Лоция ночи - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 9

Труды и дни Лавинии,монахини из ордена Обрезания Сердца(От Рождества до Пасхи)

Хочешь быть мудрым в веке сем, будь безумным.

Апостол Павел

Да раздражу глубину сердечную.

Из Патерика

Иоанн рече: «Что есть гроб хождаше, а в нем мертвец пояше?» Василий рече: «Кит в море хождаше, а Иона в чреве песнь Богу пояше».

Беседа трех святителей

То обрезание, которое в сердце, по духу, а не по букве.

Апостол Павел. Послание к Римлянам, 2, 29.

«Но с чем же может граничить Россия с этих двух сторон?» — «…Вы это знаете!» — вскричал больной.

Р. М. Рильке

Поймав зайца, забывают про ловушку… Где мне найти забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить?

Чжуан-Цзы

У входа в пещеру

Играю с клубящимся туманом.

Безумный Линь

И скоро станет небольшой

И полой чашей.

А. Миронов

Поэт есть тот, кто хочет то, что все

Хотят хотеть…

О. Седакова

И все же силою любви

С гнездом подняться от земли

Сам, Господи, благослови!

И. Бурихин

Предисловие издателя

Хотя нашей специальностью является публикация трудов по современной психологии, мы все же решаемся издать в свет произведения монахини Лавинии, присланные нам ее сестрой. Нам кажется, это будет небезынтересным как пример спонтанного взрыва бессознательного, с которым не может справиться современное сознание. Сестра Лавиния смело, я бы даже сказал, дерзко пошла навстречу этому взрыву и поплатилась, как нам известно, за это рассудком. Впрочем, труды ее представляют интерес и в других отношениях; особенно актуален ее органический экуменизм, а также неортодоксальность, сочетающаяся с глубокой верой. Мы надеемся, что эта причудливая смесь видений, фантомов, медитаций, простых признаний и непритязательных наблюдений даст пищу не только психоаналитикам, но и послужит лучшему самопознанию современного человека.

Письмо сестры к издателю

Где этот монастырь — сказать пора:Где пермские леса сплетаются с Тюрингским лесом,Где молятся Франциску, Серафиму,Где служат вместе ламы, будды, бесы,Где ангел и медведь не ходят мимо,Где вороны всех кормят и пчела, —Он был сегодня, будет и вчера.Каков он с виду — расскажу я тоже.Круг огненный, змеиное кольцо,Подвал, чердак, скалистая гора,Корабль хлыстовский, остров Божий —Он был сегодня, будет и вчера.А какова была моя сестра?Как свечка в яме. Этого довольно.Рос волосок седой из правого плеча.Умна, глупа — и этого довольно.Она была как шар — моя сестра,И по ночам в садах каталась,Глаза сияли, губы улыбались,Была сегодня, будет и вчера.

Собственно труды сестры Лавинии

1. Ипподром

Слова копытами стучат. В средине дровРасколется пылающее сердце.Как машут крыльями, свистятНочные демоны, мои единоверцы.Вот я бегу меж огненных трибунПодстриженной лужайкой к небосклону,И ставят зрители в сияньи и дыму,Что упаду — один к мильону.На черную лошадку — на летуОна белеет и тончает,Хрипит, скелетится, вся в пене и поту,И Бог ее, как вечер, догоняет.

2

Слышу — как душа моя дышит.Дышит и в вас, коли не задушили,Воздух ее иной.В легких ее — изумрудный мох,Голубая эфирная кровь,Страдание мое — глубокий вдох,А выдох ее — любовь.

3

Храм — тем больше храм, чем меньше храм он.Помню я — церквушечка одна,Вся замшелая, как ракушка. НочамиВ ней поет и служит тишина.Там в проломы входят утра и закаты,И луна лежит на алтаре,Сад кругом дичающий, косматыйРуки в окна опускает в сентябре.Только голубь вдруг вкосьВспорхнет из колонны,На которой коростой свилосьСпасенье Ионы.Пагода, собор или костел —Это звездный, это — Божий дом,Забредут ли волк или прохожий —Ветер напоит его вином.Ангел даст серебряного хлеба.Ты когда разрушишься, — тобойЗавладеют тоже ветер, небо,Тишины неукротимый вой.

4

Жизнь семерична, восьмерична, гнута,Как венский стул, висящий под Луной.Ты мне явился, о надрывный Будда,Как заводской трубы осенний вой.Ты пролетел над мерзнущим туманом,Над рельсами куда-то в Сестрорецк,И промокашка воздуха впиталаТебя всего. Но это — не конец.Ты — соль зимы. Ты — первый лед и крышаДля снулых рыб. Они посмотрят вверхИ видят: тени на ловитву вышли,И вижу я, что в этих ты и в тех.

5

Свое мучение ночноеЯ назвала себе: любовь.Мы разве знаем что другое?Мы затвердили — страсть и кровь.А то была другая боль,И немота меня трясла,И мозг от ужаса свивало.А просто — Ангел сердце мнеВдруг вырезал концом кинжала.И вот оно сквозит — пролом,И смотрит Ангел милосердный —Как чрез него, хрипя, с трудомВ мир выезжает Всадник бледный.

6

Я подругу умершую виделаВсю ночь напролет во сне.Может быть — и она меня виделаНа той стороне?Неужели мы тоже для нихТак белы, так бедны словами,И в слезах и страшны и милы,Как жених в зеркалах, за свечами?

7

Много снега пало на сердце,Треснул и сломался лед.Из глубокой темной прорубиВыплыл серый Ангел-Волк.Он захлебывался весь,Подвывал он — мы ли, вы ли,Обнялись мы с ним и всю,Всю Вселенную обвыли.Мы двойным омыли воемБойни, тюрьмы и больницы,Мышку бедную в норе,И родных умерших лица,И старушку во дворе.И унынье задрожало,И печаль восколыхнулась,И нечаянная радостьВдруг стремительно проснулась.Ангел серый, Ангел-Волк,Повоем на Луну,Ты меня в седую полночьНе оставь одну.

8

Зачем я мучила январь?Желтят тоски моей закатыЕго заплаканную даль.Царапну воздух — киноварьСочится в мертвый день распятый.Зачем я мучила январь?Но и меня он мучил тоже,Иголки каждый день втыкалВ мою истерзанную кожуИ грубой солью посыпал.Зачем мы мучимся, январь?

9

Так свет за облаками бьется,Как мысль за бельмами слепого,Так — будто кто-то рвется, льетсяЧерез надрезанное слово.Так херувим, сочась, толкаясь,Чрез голоса влетает в клирос,И человек поет, шатаясь,Одетый в божество — на вырост.

