— И причем тут рисунки?
— Очень многие любят наносить на кузов своей резвой SUBARU или хищной TOYOTA соответствующие японской культуре изображения.
— И они отличаются от китайских.
— Не слишком заметно на первый взгляд, — уверенно кивнула я. — Страна восходящего солнца очень много унаследовала именно от китайцев.
— Наверное, — хмыкнул Стас. — Именно поэтому во второй мировой они так рьяно резали китайцев. Как скот.
— Угу, — опустив взгляд проговорила я.
Меня посетила стыдливая мысль о том, что в истории моей семьи, и лично моей тоже есть несколько позорных страниц, связанных с той страшной войной. Я никому об этом не говорила. Даже Лерке.
Я никогда не объясняла своей лучшей подруге, почему на майские праздники и особенно на девятое мая я всегда уговариваю дядю Сигизмунда куда-нибудь улететь или уехать.
Чаще всего, мы как раз и летаем в Японию. Там у дядюшки много старых, хороших друзей. Там я могу не видеть «праздника со слезами на глазах» и не думать о том, что среди моих предков есть те, кто воевал не на той стороне.
— Ника? — Стас тронул меня за плечо.
— А? Что? — рассеяно спросила я и, моргнув, взглянула на него.
— Ты о чем-то задумалась, — Стас оглядел меня с толикой беспокойства. — Переживаешь … из-за того, что увидела?
Корнилов не мог скрыть болезненной тревоги и досады. Он всегда жалел меня и, наверное, мысленно ругал себя последними словами за то, что позволяет мне вмешиваться и брать на себя слишком тяжкий, по его мнению, моральный груз. Отчасти он прав. Мне, и правда, нелегко, а иногда и вовсе тяжело справляться с тем, что я вижу. Но, как я уже говорила, если бы я и не вмешивалась в следствия УГРО, лучше бы мне от этого не стало. Скорее, все было бы ещё хуже.
— Стас, — я тронула его за руку, — всё со мной хорошо… Правда. Пойдем.
— Куда? — не понял Корнилов.
— Разговаривать с Таисией, — пожала я плечами.
— Ника, это…
— Стас, поверь мне, после того, что я увидела в её сознании… — я покачала головой, — сейчас меня мало, что впечатлит. А между тем я могу увидеть и узнать что-то важное.
Корнилов вздохнул.
— Если она в конец не свихнулась и что-то помнит.
— Помнит, — уверенно ответила я. — Должна помнить.
Эпизод третий «16: черно-белый театр». Часть третья.
ПЛАТОН ПЛАНСОН
Воскресенье, 21 августа. Ранее утро перед рассветом.
Ему не спалось всю ночь. Беспокойные мысли одолевали и мучили его. Беспорядочные, хаотичные и пугающие размышления наполняли разум страхом. И он боялся не того, что может сесть за решетку за то, что делал со своей племянницей. Это была его наименьшая проблема. И ему удастся её решить, стоит ему только добраться до Ларисы и её дочери.
А вот статья Каменева… Этот придурок-журналист даже не представляет, каких серьёзных людей он задел! Он выставил на всеобщее посмешище и позор жен влиятельных и богатых людей.
Он нанёс им тяжелейшее публичное оскорбление! Унизил их и опорочил их жен! Каким же надо быть конченным на всю голову, чтобы решиться на такое!.. Таким людям нельзя даже кривое слово поперёк сказать, а тут… Кретин!.. Придурок! Самоубийца!!!
Другими словами, Касьяна Каменева просто не назвать!
Они ведь не простят такого. И от их мести, его никто не защитит.
И его Платона, тоже. Ведь ладно бы Каменев рисковал только своей жизнью! Люди, чьих жен «ославил» Каменев, прекрасно знают, у кого Каменев мог достать снимки. Только у него — у Платона.
И им плевать, что Каменев их украл, что Платон не передавал снимки. Его захотят наказать. И эта устрашающая мысль терзала сознание Плансона. Платон буквально обрастал изнутри черствой, гнилостной плесенью пропитывающего душу ужаса. Ужаса перед неизбежной расправой.
Мысли о том, что его наверняка захотят убить, лихорадили кровь, затмевали рассудок, мешали дышать, спать и есть. Платон уже трижды пожалел, что согласился снимать извращенные развлечения развращенных женщин влиятельных господ. Да, они посулили ему большие бабки. Правда большие. Хватило на покупку Эскалейда с уникальной комплектацией.
Ещё бы! Эту тачку недавно снимали в одном из последних боевиков! Сколько счастья он испытал, когда её приобрел. Ни у кого в Москве и в России такой нет.
А теперь… Теперь эти же люди могут его убить. Платон зажмурился, и в сотый раз перевернулся с боку на бок.
С невероятным усилием, беспокойно вздрагивая, он все же смог задремать…
Но тут же резкий, настойчивый импульс врезался в его сознание.
Участился пульс, возросло сердцебиение. Стало трудно дышать.
Платон медленно сел в кровати. Уставился в окно. Там темнели сумерки раннего утра.
Плансон, чувствуя удары сердца в ушах, тщательно, затаив дыхание вслушивался в тишину. В частной психиатрической клинике сейчас была почти идеальная тишина. Только откуда-то издалека доносились смутные, неразличимые звуки.
Вкрадчивый скрип. Шорох. Щелчок. Платон порывисто оглянулся. Сердце подскочило до горла, и застряло в трахее. Приток клокочущего адреналина в крови подстегнул Платона к действиям. Быстро и холодно рассуждая, Плансон босиком подскочил к ванной, залетел внутрь, открыл кран, включил свет и тихо выбежал, прикрыв дверь. Затем торопливо и тихо забрался под кровать. Платон ощущал, как сжимаются и вибрируют мышцы в теле. Он пытался сдержать свое слишком шумное, рваное дыхание. Крепко стиснув зубы, стараясь унять дрожь в теле, он наблюдал из-под кровати.
Он увидел, как открылась дверь. Кто-то в чёрных ботинках и легких брюках вошел в его палату. Вошел, использовав ключ. И это был не медицинский сотрудник. Все здесь ходили в одинаковой сменной обуви, к которой Платон уже привык.
Незваный гость осторожно прошелся по палате Платона.
Он бесшумно, осторожно крался в серой полутьме. Затем повернул к ванной. Из-за приоткрытой двери на пол падала узкая полоска света.
Плансон увидел, как ноги в ботинках направились к двери ванной комнаты. Некто приоткрыл дверь.
Плансон бесшумно выполз из-под кровати, подкрался к стулу, возле стены, аккуратно поднял.
Неизвестный посетитель тем временем открыл дверь ванной.
Свет вырвался в темную комнату. Черный силуэт гостя замер на пороге ванной. В правой руке угадывался четкий силуэт пистолета с глушителем.
Платон поднял стул и с силой швырнул в незваного гостя. Гость обернулся, но поздно. Брошенный стул врезался ему в грудь, сбил с ног. Неизвестный с грохотом упал на пол, ударился плечом и головой о дверной косяк.
Явно какой-то профан! Плансон бросился к нему. Поднял упавший пистолет. Некто на полу сдавленно застонал.