным свинством.
— Да все в порядке, ба.
— Точно?
— Точно.
Бабушка не поверила, но лезть не стала.
— Прилетишь?
— Вряд ли. Повестка должна прийти. Да и ещё кое-какие дела там есть. В секции.
— Всё-таки решил в армию?
— Решил.
— Что, неужели у профессиональных спортсменов не бывает отсрочки?
Я внутренне скривился. Знала бы ты, дорогая бабушка, что я уже семь лет никакой не спортсмен…
— У профессиональных — бывает.
— Ну и что тогда?
— А чего бегать-то? Отслужу и буду спать спокойно.
— Не нравится мне это. Ой как не нравится…
— Да нормально все, ба. Что ты паникуешь?
— Предчувствие у меня нехорошее, Димка. Не спокойно мне.
— Не я первый, не я последний.
— И то верно. Осторожней будь, хорошо?
— Осторожность в нашем деле — всё. Куда без нее, родимой?
— У тебя какие-то проблемы?
— Нет, все хорошо.
— Ой, не ври мне, Димка. Не ври. Знаю я тебя, как облупленного. Говори давай!
— Да что говорить? С Веркой собачимся постоянно. Да и так, по мелочи.
Хотелось бы мне рассказать, что ссоры с Веркой — это и есть мелочь, а глобальные проблемы скрыты под ёмким словом "секция". Но нельзя. Слишком сильно это по ней ударит.
— Верка твоя. Из-за нее, небось, и решил в армию-то пойти?
— Отчасти.
— Дурак ты, Димка. Вот слов других на тебя нет. Как пить дать, дурак. Не дождется она тебя. Не геройствуй.
— С чего ты это взяла? У нас же любовь. — От собственного заявления стало смешно.
— Какие мы слова-то знаем! Любовь у них! Помяни мое слово, дорогой, попьет она тебе ещё кровушки. Змея такая.