10. Уроки Аббатисы

Мне Аббатиса задала урок —Ей карту Рая сделать поточнее.Я ей сказала — я не Сведенборг.Она мне: будь смиренней и смирнее.Всю ночь напрасно мучилась и сникла,Пока не прилетел мой Ангел-Волк,Он взял карандаши, бумагу, циркульИ вспомнил на бумаге все, что мог.Но Аббатиса мне сказала: «Спрячь.Или сожги. Ведь я тебя просила,Тебе бы только ангела запрячь,А где ж твои и зрение и сила?»Мне Аббатиса задала урок —Чтоб я неделю не пила, не ела,Чтоб на себя я изнутри смотрелаКак на распятую — на раны рук и ног.Неделю так я истово трудилась —А было лето, ухала гроза, —Как на ступнях вдруг язвами открылисьИ на ладонях синие глаза.Я к Аббатисе кинулась — смотрите!Стигматы! В голубой крови!Она в ответ: ступай назад в обитель,И нет в тебе ни боли, ни любви.Мне Аббатиса задала урок —Чтоб я умом в Ерусалим летелаНа вечерю прощанья и любви, —И я помчалась, бросив на пол тело.«Что видела ты?» — «Видела я вечер.Все с рынка шли. В дому горели свечи.Мужей двенадцать, кубок и ножи,Вино, на стол пролитое. В нем — муху.Она болтала лапками, но жизньВ ней, пьяной, меркла…»— «Ну а Спасителя?» —«Его я не видала.Нет, врать не буду. СтоилоГлаза поднять — их будто солнцем выжигало,Шар золотой калил. Как ни старалась —Его не видела, почти слепой осталась».Она мне улыбнулась — «Глазкам больно?»И в первый раз осталась мной довольна.

11. Темная Рождественская песнь

Шли три волхва, как три свечи,Вдоль поля, сада, огорода.Цвела сирень, как мозг безумный,Не пели птицы и волхвы,А пела вещая свобода.Что за спиною вашей, Числа?Разъем я кислотою слов —Откуда Женское возникло,Откуда Множественность свислаВетвями темных трех дубов.Во тьме есть страшная Девица,Всей черной кровию кипящейОна за Богом шла и пелаИ мир крутила, будто перстень,Она звалась тогда — Венера.Но вот в пустыне родиласьДругая Дева — срок настал,И в небеса она взвилась, —Вся — сердца теплый сеновал.Шли три царя. Не понимали,Куда идут и сколько дней.И только знали — что зачали,Что их самих родят вначале,Но и они родят теперь.Венера в космосе кричала,Что человек — он есть мужчина,Но ей блаженное мычанье отвечало,Что Дева, Дева — микрокосм.Цвела сирень, как мозг безумный,И птицы ахали крылами,И я лечу туда и будуНад теми, плача, петь полями —Над зимними, где апельсинамиЛежат, измучены, как пахари,Цветные ангелы — и синююМглу рвут и охами и ахами.

12. Сочельник

I

Сестра, достань из сундукаОдежду Рождества,Где серебром по рукавуЗамерзшая трава.Ту, синюю, с подбоем алым,Сестра, достань из сундука,Накинь Сочельнику на плечи.Не велика ль? Не велика.Сестра, из проруби достань,Из вымерзшей рекиСвеченьем тронутую ткань —Где наши сундуки.Не коротка ль? Не коротка.Сестра, надрай-ка бубенцы,Звезда вращается, кротка,Воловьим глазом иль овцы.

II

Пускай войдет СочельникМладенцем в пеленах,Оленем в снежный ельникСо свечками в глазах.Приди хотя бы дедом,Проснувшимся в гробу,А мы тебя оденемВ ночь со звездой во лбу.

13. Левиафан

Левиафан среди лесовЛежит, наказанный, на суше,Средь пней, осин и комаров,Волнуясь синей мощной тушей, —Его я услыхала зов.Он мне кричал через леса:«Приди ко мне! Найди дорогу!И в чрево мне войди. ПотомЯ изрыгну тебя, ей-богу».И я пришла. Он съел меня.И зубы, что острей кинжала,Вверху мелькнули. Я лежалаВо тьме горящей без огня.Как хорошо мне было там!Я позабыла все на свете,Что там — за кожею его —Есть солнце, и луна, и ветер.И только шептала: «Отчаль!Брось в море свой дух раскаленный».И он заскакал, зарычал:«Ты лучше, ты тише Ионы».Я позабыла кровь свою,Все имена, и смерть, и ужас —Уж в море плыл Левиафан,Весь в родовых потугах тужась.О, роды были тяжкие. Несчастный!Кровавый небо сек фонтан.Когда я вылетела в пене красной,Как глубоко нырнул Левиафан!

14

Зеленый цветочекВ поле звенит,Там не шмель, не кузнечик,Там — царь Давид.У него есть огненная лестница —Ровно сто и пятьдесят ступеней,Он ее закидывает в небоИ по ней танцует на коленях,Прямо в небо, полное икройЗвездной, — в чрево рыбины разумной,Ангелы, пленясь его игрой,Свои жилы отдают на струны.Но к утру он возвращается в цветок,Лестница в гармошку — вся уснула.И опять он только сок, багровый сок,И любовь царя-пчелы — Саула.

Что делать с жизнью небольшою,Пришитой к сердцу моему,Что делать с этой живорослью,Что пятится, завидев тьму?Зачем, Творец, в меня сослали?Уж лучше б Вы ее держали,Как прежде, кошечкой в дому.Зачем ее Вы баловалиИ часто за ухом чесали,А после сливки отобралиИ кличку тоже, — не пойму.Она мне сердце рвет и мучитИ все по Вас, Творец, мяучит.

16

Мир меня поймал врасплох —Я никак не ожидалаВремени, часов и — ох! —Тихого распада жала.(Я б не согласилась,Ускользнула б ловко,Я бы не вживилась,Это — мышеловка).Думала — все это шутка,Я не думала — всерьез.Расцветает пышно-жуткоДерево стеклянных слез.

17. На лету

Толкнулась и полетелаС десятого этажа.Толпа нечистых крутилаТело для грабежа.Один визжал: «Возьму ручонку!»Другие жадно пили кровь.Душа? Душа пищала тонко —Ее тянули, как морковь.Уж не боясь мне показаться,Они кричали: «Улюлю!»Протягивал мне черт объятья,Кривляясь — мол, ловлю, ловлю!

18. Телеграмма

Телеграмму во сне получилаЗа подписью — «Силы, Престолы».На бланке простом офицьяльном —О том, что я все же спасусь.Я тонкою мучусь болезньюНе первое тысячелетье —Накожной расчесанной жизнью,Уже не мечтая о смерти.О Власти, Силы, Престолы,Когда я войду в ваши хоры,Лицо закрывая стыдливо,Вы крылья мои отведетеРадужные, в разводах.Я вам принесла подарок.Смотрите, какой, — под горломЦветок золотой, зеленый.Я кровью его поливала,Кормила слезами и снами,И если слегка он заржавел,Простите неправду мою.

19. Обрезание сердца

Значит, хочешь от меняЖертвы кровавой.На, возьми — живую кровь,Плоть, любовь и славу.Нет, не крайнюю плоть —Даже если была б — это мало,А себя заколотьИ швырнуть Тебе в небо.Хоть совсем не голубица —Захриплю я голубицей.Миг еще пылает Жизнь,Плещет, пляшет и струится.Думала я — Ангел схватитВ миг последний лезвиё,Но Тебе желанна жертва —Сердца алое зерно.

