Но мужчина на полу выкрикнул ругательство и дернулся к нему.
Платон позорно высоким голосом вскрикнул, отскочил и выстрелил. Раз. Другой. Третий. Четвертый.
Мужчина на полу несколько раз вздрогнул, завалился на бок и замер. Под ним по полу быстро растекалась багровая лужа крови.
Платон, оторопев, испытывая шоковое смятение, несколько секунд взирал на лежащего на полу человека. Его мозг несколько секунд осознавал случившееся.
Шумно сглотнув, Платон приблизился к лежащему на боку мужчине. Тот не двигался. Плансон присел. Пульс в крови сходил с ума. Кровь шумела в голове. Казалось, череп медленно сжимается в такт взбешенному сердцебиению. По коже расползался хладный жар. Напряжение оплетало конечности, сжимало ребра и сдавливало живот.
Платон откинул капюшон с лица убитого. Склонил голову набок, придирчиво, с отвращением оглядел. Убитый не был ему знаком. Но… Кажется, он видел его среди сотрудников больницы. Платон посмотрел на пистолет в своей руке и нервно хмыкнул.
Интересно, откуда у врача больницы личный Heckler & Koch USP?
Вряд ли он сам его приобрёл. Скорее всего, ему его одолжили. И надо полагать, те же люди, что и заплатили за его, Платона, убийство. Плансон вынул обойму пистолета, заглянул внутрь. Вроде патронов ещё достаточно. Он зарядил обойму обратно. Сунул пистолет за пазуху. Затем взял мертвеца за ноги и затащил в ванную. Выключил свет, закрыл дверь.
Нужно бежать. Теперь это факт, который трудно отрицать. Плансон стер пот со лба. Посмотрел на себя в зеркало. Оттуда из полутьмы на него взирал взъерошенный, перепуганный мужчина в перекошенной, смятой пижаме.
Плансон быстро переоделся. Дрожащие от стресса руки не слушались, но он всё-таки сумел одеться и собраться довольно быстро. Часто, глубоко и жадно дыша, он выскользнул из палаты, закрыл её на ключ. Огляделся.
Коридор больницы был пуст. Повсюду властвовала притаившаяся, замершая тишина.
Плансон ринулся вперёд, мимо дверей других палат. Сердце отбивало тяжелый, тревожный ритм. В теле нервно сокращались мышцы.
Справа скрипнула дверь. Платон замер, вскинул пистолет.
В коридор вышла девушка в синей медицинской пижаме.
Она увидела Платона, застыла, уставилась на него. Вскинула вверх ладони.
— Молчи, — предупредил Платон. — Выведешь меня отсюда, оставлю жить. Крикнешь — пристрелю. Кивни, если поняла.
Девушка несколько раз пугливо кивнула. Платон приблизился к ней.
— Отлично, — прошипел он ей в лицо. — Пошли.
Он развернул её и толкнул перед собой.
КАСЬЯН КАМЕНЕВ
Понедельник, 22 августа
Боль стала его постоянной спутницей. Даже в те краткие часы, когда ему удавалось уснуть, боль преследовала его и в сновидениях.
В который раз Касьян открыл глаза и тут же отчаянно, бессильно заплакал от рвущей его руку свирепой боли.
Вместе с пробуждением пришло угнетающее осознание того факта, что у него больше нет руки. Вместо неё… боль. Беспощадная, бесконечная, мучительная боль. Она вгрызалась в его культю, сжимала, с остервенением стискивала обрубок руки и с ожесточением пожирала плоть.
Где-то наверху раздался звук открывшейся двери. Касьян услышал голоса и шаги на лестнице. Кто-то спускался и негромко переговаривался. Касьян счёл за лучшее притворится спящим.
Он улегся, настолько удобно и непринужденно, насколько позволяли цепи на ногах и шее. Под боком у него был только голый пол с утеплителем.
— …Уже четвёртый день, — насмешливо бросил один голос.
Касьян узнал владельца каштановых бакенбард.
Иероним Дементьев — владелец одного из металлургических концернов. Вовсю спонсирует одну из оппозиционных партий.
Такие, как он, искренне считают, что на правильном пути страна была в «славные» девяностые. А ныне всё слишком сложно и неприятно.
Касьян прислушался к голосу человека, который отвечал Иерониму.
— И как долго вы собираетесь его здесь держать?
Каменев, забыв о своём притворстве, вздрогнул и открыл глаза.
Он узнал этот голос. Он не мог понять, откуда он ему известен, и кому принадлежит, но… Он его знал! Голос был невероятно знакомым. Касьян напряженно вспоминал, где он мог слышать этот голос!
— А зачем вы меня позвали? Что именно с ним не так? — спросил этот самый голос.
— Да странный он какой-то, — с легкой опаской проговорил Иероним. — Охрана говорит, во сне бормочет что-то, улыбается, как придурок… А иногда шепчет… И…
Дементьев замолчал. Прокашлялся.
— И? — надавил его спутник. — Что дальше-то? Что он такое шепчет, что вас так напугало, господин Дементьев?
— Да… чушь всякую. Мол вы все сдохнете в муках, в дерьме… и так далее. И понимаешь, так… так… так искренне, прям… Пацанов моих пробрало. И меня тоже. Не знаю, док… Но лучше вам его глянуть. Я же правильно слышал, что он у вас лечился?
— Было дело, — кивнул тот, кто по-видимому являлся врачом. — Он попал ко мне в весьма тяжелом психическом состоянии. Мне пришлось с ним серьёзно повозиться.
— А он проявлял какую-то… агрессию? — осторожно спросил Иероним.
Каменев внимательно слушал. Слушал и обтекал потом, осознавая, что речь идёт о нём. Лечился?! Он?! У кого?! Зачем?!! Что… Что вообще такое твориться?! Что происходит?!
Скапливающиеся в голове тревожные мысли кружили, вились в черепе.
Иероним и его спутник спустились в подвал, где держали в цепях Каменева.
— Вот он.
Касьян зажмурил глаза за мгновение до того, как зажегся яркий свет.
— Чёрт возьми… А что у него с рукой? — спросил «доктор». — Вы что… Вы… Вы отрезали ему руку?!
— А что? — хмыкнул Иероним. — Ему она уже всё равно не понадобится. Жаль только, что пришлось раскошелиться на медицинскую помощь для него. Лекарства, перевязки и так далее… Но оно того стоит!
Доктор в ответ что-то хмыкнул. Касьян услышал, как он подошел к нему, присел.