— Да, я старался, — кивнул Стас.
— А почему ты не стал его спрашивать про жертв? Ты же хотел установить личности погибших.
— Завтра, — качнул головой Стас. — Пусть переночует в камере. Подумает, осознает все, попереживает за жену и детей… Посговорчивей будет.
— Думаешь? — глядя на Курбатова в допросной, спросил генерал.
— Уверен, — кивнул Стас. — Кстати, думаю, он рассчитывал, что когда всех арестуют и они дружно выдадут заученную версию событий… Он бы сам пошел на сотрудничество и все равно бы все рассказал. Вряд ли он собирался садиться в тюрьму вместе со всеми.
— Ну, может, ты и прав. — подумав, ответил генерал Савельев.
ПАТРУЛЬНЫЙ
Вторник, 18 августа, полдень.
Небо над столицей почернело с самого утра. С поздней ночи вновь заморосил дождь, влажная прохлада поползла по улицам столицы.
К наступлению утра дождь усилился, загремел рокочущий гром, в темном небосводе мелькали белые вспышки. Вода текла по асфальту, убегала в коллекторы, шумно стекала через решетки водостоков. Вдоль бордюров бежали стремительные потоки мутной, грязной дождевой воды. Вода уносила городской мусор, обертки от жвачек и мороженного, куски пластика, обрывки газет и целлофановых пакетов.
Когда ночь отползла на запад, стали видны похожие на черный дым грозовые тучи. Такого грозового фронта давно не видели в Москве. Утром стало видно, что затянувшие небо тучи имеют необычный, темный, почти черный цвет. Им не было конца. Они заслоняли небо от горизонта до горизонта. И обрушивали на крыши домов и улицы города свирепый ливень.
В сумерках черных туч город тихо мок под бесконечным дождем.
Трепетали мокрые листья деревьев, капли дождя лупили по крышам автомобилей, взбивали и пропитывали песок на детских площадках. Вода пятнами луж собиралась на потемневшем асфальте. Проезжающие по шоссе редкие автомобили поднимали веера брызг с дороги.
Вместе с промозглой влагой, по пустынным, тихим улицам города расползался липкий, густой и мглистый туман. Он забирался во дворы, поднимался вверх, достигая четвёртых, пятых и шестых этажей. Из-за густеющего тумана редкие водители вынуждены были ехать осторожно, не спеша, включив дальний свет. И призрачный свет их фар расплывающимися желтыми пятнами мерцал в сизых облаках тумана.
На перекрестке остановился автомобиль патрульно-постовой службы. Сидящий внутри младший лейтенант, отчаянно зевая, прикрыл рот кулаком и посмотрел на светофор. Там все ещё горел красный.
Но по перекрестку впереди не проехало ни единого автомобиля.
Да и кому охота куда-то ехать в такую погоду? Возможно, там в центре города сейчас куда более оживленное движение на дорогах, но только здесь, в районе, граничащим с пригородом, вряд ли кто-то сорвется куда-то без самой крайней нужды.
Внезапно ожила рация. И сонный голос диспетчера объявил:
— Внимание, вызов на Ореховый бульвар, тридцать восемь. Пожилая женщина слышала крики о помощи. Есть кто поблизости?
Младший лейтенант устало вздохнул. До конца смены оставалось всего-то пара часов. А Ореховый бульвар был слишком близко, чтобы он проигнорировал вызов.
— Диспетчер, — взяв рацию, обреченно проговорил младший лейтенант, — семь два восемь, я гляну, что там.
— Хорошо, семьсот двадцать восьмой, — ответила диспетчер. — Через сколько вы будете на месте?
— Минут семь-восемь, — ответил младший лейтенант.
— Оставайтесь на связи и будьте осторожны. Удачи, — передала диспетчер.
Ореховый бульвар был живописным местом с обширной парковой зоной. Здесь по правую сторону от узкой дороги тянулись вверх ветвистые деревья, и зеленели заросшие травой и дикими цветами поля.
Впрочем, сейчас ничего этого разглядеть было невозможно из-за непрекращающегося дождя и тумана.
Слева от машины ППС тянулись частные двух- и трехэтажные дома.
Они были похожи между собой по стилю и фактуре. Неприхотливые, неброские, но весьма внушительных размеров с большой территорией. Многие из владельцев домов обнесли свои дворики высокими заборами.