20. Еще урок Аббатисы

Аббатиса вбила доскуМежду Солнцем и ЛуноюИ воздвигла поперечник(Мы стояли и смотрели).О, какой чернел тоскоюЭтот крест на небе вечном.Аббатиса оглянуласьИ сказала мне — распнись!«Нет, еще я не готова,Не готова я еще,Не совсем еще готова».Лепетала, лепетала.Аббатиса засмеялась:«То-то, дети,Как до дела — вы в кусты!Будьте же смирней, смиренней.Ну идите, не грешите.Утомилась я сегодня».И, шатаясь, она в кельюПобрела. Совсем старушка!

21. Капель

Синь-дом, синь-дом —Колокола,Весна с трудомЗаплакала.Печаль весныНагонит бес,Но я от небаЖду чудес.Ведут к закланию ужеВеселого барашка,А почка в тонкой кожуреТрепещет как монашка.Ах, встать с колен,Уйти отсель.Где мой Верлен?Да вот — капель.

22. Воспоминание

В церковь сельскую — как умоляла! —О, пустите переночевать!Руки сторожу целовала(Еще очень была молодая).Говорил мне: сойдешь там с ума,Ты оттуда выйдешь седая.О, пустил бы! Весь ужас нездешний —Да и здешний — проглотила б, оставшись одна,За иконой когда б зашуршалоИли с воем качнулась стена.Ну а так-то — по капле, по капле…Лучше б сразу всю чашу до дна.

23. Из муравьиной кучи

На праздники мы выпили винца.Ах, на Святой позволено немного!И в сумрачные синие лесаМы побрели, шатаясь, славить Бога.Так высоко и льдисто — Серафима,Так горячо и низко — Суламифь,Как будто улететь могли из мираЧрез голоса — но мы держали их.Когда мы к горке муравьиной подошлиВдали жилья, вдали дорог —Вдруг Серафима навзничь повалилась,Почти зарылась в темный их песок.И — de profundis — так она молилась,И так она из кучи той кричала —«Господь наш Бог! Он жив! Он жив один!»Оцепенели мы. Мурашки рьяноСреди ее разметанных сединРассыпались — по свитку ее кожи,Как вязь старозаветная письмен.И будто бы они кричали тоже,Я слышала стеклянный ровный звон.

24

Я шла к заутрене. И звездыХрустели тонко под ногой.Раскачивал рассветный воздухКолокол Луны тугой.Во тьме моей всходило Солнце —Горячий внутренний таран,Как шар златой вкачусь я в церковьИ напугаю прихожан.К заутрене я шла. Светало.А я всех раньше рассвела.И никого не напугала.«Ты пожелтела? Ты больна?»

25. Соблазнитель

Как ляжешь на ночь не молясь, — то вдругПриляжет рядом бес — как бы супруг,На теплых, мягких, сонных нападает,Проснешься — а рука его за шею обнимает.И тело все дрожит, томлением светясь,И в полусне с инкубом вступишь в связь.Он шепчет на ухо так ласково слова:Что плотская любовь по-своему права,И даже я — холодный древний змей —Блаженство ангельское обретаю в ней.Тут просыпаешься и крестишься — в окнеМелькнуло что-то темное к луне.И ты останешься лежать в оцепененье,Как рыба снулая — в тоске и униженье.

26. Перед праздником

Кручу молитвенную мельницуВесенним утром на заборе.Как сестры весело и радостноТолпятся у разрытых клумб,Одаривая землю жирнуюТюльпанов наготой подвальною.А те — буренушек священныихНа пастбище ведут, украшенныхИ лентами и колокольцами.Те — моют будд водою чистою,Водой пещерной, ледниковою,Те — чистят кельи, пол метут.Захлопоталась перед праздникомВся наша сторона буддийская!И только я одна — бездельнаяИ больше ни на что не годная —Верчу молитвенную мельницу,В цветные глядя облака.

27

Мне было восемь лет всего,Как я впервые полюбила, —И бабушке я говорила(И тем ее развеселила):«Так не любил никто! Никто!»Перед иконою склонясь,Теперь я повторяю то же:«Никто Тебя так не любил!Никто! Никто! Ты веришь, Боже?»

28

Вижу — святой отшельникВисит над круглым пригорком,А склоны — клевером заросли,Клевер — смешок земли, —Клевер — ее «хи-хи»,Белая кашка — «ха-ха»,Отшельник парит над ними,Забывши и званье греха.Он висит, скрестив тощие ногиНад веселым пригорком, молча.Скажи мне, отшельник, — где Будда?Быть может, это колокольчик?Капустница? Иль шмель тяжелый?Иль облако? Иль деревце?Быть может, Будда — ты?Быть может — я?Быть может — я в его ладониЩепотка разварного риса?

29

Вы ловитесь на то же, что и все:Вино, амур, ням-ням, немного славы.Не надо вам изысканней отравы,Вы душу отдаете как во сне —Так старый бес мне говорил, зеваяИ сплевывая грешных шелуху,И за ногу меня в мешок швыряя.

30. Моя молельня

I

Чуть Сатана во мне заплачетИль беса тянется рука —В кулек невидимый я прячусь,Молюсь я Богу из кулька.Быть может, это — пирамида(В ней царь простерся древний, длинный),Которую ношу с собой,Из жаркой выдернув пустыни.И вот, когда я в ней спасаюсь(Так, чтобы было незаметно),Ее ломается верхушка,И чье-то око многосветноЛучами льется в рук завершье —С одра привставши, фараонКричит: «Молись, мы оба грешны!» —И снова в тяжкий полусон.

II

Свою палатку для молитвыЯ разбиваю где угодно —В метро, в постели или в бане —Где это Господу угодно.Из легких ангельских ладонейНевидимый воздвигся домик,И пусть тогда меня кто тронет —И упадет тот, кто догонит.

III

Могу себя я сделать крошечной —Не больше стрекозы, цикады,И вот лечу в алтарь кулешечныйДля утешенья и отрады.К примеру, где-нибудь в трамвае —Она колени подогнет,Влетит в кулак мне и поет,Его дыханьем согревая.Шепчу, как будто руки гревши:«Молись за нас, мы оба грешны».

31. Перемена хранителя

Мне было грустно так вчера,От слез рукав промок,Ночь напролет просила я:«Приди, мой Ангел-Волк.Слети, о серый мой, приди,О сжалься, сделай милость,Такая боль в моей груди,Такая глубь открылась».Легла я пред восходом Солнца,Его дождаться не сумев,Вдруг из стены, что у оконца,Сияя, вышел Ангел-Лев.«А где же Волк?» А он в ответ:«Он умер, умер для тебя,Душа твоя сменила цвет,Сменилась вместе и судьба.Теперь я — Лев — защитник твой!»Прошелся вдоль стены устало,Сверкая шкурой золотойИ угольками глазок алоКося. И я ему сказала: «Ох,Брат Волк! Ведь я тебя узнала!» —«Да, — Волколев ответил мне, —Сестра, мы изменились оба,Друг друга поднимая вверх,Ты — как опара, я — как сдобаИ vice versa. От двух опарДо твоего, сестрица, гробаВо что, во что не превратимся».Захохотав, открыл он пасти шарБагровый (от усов озолотился).«Расти меня. Зови! Почаще».И скрылся в блеске восходящем.

