Я осторожно, искоса взглянула на замершие, бесстрастные черно-белые лица охранников. Я видела, как едва-едва вздымается грудь у ближайшего ко мне мужчины. Но его взгляд был устремлен куда-то в абстрактную даль. У остальных был такой же ничего не видящий взгляд. Что заставило их сидеть вот так, не двигаясь, едва дыша и даже не моргая? Что это? Гипноз?.. Внушение? Приказ?..
Меня окружал черно-белый мир. Я буквально физически чувствовала, насколько я чужая здесь — в этом ином мире двух цветов. В мире, лишенном не только всех прочих цветов, но даже большинства чувств и эмоций.
Казалось, их здесь тоже было только две. Два цвета. Два чувства. Две эмоции. Черный и белый. Страх и безжизненное равнодушие. Ненависть и трепет.
Едва я сделала ещё один шаг, как волна воспоминаний навалилась на меня, сбивая с ног и поглощая мое сознание. Я слышала смех.
Грубый, похабный мужской смех. Смех пьяных голосов.
В воздухе витал плотный запах табака. Звучала приглушенная музыка. Я услышала женский плач, сдавленные крики и мужские ритмичные вздохи удовлетворения. Когда я, наконец, увидела происходящее, я отшатнулась назад.
Это происходило буквально передо мной. Совершенно голый мужчина, заломив за спиной руки девушки с черно-белым лицом тяжело двигал тазом. Он подавался вперёд, сжимая ее запястья, с его губ рвался вздох наслаждения. А девушка под ним стиснув зубы, кривилась от боли, давилась злыми слезами унижения. Ее лицо было прижато к полу, она стояла на коленях, а руки были отведены за спину. Она была без одежды. Её одежда неряшливой кучей лежала на полу, у кровати.
Сидящий на кровати другой мужчина с расстегнутыми штанами, допил банку пива и сообщил:
— Хватит тебе уже…. Дай мне, я тоже хочу…
— Сейчас… — простонал первый и резко, с силой рванулся вперёд, толкнув девушку бедрами.
Она вскрикнула, задрала голову, из глаза с новой силой брызнули слёзы боли.
Я зажал рот обеими руками. Я видела исказившее ее черно-белое лицо невыносимое мучение. Мужчины поменялись. Теперь её тело беспомощно вздрагивало от толчков уже другого насильника.
А первый, присев возле её лица с издевкой погладил её по голове.
— Хор-рошая, больная девочка… — проговорил он, ощерившись и выдохнул в лицо Ксении струю дыма.
— Ублюдки… — неожиданно для себя выдавила я с бессильной злостью. — Да вы же… животные! Вы же… Вы же просто грязные скоты!..
Бесконечное горестное чувство сожаления душило меня, стискивало горло костяными пальцами, высасывало воздух из моих легких.
Гудкова снова закричала, она рыдала под своим насильником. Её тело безвольно вздрагивало от толчков очередного подонка, терзавшего её тело. Её глаза смотрели в пустоту, а дрожащие губы, что-то истово шептали… Что-то похожее на мольбу…
Видение прекратилось. Опало и сползло с меня, точно мягкое невесомое покрывало с постели. Я увидела самое жуткое, пугающее и болезненное воспоминание Ксении Гудковой. Воспоминание о том, как пятеро здоровых мужиков измывались над ней в угоду собственной прихоти и похоти.
Я стояла на коленях посреди черно-белой комнаты. Сзади я слышала шепот доктора.
— А она всегда так себя ведёт?
— Это вас не касается, — ответил Стас.
Я закрыла глаза, тяжело сглотнула. Шатаясь, я поднялась. Перед глазами ещё таяло перекошенное от боли и омерзения лицо Ксении Гудковой. А в ушах стоял издевательский смех пятерых существ, называть которых мужчинами я категорически отказываюсь. Второй раз за сегодня я сталкиваюсь с насильниками…Когда наш мир успел так оскотинеть и изваляться в грязи таких пороков? Когда я пропустила этот момент?..
Глядя в пол, я вышла из черно-белой комнаты. Стас приобнял меня за плечи.
— Ника?
Я тяжело и долго вздохнула. Затем посмотрела на доктора.
Я не была уверена, что он не знал…
— Доктор, в вашей больнице есть видеонаблюдение? — спросила я холодно.
Шамов чуть вскинул брови.
— Разумеется!..
— А ночью оно работает? — не скрывая яда в голосе, спросила я.
— Н-нет, — промямлил доктор. — Мне объясняли в охране… Там… к-какая-то… перезагрузка или что-то в этом роде… А что? Почему вы спрашиваете?
Я не сразу ответила, прежде смерив его презрительным взглядом.
Возможно, я была неправа, знаю. Возможно, он ничего не знал и не подозревал, но… поверить в это было сложно.
— Стас… можем отойти? — попросила я.
Мы немного отдалились от доктора Шамова. Корнилов чуть наклонился ко мне. И ему на ухо я пересказала, что увидела.
Лицо Стаса изменилось.
— Понятно, — буркнул он. — А я голову сломал, как она их всех в камеру-то одновременно заманила…
— Не заманивала, — гневно ответила я. — Сами пришли, чтобы опять!..
Я замолчала. Я не хотела об этом говорить. Я была преисполнена негодования и презрения.
— Ты больше ничего не видела?
— Нет… — я сокрушенно покачала головой. — Но, Стас… Теперь ведь понятно, почему она сбежала…
— Да, — вздохнул Стас. — За это её трудно осуждать… Но увы, это не отменяет того факта, что она крайне опасна.
— Безумная тётка, которая загрызла доктора, куда более опасна, — пробубнила я.
Я не могла себя заставить хоть как-то злиться на Гудкову или бояться её. Тем более, что та, кого она выпустила, на мой взгляд, действительно куда более опасна. Вроде бы…
— С этой Жанной Павловой пусть полиция и врачи сами разбираются. Она далеко не побежит, у нее все-таки боязнь света и психотическая депрессия. Люди в таком состоянии не способны на длительные перемещения. А Гудкова…
Стас чуть пожал плечами.
— Боюсь, она слишком восхищается убийцей своих родителей. И даже боготворит его. Она могла отправиться к нему, и в дальнейшем станет помогать…
— Я понимаю, — кивнула я. — Хочешь… Хочешь, я попробую ещё раз?
— Нет, — тяжело и категорично ответил Стас, — хватит… На тебе лица нет. Ты вся дрожишь, бледная, и глаза на мокром месте.