Как и предсказывал Старшина, я ушёл в запой. Не в тот мелкий ежедневный запойничек на войне, когда пьешь, чтобы отделаться от совести. Я ушел в самую настоящую беспробудную пьянку, чтобы к этой самой совести воззвать.
Не было её. Ни отголоска, ни эха.
Мои руки по локоть были в крови, но я не терзался муками. Когда засыпал, не видел снов. Когда вспоминал ребят, не видел перед внутренним взором их лиц. И только глядя на себя в зеркало, видел пустой и мертвый взгляд. Тогда приходило осознание, что умер я там. Выгорел изнутри. И тогда же приходил ужас. Не от того, что убивал. А от того, что мог убить ещё.
Антон через неделю уехал в Москву. Юрец так и не объявлялся. Макс заходил пару раз, но видя, куда я качусь, послал ко всем чертям и оставил наедине с бутылкой.
За месяц пьянки я стал потихоньку деградировать. Жизнь сузилась до маршрута от ларька до квартиры. Поняв, что так продолжаться долго не может, пришел к мысли вернуться обратно. Только документы уже были у Андрея и договориться с ним вновь не выйдет.
Тогда то и решил найти другой путь. И он виделся мне идеальным вариантом для избавления от пустоты.
Наведаться к Рустему показалось мне заманчивой идеей. Если уж он прикончил моего друга, то прикончить меня ему труда не составит.
Остановившись за несколько метров от входа, я окинул взглядом заброшенное здание. Лёгкий холодок прошёлся по телу, вздыбив на затылке волосы.
Сознание на миг помутнилось. Я огляделся вокруг. Ни елей, ни леса за ними. Позади нет каморки и КПП.
Мотнул головой, но наваждение так и не испарилось. Проклятое гиблое здание октагона было копией нашего барака.
Потянувшись к карману, вытащил пачку сигарет. Пустая.
Смяв её в руке, отшвырнул в сторону и двинулся вперёд, к стоящему у входа Бугатти. Резкий контраст. Либо какой-то отбитый, либо новичок. Ни один из своих не ставил здесь машину.
Приблизившись, увидел у капота какого-то щегла, держащего у уха телефон и нервно постукивающего носком кроссовка по земле. Разговаривал он вполголоса, словно чего-то опасался.
Я остановился, против воли прислушавшись к разговору.
— Лет, солнышко, послушай. Я очень сильно тебя люблю. Слышишь?… Нет, всё в порядке. Просто… Да не важно. Я хочу, чтобы ты мне верила… Да так, ни о чём. Малыш, всё будет хорошо. Правда? Только нужно немного потерпеть…
Потеряв интерес к трёпу, положил руку на его плечо. Он вздрогнул. Обернулся. Я едва не выругался сквозь зубы. В его вздрагивании и напряжённом взгляде проскользнуло что-то знакомое. Неприятно знакомое. Невольно на ум пришло сравнение с Игнатом.
— Чего тебе? — Вытолкнул он сквозь сведённые челюсти.
— Прикурить дай.
— Не курю.
— Спортсмен?
— Тебе то что? — Взгляд его стал ещё напряжённей. Но особого страха в нём я не видел, больше неприязни. — Всё нормально, — чертыхнувшись, проговорил он в трубку. — Я перезвоню тебе.
— Да ничего, — отозвался я. Засунул руки в карманы и побрел ко входу.
Ворота оказались ннзаперты. Толкнув одну створку от себя, вошёл внутрь. В нос ударил запах сырости и отдаленный запашок резины. Я шёл по пустому коридору, ступая мягко и тихо, прислушиваясь к звукам вокруг. Не знаю, сколько ещё должно пройти времени, чтобы искоренить из себя эту привычку бесшумного передвижения.
Толкнув последнюю дверь, застал врасплох хозяина затхлого кабинета. Рустем резко крутанулся на стуле и уставился на меня удивлённым взглядом.
— Вот так встреча, — протянул прежним сухим голосом, словно и не было этого года отсутствия. Только в уголках неприятных глаз скопились морщинки. — Неожиданно… До меня слушок дошёл, что наш король октагона на дно скатился. Запил.
— Врут, — отозвался я, подойдя вплотную к его столу. Чуть подняв глаза, посмотрел в небольшое окно, в которое минутой ранее смотрел он сам. Сквозь мутное грязное стекло силуэт мажора с Бугатти был едва различим.
— Интересный экземпляр, — заметил Рустем.
— Новый боец?
— Боец? — Алиев усмехнулся. Поднялся на ноги и встал возле меня. — У меня на его счёт другие планы. Пусть потешит пока свое самолюбие на ринге. А после боя с тобой я возьму его в оборот.
— И кто он? — Уточнил я, хотя особого интереса мажор у меня не вызывал. Уточнил так, между делом, зная, что в оборот Рустем берёт тех, кто когда-нибудь сыграет в его игре выгодную партию. Можно было бы сказать, что и я находился у него в обороте. Только после большой военной игры, Алиевская паутина перестала быть для меня значимой.
— Что ж ты, Архип, соседей своих не узнаешь? Игорь Матвеев. Сынок прокурора.
— Высоко берешь, — отозвался я, отворачиваясь от окна. Встретившись глазами с Рустемом, без особого удивления заметил, как его взгляд из смеющегося превратился в настороженный. Он понял. Не мог не понять. Все его стратегии могли полететь к чертям собачьим. Слишком большая пропасть появилась за этот год. Не осталось больше ниточек, за которые он мог меня дёргать.
Молчание затянулось. Рустем хотел что-то сказать, но решил не искушать судьбу лишний раз и вернулся к прерванному разговору.
— Сам по себе Матвеев не представляет для меня никакого интереса. Боец из него никакой. Но он пришел сюда сам, а я не привык упускать шансов, которые идут мне в руки. Ринг не для него. Нужно что-то посерьёзнее. Чтобы и хотел повернуть назад, да не смог бы.
— Не наиграешься, кукловод?
— Что ты, Архип. Игра только начинается.
— Не зарвись, Рустик. Даже самый фартовый рано или поздно проигрывает.
Он чуть прищурил веки, силясь понять, угроза это или предупреждение. Помогать я ему не стал, фраза так и повисла в воздухе.
— Мне нужен бой.
— С кем? — Уточнил Алиев, всё ещё не спуская с меня глаз.
— Всё равно.
— Пообтрепался? — Рустем понимающе улыбнулся. — Что, не сильно в наше время армия поощряет своих солдат?
— Дату назначишь или позже зайти?
— Я сам тебя найду.