32. Катанье на Льве

«Что вчера я ночью видела!Может, я с ума сошла? —Серафима говорит. —Я в окошко посмотрела —По двору огонь бежит,Молния летит кругами,В искрах страшный, золотой,Как двойное пламя.Я крестилась, и молилась,И глаза я протирала,А оно кругом носилось,Басом хохотало». —Зря ты, зря ты испугалась,То не страшные огни.Это я на Льве каталасьВдоль ограды, вдоль стены.

33. За руном

В руке зажата змейка ночи,И сжаты челюсти мои,Слезы дымятся паром.Седло накину на хребет дракона,И мы несемся с нимЗа солнечной травкой — туда,Где Солнца бушует корона.В своей постели голубой,Земля, ты головокружишься,Вид серый, жалкий и больной —Но исцелишься.Мой перелет тебе помог,Дай пятку из-под одеяла,Из бороды у Солнца клокЯ травки огненной нарвала.

34. Весенняя церковь

Печальное постное пеньеПроникло легко под ребраИ сердца лампадуПротерлоЛадонью.Как будто я стала самаМягкою белою церквью.И толпы детей и старушекВходили, крестясь и мигая,Мне в чрево и кланялись сердцу,А сердце дымящим кадиломКачалось, так мерно качалось.Когда же они уходили —В буреющий снег полейХрам под дождем опускалсяИ в сумерки растворялсяЗамерзшим забытым ягненком,Разорванной смятою грудой.Печальное постное пеньеС врачебным презреньем вонзалосьМне в сердце — и там оказалосьТо же, что и у всех, —Тьмы потоки, безмерности малость,Бог, завернутый в черный мех.

35

Ангелов дело такое —Им бы только плясать,А наше дело другое —Стариться и умирать.Ангелы знают — кромеРадости нет ничего,А мы, мы разлиты в кувшины,Как разное вроде вино.Я знаю, о Господи Боже,Что мучусь я оттого,Что Ты не сумел ДругогоСоздать из себя самого.

36

Быстрей молись — чтобы молитвДруг к другу липли кирпичи,Сплошь, чтобы не было зазора,Не уставай днем и в ночи.Чтоб вырастал большой соборБез окон и дверей. Ни щели.Чуть замолчишь — внутри уж вор,Нечистые скользнуть успели.

37. Чудище

Я — город, и площадь, и рынок,И место для тихих прогулокДля перипатетиков-духов,И ангельский театр, и сад.Я — город, я — крошечный городВеликой Империи. ОстровВ зеленых морях винограда.Но что так стучат барабаны?Враги подступили. Осада!Я — тихий, и кроткий, и круглый,И в плане похож на гвоздику.Но что это трубы так воютПротяжно, несчастно и дико?И крики я слышу — «СмолуВ котлах нагревайте!Ройте колодцы!»Восходит косматое солнце.Погибнет и крепость, и замок,И вся наша библиотека,Что мы собирали от века.Вы слышите — ДемонСоблазна стоит при вратах.А я в это время в башнеТорчала лицом к небесам,Сдавленная кирпичамиПо рукам и ногам.Враги приближались, влажнойИ грязной блестя чешуей:Отдайте нам чудище в башнеИ более ничего!И тут была страшная битва,И дым, и грохот — и сноваНаш город тихийЖивет задумчивой жизнью,Похожий с высот на гвоздику,Империи остров великой,И перипатетики-духиГуляют в прохладных аллеях,И чуткое чудище в башнеИх слушает странные речи.

38. Экономка

Закат точильщиком склонился,Остря блистающие вербы.Смотрела в Солнце Экономка,Губу прикусывая нервно.«Сестра, мне кажется, что СолнцеНе там садится — право, право!Оно всегда за той березой,А нынче забирает вправо».«И звезды учишь?» ПоднялаОна из пыли хворостинкуИ как овечку погнала:«Левее, Солнышко, скотинка!»

39. Теофил

У нас в монастыреКрещеный черт живет —То псалтирь читает,То цепь свою грызет.Долго он по кельям шалил…С Серафимой… Молод еще.То сливками в пост блазнил,То влепится в грудь ей клещом.Серафима с молочной бутылкойВбежала ко мне:«Смотри, говорит, поймала —дрянь какая на дне».А там бесенок корчитсяРазмером с корешок,Стучит в стекло пчелою,Рук не жалея, рог.Горошинки-глазенкиС отливом адской бездныСверкают: «Ой, пустите!Я улечу! Исчезну!»«Что мы с ним делать будем,Когда он в нашей власти?Ты, бес, летать-то можешь?» —«Приучены сызмальства, —Он тонко отвечает, —Да вас не повезу!»Ну, мы тут смастерили,Накинули узду.Поводья привязалиИз тонкой лески —Хоть крутился, кусался,Вытянули беса.Серафима говорит:«Стань побольше, будто конь!Эх, куда бы полететь?Ну, давай, бес, на Афон».Понеслися, полетели,Будто молния вдали,Да монахи им не далиКоснуться Святой земли.Никчемушный, непригодный,Жалкий бес!Сам и виноват — в бутылкуТы зачем полез?Мы его отнесли к Аббатисе,Та взглянула, сказала: «Сжечь!Но, впрочем… Для поученьяМожно и поберечь».«Веруешь ли?» — спросила.Черт затрясся, кивнул.«Хочешь, чтоб окрестили?»Он глубоко вздохнул.Отнесли его в церковь, крестили,Посадили на цепь,Дали имя ему Теофила —И на воду и хлеб.Что ж, и злая нечистая силаТоже знает — где свет и спасенье.И дрожит тенорок ТеофилаВыше всех сестер в песнопенье.Кланяется, не боится креста,Но найдет на него — и взбесится.Пред распятьем завоет ХристаИ — следи за ним — хочет повеситься.Так он с год у нас жил и томился,Весь скукожился и зачах,То стенал, то прилежно молилсяНапролет всю ночь при свечах.Заболела нечистая сила,Помер, бедный, издох.За оградой его могила.Где душа его? Знает Бог.

40

Я вчера псалмы читала ночьюНад покойником — фабричным счетоводом.Было холодно. Луна светила яро,Тени по стене перебегали,Медленным водоворотомМеж бровей покойника крутились.Я читала, а читать мешалаМне душа покойного, садиласьПрямо на страницы и шумела,Все она ругмя ругала тело.А покойник супился печально.«Что же ты со мной, душою, сделал?Ты же Будда! Ты же мог быть Буддой!Он же Будда!» — мне она кричала.Я ж читала твердо и крестилась.А покойник супился печально.«Что же ты со мной, душою, сделал?Жил как с нелюбимою женою,Как с женой глухою и забитой.Ну так и лежи теперь, как ящикС драгоценными камнями, с жемчугами,Но в земле зарытый, позабытый.Ты меня глушил вином, работой,Болтовней и грязною любовью.Я тебе кричала, говорилаИзо всех твоих священных точек.Ты не слушал — вот теперь томись.Мне, задушенной и сморщенной, куда,Покалеченной, куда теперь деваться?»Так она кричала, выла, ныла,А покойник супился печально.Он лежал небритый, очень острый,С белой розою бумажною в кармашке.