Младший лейтенант остановил полицейский форд возле дома, на воротах которого синела табличка с цифрой тридцать восемь.
Лейтенант заглушил мотор, проверил пистолет в кобуре, захватил фонарь, рацию. Накинув капюшон куртки, он выбрался на улицу.
Захлопнул дверцу автомобиля, плотнее застегнул ворот. Патрульный чувствовал, как по капюшону и плечам воодушевленно заколотили капли дождя. Он натянул капюшон побольше, спрятал руки в карманы и подошел к калитке дощатых ворот.
Она была приоткрыта. Полицейский позвонил в дверной звонок возле ворот. Но дверь в доме не открылась, и в динамике домофона тоже никто не ответил. Патрульный повторил звонок. Молчание.
Он огляделся. Пустынная, тихая улица вокруг пропитывалась сырым туманом. Шелестели мокрые листья деревьев, шумно шкворчала вода в темных лужах.
Полицейский взглянул в окна соседних домов. На мгновение в его сознание проникла пугающая мысль, что в домах вокруг никого нет.
Что он — единственный живой человек, стоящий посреди улицы в дождливых сумерках.
Держа правую руку на рукояти пистолета в кобуре, патрульный открыл калитку и вошел внутрь. Он ступал по выложенной плиткой дорожке. По обе стороны от него зеленели квадратные кусты живой изгороди. На лужайке перед домом стоял надувной бассейн и небольшие качели. Сейчас внутри бассейна стремительно собиралась дождевая вода. Под качелями в небольшой ямке от человеческих ног также образовалась овальная лужа.
Он подошел к дому. Патрульный отметил странное, неприятное ощущение. По мере того, как он приближался к дому, ему становилась труднее дышать. Словно что-то медленно, тяжело и жестко стискивало его грудь. Тревожным, частым басом звучало сердцебиение. В горле странно, неприятно пересохло. Колко бились вены на висках. Растущее напряжение сжимало голову и сдавливало живот.
Полицейский и сам не мог объяснить, что его встревожило, что напугало. Что именно заставило его поверить, что в доме его ждет нечто кошмарное. Нечто, что несмываемой ржавчиной въестся в его память на долгие годы.
Угрожающее чувство тяжелело в сознании. Все его инстинкты обострились. А один из базовых во всю глотку орал: «Убирайся! Беги! Садись в тачку и уезжай отсюда, глупец!!!». Но младший лейтенант помнил и знал принципы своей работы. И ради чего он пошел в полицию, тоже знал.
Он встал у входной двери дома. Поднес руку к дверному звонку.
Но тут же заметил узкую черную полоску тьмы между дверью и дверным косяком. Офицер легко толкнул входную дверь дома, и та мягко, плавно без труда отворилась.
Изнутри на него хлынула ошеломляющая тишина. Её нарушала только приглушенная музыка, звучавшая откуда-то сверху, со второго этажа и монотонный стук дождя по окнам.
Он занес ногу, чтобы переступить порог. Внутренний голос его инстинкта самосохранения усилился до истеричного. Угнетающее чувство паники росло в сознании с ускоряющимся ритмом пульса.
Нервно, тяжело сглотнув, офицер огляделся.
Дом был украшен праздничным убранством. Гирлянды, ленты, цветы на стенах и во всем интерьере. Повсюду, в каждой комнате ярко горел свет. Со стороны кухни тянуло чем-то подгоревшим.
— Эй! — позвал полицейский. — Есть кто-нибудь?! Эй!.. Хозяева!
Патрульный замолчал. В мозг неожиданно и резко ввинтилась мысль о том, что ему никто не ответит. Ему некому отвечать.
Он вдруг каким-то неуловимым шестым чувством почувствовал, что он действительно здесь один. И крикнул он совсем не с надеждой, что кто-то ему ответит. Он закричал, чтобы просто услышать свой голос. Он крикнул больше затем, чтобы прогнать поселившееся в нем чувство необъяснимого страха. Мелькнула мысль уйти. Сесть в автомобиль и поскорее убраться отсюда на безопасное расстояние.
Полицейский достал пистолет. Тяжесть оружия в руке придала сил и храбрости. Он зашел на кухню, заглянул в ванную, в комнаты на первом этаже. В одной из них на кровати лежало несколько платьев. На трюмо перед зеркалом был беспорядочный ворох косметики. Рядом заряжался чей-то телефон.