Схватив листок бумаги, как давно привык,
Оставить чувство жить в стекающих чернилах.
Сюжет мне претит, хоть на это я мастак.
Чего уж проще, чем придумать баек пару,
Но ощущаю я особый, главный смак,
Когда эмоциям поддам крутого жару.
А потому поэм, увы, я не пишу,
Мне смысл стиха в инаком видится пространстве.
Ведь я не рифмами, а чувствами грешу
В уже давным-давно привычном постоянстве.
***
У поэта тысячи обличий,
Миллионы выражений лиц,
А ему - слепой канон приличий
И шуршанье уставных страниц.
Правила движения по жизни,
Правила вращенья в колесе...
И живет он в вечной укоризне:
Почему живет не так, как все.
Но поэт не может в мире этом
Только перелистывать устав,
Или перестанет быть поэтом
Он, от правил писаных устав.
Ведь его душа владеет миром,
И его душой владеет мир.
Не гляди, что в жизни нищ и сир он,
Что в семье он вовсе не кумир.
И канонов многих он не знает,
Как о том весь век гудит молва,
Но слова из чувства выплавляет,
Мудрые и вечные слова.
***
Был воздух жизни густ и вязок,
И где-то зрел грядущий гром,
А грустный сочинитель сказок
Сидел за письменным столом.
В покое неуютно тесном,
Одолевая сердца муть,
Пытался кружевом словесным
Преобразить он жизни суть.
Мир явный таял в отдаленье,
От грез кружилась голова,
И все ловил он в удивленье
К нему летящие слова.
Был в тех словах пьянящий запах,
Слепящий свет, звенящий звук
И тени снов на мягких лапах,
И колдовство волшебных рук.
В них было утоленье жажды,