41. Два стихотворения о вдохновении

I

Когда я стихи говорюВ келье — в пустыню ночиСлетается целое воинствоИ образует Ухо.Я перед ними кочетЖертвенный. Голошу.Мелькают, бледные, садятся ближе,Подобны торопливому ножу.Средь них — как в облаке — себя я вижу,Им жизнь дика, я жизнию дышу.И думаю — за что ж мне эта сила?Мне, жалкой, а не светлым им?Да потому же — что цветок из ила,Из жертвы кровяной — молитвы дым.

II

Когда белое Солнце восходит Луной(На Луне живут Заяц и духи) —Крови темный прибойПодползать начинает глухо.Пена морская тогда на губах,Мечется ум фрегатом — совсем плох.«Где же я? В Луне? корабле? волнах?Где же я?» — по слогам повторяет Бог.

42

С тела жизни, с ее рожиСоскользну — зовут. Сейчас!Как ошметок наболевшей кожи,Под которым леденеет третий глаз.

43. Огненный урок

Мальчишки на заднем дворе развелиЖивой огонь из ящиков и тряпок,И он гудел, как сердце, и сиял —Напрасно март в него слезами капал.Мы с Аббатисой мимо шли, и яВсе плакалась и хныкала и нылаПро жалкую и к жалкому любовь,О том, что не совсем я мир забыла.Ей надоело. На руки меняСхватила, как беспомощную мышку,И в сердцевину жидкую огняШвырнула. «Во дает!» — пропел мальчишкаИ бросился куда-то наутек.А я горящий приняла урок.Мне Аббатиса говорила так:«Терпи, терпи — миг, пустяк!Гори, дитя, гори, старушка,Расчесанной душиБинтом огня перевяжиВсе язвы, зуды,Намажься жаром,Огня тоской».И наконец меня оттудаКривою выгребла клюкой.«Дитя, не больно? СаламандройБыла ты в прошлом. В настоящемЯ поменяла твою кровьНа пламень легкий и кипящий».Я стала новой, золотой,Звенящею, странноприимной.Огонь трещал, а мы пошлиВ обитель, напевая мирно.Я стала крепкой, золотой,Какими идолы бывают,Когда они вдруг забывают,Что сами были — Бог простой.Когда на взгорьях средь лесовСтоят, упершись лбами низко,Забытые. Вдруг из боковПолевка прыснет с тихим писком.

44

Я читаю псалмы над самою собой,Над ладонью, над белой рукой,Над сплетением линий, над Волей, Судьбой.О забудь, о забудь свое счастье и горе,И расступится Жизни Чермное море!На глазах у себя превращаюсь в костяк,Сползает от пенья плоть.О, как скоро все будет пыль.И земля, и звезды — и даже ОгоньВоды не переживет.Я оставила все —Как моряк на утопшем своем корабле, —Деньги, паспорт, одежду,И долго кружилась в море, держась за весло,И не чаяла жизни уже, но теченьеК островам Блаженства несло.

45. Дитя Поста

Наконец смирилась,Наконец — умалилась.Видно, это угодно Богу.У себя на руках уместилась,Отнесла в собор к порогу.Положила на паперть дитя Поста —В лед молчанья,В воду покаянья,В весеннего в трещинах снега стекло.Не в отца — слабосильноИ слезьми обильно,В мать — провал лица,И совсем оно —Спуск куда-то вниз,Где темным-темно.Беру я, как мертвец,Дар пустоты — и мирВ игольное ушкоСочится глаз моих.

46. Игра

Стою за вратаря — а бесы бьютМячом соблазна — чтобы пропустила,И, отбивая, прыгая весь день,Лицом в траву упала — нету силы.О, тут они сбежались всей гурьбой!И, гомоня и окружив кольцом,С расчетом лупят сблизи — чтобПохлеще мне окровянить лицо.Но не дождетесь: шеей, языком,Глазами отобью я — чем угодно.Я знаю: проигравшему — в огонь,А Богу — победители угодны.Тут мне на помощь выступает Лев,Он их пронзает золотой стрелою,Они кричат и корчатся, а онМне лечит раны жаркою слюною.

47. Меж «я» и «ты»

Снятся мне до сих пор светские сны,Грешным делом — даже постом,Вот сегодня — будто бы на бегахСтавлю на лошадь по кличке «Потом».О Боге я думала — где Он, — бродя по двору,Вдоль стены кирпичной, ворот.То к дереву никла, то к нутру.И когда он меня позовет?Что он мне ближе отца, сестры,Но не бренного моего ребра.Все искала я слово — роднее, чем «ты»,И чуть-чуть чужее, чем «я».

48. Ожидание

В наше кладбище с древних днейЛожатся святые, девицы, старухи,Проросло камнями, на буквах — цвель,Сирени тянутся вниз рукиВзбить эту черную постель.Рассказывали сестры, что когда-тоЧудное было здесь явленье —Все слышалось из могилы святойПо ночам — флейта, смехи и пенье.Ну не вынесли — стали копать,Видят — щели в гробу светятся,Будто свет там горит внутри.Подумали — бесы бесятся.А великого старца домовина была,И они его громко спросили:«Слышишь, отче? Во имя Христа —не обидишься? — мы б отрыли».Доски подняли — там горит свеча,А старец смеется, сидит,Рубаха сотлела, сползла с плеча,И веселый, как пьяный, на вид.А гроб и вправду полон вина,И его как лодку качает.Старец весело им говорит:«Воскресения мертвых чаю.Уж близко, близко, заройте скорей,Не мешайте праздновать тут.Я слышу, слышу предпенье трубы,И ангелы обновленье несут».Я с тех пор — как мимо иду,Наклонюсь, крестясь от прельщенья, —«Отче, скоро ль?» — и слышу гул,Будто ветер из-под земли: «Мгновенье!»

49

Братец Волк! Братец Лев!Ох, держите меня под руки —Сейчас я буду восклицать!Как слова ждут! Как некоторы жаждутОкно ножом под горлом открывать.Братец Волк! Братец Лев!Бог как ночная рубахаК телу прилип —Сорочка счастливаяВдохновенья и страха,Сердца морской прилив.Братец Волк! Братец Лев!Вдохновения запой — запила.Ноги мягкие, как водоросль,Кровь пьяна!О, запой! Да пьют — меня.Не отличить — как слово переходитВ огонь и воздух. За спиною ждутТак нежно — будто демон с человекомКак близнецы сиамские живут.

50. Ворон

Старый ворон сердце мое просил —Воронятам своим отнести:«А то закопают в землю тебя,мне уж не выскрести». —«Злая птица, — ему отвечала я, —Ты Илью кормил и святых,А меня ты сам готов сожрать,Хоть, конечно, куда мне до них».Отвечала птица: «Вымерзло все кругом.Холодно, греться-то надо.Я сердце снесу в ледяной свой дом,Поклюют пусть иззябшие чада.Не шутка — три сына и дочь…»Я палку швырнула в него: Прочь!Ночью проснулась от боли в груди —О, какая боль — в сердце боль!Спрыгнул Ворон с постели, на столик, к дверям —С клюва капает на пол кровь.

51. В бане

Вчера, вчера топили баню,И, крепко веником хлещась,Все становилась я грязнее —О, бело-розовая грязь!Но все же, все ж таки — по контуруЛегчающих нагих телесДвойник златой протерся, огненныйЧрез поры лавою пролез.Кругом же банный чад парил,Как ладан грубый, — виноваты,Все терли бедный свой мундир,Новили кожаные латы.И двойника я пламенеющегоОбратно втерла руковицей,Бросая в вечер, маем веющий,И ржавый веник свой лысеющий,И скользко тающее мыльце.

52

Вот праздник Поста гремит,Как воды поток.Стала я пустой, как водосточная труба,Как барабан.Выбивают руки моиНа боках — песню.Как воды поток,Пост меня омыл —Он сползает вниз,Унося старую кожу.«Постой, куда,Человек ветхий?»Вот уже ПостаПоловина,И я половиной чиста,Половиной — змея,Мелюзина.Но надеюсь я,Что к его концуСтану я гола,Как из почки лист.Обступила меняПустынников тьма,Из египетских, темных,И пригоршнями прямо в глаза, в висок,Прямо в нежные глуби умаРаскаленный и томныйШвыряют песок.

53

Каялась я — по шее ладони ребромЛупила, хлыстом обвивала тело, —Много раз заходило солнце во гневе моем,И добра своего жалела.Наедалась и в пост досытаИ грешила, бывало, вином.Даже солнце светить мне стыдится,Иногда — как ударит лучом.Только дождь не жалеет горючих,На меня не жалеет слез,И паук с презреньем паучьимСвой домик к другим перенес.Мнится мне — так я извратилась, —Страшна, как непогребенный,А гляну в зеркало — иногдаЛицо как у просветленных.

54. За работой

Мне призналась сестра — бородатая Фрося:«Вот ты видишь, что я некрасива, как грех,Бородавка под носом — с грецкий орех,Бороденка щетинится грубым покосом.Даже бабушка, мать не любили меня.И в кого я уродом таким уродилась?Я взывала бы к Богу, молилась,Но Богу — как ты думаешь — тоже ведь я не нужна?Вот когда б красоту принесла и швырнулаНа алтарь как овцу —Так другое бы дело…»Мы корзинки плели. «Ты б отдохнула, —Скоро в церковь, и прутья к концу».Мы на службу пошли. На закатеФиолетово церковь нежна.Полно, полно, сестра, тебе плакать,И ты тоже Богу нужна.Ты молись так: «Боже, Царь!Если б дал Ты мне шелк, и парчу, и злато,Я бы все принесла на алтарь,Но Ты дал мне сермяжку и жабу —Вот я все, что могу, отдала.Ты зачти, как вдове ее лепту….»Отшатнулась она от меня,Дико вскрикнула, как эпилептик:«И сама ты не больно красиваИ не очень-то молода.Я-то думала — ты мне подруга,А ты жабою назвала!»Зарыдала она, побежалаИ рыдала в весенних кустах.Я за ней: «Ах, прости! Ты прекрасна!Ей-же-ей — на закате, в слезах!Я завидую тебе,Бороды твоей кресту,Я б с тобою поменялась —Не держусь за свое „я“.Что такое „я“? ФонтанВ океане. Бульк — и сгинул — мириады.А мы мучимся, горим,Будто запертые ады».Так я долго бормотала —Слезы вытерла она и сказала только — «Ах!». —«Я клянусь, что ты прекраснас лентой бороды, в слезах!Ну прости, в последний раз!»Колокола длинный бас.И пошли мы с нею мирноВ церковь, что ждала уж нас,Как купца Багдад иль Смирна.

55. Два стихотворения, кончающиеся словом «слепой»

I

В иноке ухватка хорошаЛовкого борца, мастерового.Знает, потрудясь, его душаХитрости, приемы беса злого.Он твердит Исусову молитвуТак, как сеют, машут до заката.И когда уснет — душа на битву,То ж твердя, идет, сменяя брата.Четки приросли к его рукам,Свечи зажигаются от взгляда,На псалом плечом — как на таранОн наляжет, бьет в ворота ада.Бденьями, постом смирилось тело,Служит, тихое, как леснику топор,Как крутящий жернова по кругуКроткий мул — двужильный и слепой.

II. Прощанье со Львом

Сказала я Льву, что метался по клетке моей:«И так мы, люди, как звери,Не хочу я помощи дикой твоей!Пусть Ангел станет при двери».«Ах так! — Лев сказал. — Пожалеешь еще.Когда позовешь — приду ли!»И, взрыкнув, когтями стуча, ушел.А я, поплакав, уснула.С тех пор мой Хранитель невидим мне.Спрошу — да где ж он? Да вон где!Как облако — на плече, на стене,Как солнце сквозь веки в полдень.Однажды во сне сказал: «Это я».Узнала — зерно, души водопой,Тот, к кому я прильну в мраке небытияИероглифом кости слепой.

56. Частушка

Проглоти, душа, молитву.Выучи — чтоб твердо знать,Чтобы мне — как свет покину —Сразу же ее сказать.

57

Выгоняли меня, говорили: «Иди!Спасайся, сестра, где знаешь,А нас ты, сестра, ужасаешь».Разве вы петуха прогоняли,Как, хрипя, по ночам орал?Разве вы звезду уносили —Когда луч ее страшно дрожал?Как же я отсель уйду?Я поволоку с собою,Как ядро на ноге,Как сурка на плечеИ лису под рубахой, —Монастырь весь.Уйду — за мной по горам и долинамМонастырь ваш на цепи поволочится,А трястись весь тяжкий путь мой длинныйСладко ли вам будет в нем, сестрицы?Лягу в поле спать —Под голову положу.Хорошо ли вам будет на голой земле?Нравятся мне только два,Только два жития мне привычны,Схожие между собою весьма, —Иноческое и птичье.

58

Стою ли на молитве или сплю —Лукавый — он не дремлет, он — бессонный.И шепчет про забытую любовь —Без имени, без облика, — а вспомню.Как будто бы меж ребер втиснут гроб —Такой, что он и виден только в лупу,А в нем — нагая жирная любовьВ твоих ботинках, с бородою глупой.Чуть пошевелится любовь — я вниз,За плечи уложу покойницу уныло:«Лежи, лежи! Ты у меня проснись!Ты — синяя, ты вся давно остыла».

59. Звезда в окне

Звезда, волнуясь, перешлаЗа крестовину переплета —Как будто вынесла волнаВверх колокольчик перемета.Вся в каплях темной, ой, воды,Из забытья, из древней бездны —За переплетом умерла,В стекле неровном ты воскресла.Звеня, лепечет мне: «Вонми —Совсем не страшно, ты не бойся,В колодце вечности умойсяИ голову приподними».

60. Старица

Задумавшись, иголку проглотилаЯ в супе. Может, солнца лучик?А может, просто волос поварихи?Но что-то колет изнутри и мучит.Я не заметила — а вдруг игла простая,Нагая, острая — а вдруг? О ужас!О, старица врачебная златая!К ней в келью я скорей метнулась.ПахнетВ келье ее святойДустом, ладаномИ весной.Она спала и тяжко простонала —Должно, грядущее влилось ей в сон,И руку выпростала из-под одеяла,Что не истлеет до конца времен.Она проснулась вдруг и просияла,Меня увидев, — будто с вестью ангелПред ней стоял. Мне стыдно стало.Она мне меду наскребла из банки.Заговорила, как судья и грешник,Как оксфордский профессор (Оксфорд — там,Где тривиум преподаютСкользящим в небе школярам),Как хоровод детей пророчащих, блаженных,И голова кружилась — я ушла,Поцеловав ей руку. ГоворилаМне вслед она: «В обрезанное сердце льется Жизнь,Любовь, и дух, и царствие, и сила,А что-то колет — плюнь и веселись».Ну я и плюнула — у ног лежалаИгла, светясь мертво и ало,И с нею в лес я, к змейкам, побежала:«Где нищая? Я подарю ей жало».

61. Без вдохновенья и труда

Без вдохновенья и труда —А просто жилы развязала,Веселой рыбой в неводахЯ на хвосте, хвосте плясала.Вода — фонтаном из ума,И пролилась — в дрожащий ум,Я в ней плясала до утраСреди двора — ни чувств, ни дум.Живая, страстно-ледянаяВода — из глаз и из ушей,И изо рта — как бы из бездны,Сейчас поднимет Божье имяСо дна глубокого морей —Все закружится и исчезнет.

62. Кошка

Пред пышною болезнью лета,Пред тем, как зеленеть, бываетТакая ночь, — все замирает.Земля как будто зажигаетФитиль расцвета — а сама,Зажмуриваясь, отбегает.Всю ночь визжала под окошкомНадсадно Мурка, наша кошка,Хоть я ее увещевала —Она мешала и орала.«Зачем кричишь так страстно, низко?Уймись!Ты монастырская же киска —Молись!»В нее и камнями швыряли,А все орет, как одалиска,Как будто валерьянку в мискуЕй подмешали.Как будто помыслы греховные,Когда мы рыбу ей ломали,Скользнули с пальцев и упалиВ ее доверчивую пасть.

63. Последние минуты Страстной

Страстная идет по ступеням тяжелым,По каменным — в человечий рост,И вдруг исчезает она — под гуденьеРазбивчатое — у звезд.Быть может, и дальше идет — не видно.Обидно, но глаз мой плох.Монашкой закутанной шла — на вершинеВсе скинула. Видно, что Бог.

64. Сестра-Яблоня

Кипарис в Гефсиманском садуНе так печален, как ты,Сестра моя бедная, Яблоня,Белея средь темноты.Как в пост ты худеешь, сушеешь,Как ветки крестами ломаешь,Не раньше ты лист выпускаешь,Как звякнет высоко: «Воскрес».Мы долго с нею стояли,Вздыхали и громко молчали,Так громко — как будто стучалиВнутри сторожа в колотушки.Поправила я ей солому,Погладила ствол и пошла,Псалмы распевая,Не вдруг понимая,Что вижу рассеянным зреньем,Что рядом кто-то идет.Смотрю — это яблоня рядомС усилием скачет на ножкеНа белой и длинной, и плачет.«Увидят! Нельзя! Обидят!Пойдем, я тебя провожу».И тихим покорным животнымОна поспешила обратно,На руку мою опираясь,На место свое у оградыИ прыгнула крашеной ножкойВ замерзшую темную лунку.Поправила сбитые веткиЯ ей, корешки утеплила,Шепнула: «Не делай так больше.Обидят». Она мне кивнула.Блаженная! Замерзшая! Не век же так!Ты скоро расцветешь цветами мягкими,Где крестик золотой внутри качается.

65. О ней же

Я ей просфоры приношу,На ветку вешая, а утромУже я их не нахожу —Должно быть, птицы их уносят.Стоит — как будто на бегу,Стоит, чудесная, в снегу —Смоковницы ли антипод?Раз в Рождество в мороз пришлаЯ к ней, вдруг — стук! —Упало что-то на клобук —Зеленый тонкокожий плод.

66. Дурачок

Привезли убогого —Излечить в монастырь,Чтоб от жизни промоленной, строгойСошла его дурь.Будто свечки втыкает в плечи —Так он крестится, дурачок,И из глаз его синие рекиК Богородице наискосок.Он ей шепчет тихие речиВсё бочком, как побитый щенок.Будто Бог его манит — он ближе,Вот, шатаясь, встал на порогДома царского. «Благослови же!» —«Дурка, дурка, ведь то ж дурачок!»

67. Далекие старцы

Вот я лежу на дне колодцаСамоиграющею лютней —Святые, видите меня,Вы на горах своих лиловых?И шепотом, но бестелесным,Но световым таким шуршаньемОни мне отвечают: «ВидимЧрез шар летающий хрустальныйИ даже иногда играемНа струнах мы твоихИной раз».

68

Дни перед Пасхой, дни ПостаГармошкой со-разводятся,То становлюсь я как черта,То все во мне расходится.Вот-вот совсем я растворюсь,Заброшусь в неба чан — тряпицей,И облаками разбегусь,И клювом размешают птицы.

69

Прости, Господь, — Ты был Фазан,А я — охотник, стынущий в тумане.Он слышит голос, щупает колчанИ сам себя нашел в колчане.И выстрелил. Лечу так высоко,Стрелой звенящею зеленою, как птица, —О, если б мимо! Если б в молоко!Сломаться бы! О, уклониться!Но вот — Фазан, охотник и стрелаСтремительно меняются местами.О встречи миг, — когда она вопьется —Все закричит, все разобьется,Исчезнет все под небесами,И сами небеса, и сами.

70. Ночь на Великую Субботу

В поварне красят яйцаИ молчат,Я краски разотруИ выйду в сад —Мне руки чернымиОт краски показались.Как тонок иней на земле,Деревья сжались.Глядит в сторонке Марс,Забравшись на насест, —К утру все звездыСтанцевались в крест.Затихло все — от ангеловДо малых сих,И даже мира Князь,Я чувствую, затих.Две тыщи лет назадОн ранен был,Как треснул ад —Он так вопил,И мечется — ведь раны злееС годами, злоба тяжелее.Сегодня же и он уполз,И грех примерз.Весна. Мороз.От тихости и скорбиЭтих местК утру все звездыСтанцевались в крест.

71. Воскрешение апостолом Петром Тавифы и попытка подражания

«Ты, Петр, слышал?Тавифа наша умерла.Так хорошо она пряла,И вот — не дышит».Она — как точка, девы — кругом,И Петр среди ее подругГлядит на корни своих рукС испугом.Он сомневался:«Природы чин! Я не могу!»А огненный язык в мозгуЛизался.«Ты можешь! — Сила распевала. —Ну, в первый и последний раз!»Он поднял руки и потряс,С них Жизнь упала.Как пред рассветом неба склянь,Он белый был, как после тифа,Он прокричал: «Тавифа, встань!О, встань, Тавифа!»«Тавифа, встань», — он прошептал.О, благодати холод, милость!По векам трепет пробежал,Глаза испуганно открылись.И дева вновь живет. Жива.Но уж она не вышивала,И никого не узнавала,И улыбалась на слова.Ее слезами моют, жгутИ нежно гладят. Всё без толку.Такие долго не живут.Да ведь и Лазарь жил недолго.…Я это видела в мечтаньеВ дали отчетливо-туманной,Когда на службе мы стояли.Покойника мы отпевали.Скаталось время в дымный шар,В шар фимиамный.И в дерзновенье и пыланьеК покойнику я подошла,Руками я над ним трясла,Ему крича: «О, встань! О!»Тень пробежала по глазам,И кончик уса задрожал,Но он не захотел. Он сам!И, потемнев еще, лежал.«Сошла с ума! Вон, вон скорей!Сошла с ума! Мешает пенью!»И вытолкали из дверей.Что ж, хорошо — оно к смиренью.Он сам не захотел! Он сам!Он дернулся, как от иголки,И вытянулся — лучше там.Из света в тьму? И ненадолго?

72. В трапезной

Тень от графина с морсом. СкатертьКраснеет веще. Пейте. Ешьте.Когда уж надобно заплакать,То и чик-чик скворца зловеще.И мясо черной виноградинкиКак сонный глаз, как в детстве жизнь,А я и ягодки не съела,И жизнь видением чужимСмотрела.Что-то есть не хочется,А уж тем более под пенье.Я хлеб крошу и вспоминаюСвои протекшие рожденья.Не дай Бог — птицей. Свист крылаКак вспомню, и ночевку на волне,Боль в клюве, и как кровь теклаСкачками. Птичьего не надо мне!Была я пастором и магом,Мундир носила разных армий,Цыганкой… Больше и не надо!Сотлела нить на бусах Кармы.

73

О небо! Небо! Грустно мне!И вот ты вынесло, умильное,И выставило на окнеВсе серебро свое фамильное.Денницу я и Веспер знаю,Блеск летний, зимний мне знаком,Кассиопея на сараеПрисела крупным мотыльком.Но за крыло ее магнитомПотянет в подземелья тьму.Как умирают деловито,Ложась к народу своему!А хорошо ль прилечь к народуИ с кровью тесною смеситьСвою просторную свободу,Блаженство с Богом говорить?Я книгу Жизни прочитала,Касаясь кожаных доспехов,Но я могу начать сначала —Внимательней, теперь не к спеху.Как Книгу книг раввин читалВ местечке, Богом позабытом,Со свечки не снимая гарь,И каждый знак пред ним сиялИ как подъем, и как провал,Как ангел, цифра, храм разбитыйИ как вертящийся фонарь.

74. Воспитание тихих глаз

О монастырские глаза!Как будто в них еще глаза,А там еще, еще… И заПоследними стоят леса,И на краю лесов — огни.Сожжешь платочек, подыми.Они горят и не мигают,Они как будто составляютБок треугольника. ВершинаУходит в негасиму печь,Там учатся томить и жечь.Окатные каменья вроде,От слезной ясные воды.В саду очес, в павлиньем загородеОни созрели, как плоды.

75. Сатори

Не было предчувствия,И памяти не будет.Пришлое — птицам,Будущее — стрекозам.Пятница. Солнце. Дождь.Леса, сияя, мылись,И под дождем собор процвел —Глазами, крыльямиВсе стены вдруг покрылись.Никто не увидал — все от дождя укрылись.О сестры! Духи!С туманом я играю!Духи! Мне весело —Я умираю.Душа моя — ты стала чашей,В которую сбирает нищий,Слепой, живущий при кладбище,Пятак, и дождь, и фантики пустые,Обломки солнца золотые —Объедки херувимской пищи.

76. Медведь

Я хозяйка себе(А не плоть, а не персть),Вот вскопала себяИ посеяла шерсть.Вся от глаз до пятМехом порослаГустым и мокро-волосатым,В каждой волосинке — ость.Дай мне знак!О, теперь я заставлю Тебя!Медведь!Страшный гость.Вот я небом мчусь,Реву, ищу.Глазки медные смотрят внимательно.О, теперь я найду. Я дождусьОт Тебя — хоть рогатины.

77. Кормление птиц

С тарелки блеклой оловяннойЯ птиц кормила за оградойВ сосновом преющем лесу.Печаль! — о, вдругМеня печаль пронзила,Когда тарелку подносилаК несытым тяжким небесам,Как будто край этой тарелки,Полуобломанной и мелкой,Вонзился в грудь мнеИ разрезал,И обнажилМою оставленность Тобою —Всю, всю.(А пятки пели и стучалиИ тихо землю колотили —Вот на тебе! Вот на тебе!).О Боже, я тебе служуКоторый век, который лик.Кричу, шепчу — не отзвалсяНа писк, на шепот и на крик.О, на кого меня оставил?Мне холодно! Я зябну! Стыну!На красноглазой злой земле —Зиянье я, провал, пустыня.А пятки землю отшвырнули,И полетела к облакамЯ вдруг с тарелкою протянутой,С кусочком черствым кулича.Мелькнула птицею в пруду —Щетина леса, ноготь крыши, —Чрез облака и дальше, выше,Куда-то к Божьему гнезду.

78. Скит

Куда вы, сестры, тащите меня?Да еще за руки и за ноги?Ну пусть я напилась… была пьяна…Пустите! Слышите! О Боже, помоги!Но раскачали и швырнули в ров,Калитка взвизгнула и заперлась,И тихо все. Я слизывала кровьС ладони и скулила. ГрязьСо мной стонала. Пузырилась ночь, спекаясь.Шуршали травы.Лежала я, в корягу превращаясь.Господь мой Бог совсем меня оставил.Мхом покрываясь, куталась в лопух.Вдруг слышу я шаги, звериный дух,И хриплый голос рядом говорит:«Раз выгнали, пойдем поставим скит».«Ох, это ты! Ты, огненный, родной!Меня не бросил ты, хмельную дуру!»Мы в глухомань ушли, где бьется ключ,Лев лес валил и точас его шкурил.Мы за три дня избенку возвелиИ церковь, полый крест — как мне приснилось, —В мой рост и для меня, чтоб я вошла,Раскинув руки, в ней молилась.Пока работали, к нам приходил медведь —Простой медведь, таинственный, как сонмыНочных светил, —И меду мутного на землю положил.Он робкий был и так глядел — спросонья.Лев мне принес иконы, свечек, соли,Поцеловались на прощанье мы.Он мне сказал: «Коль будет Божья воля,Я ворочусь среди зимы».Встаю я с солнцем и водицу пью,И с птицами пою Франциску, Деве,И в темный полый Крест встаю,Как ворот, запахнувши двери.Текут века — я их забылаИ проросла травой-осокой,Живой и вставшею могилойЛечу пред Богом одиноко.

1984