Я подошла к своей кровати. В голове кружила потрясающая сознание мысль, что я ночую в одной комнате с парнем! С парнем, к которому ещё до конца не знаю, как относиться! С парнем, который сперва обидел и глубоко оскорбил, безжалостно уничтожив созданную им же прекрасную сказку. А… а потом, сегодня, отчаянно вступился за меня и раненый, с забинтованной головой, защитил от двух здоровых уродов. Может, он и сволочь, и наглец, и бабник, и вообще редкий проходимец… Но уж чего-чего, а смелости Мирону точно не занимать! Да и вообще несмотря на его проступок, я не могу заметить в нем каких-то низменных, отвратительных черт. А я старательно приглядывалась все это время. Может, конечно, я опять совершаю ошибку, и куда более роковую…
Но… Но, вот что мне делать? Одна я ночевать боюсь! А если дядя Сигизмунд его увидит у нас в доме ночью, ну или утром… Мне даже представлять не хочется, что он тогда сделает. И я совсем не хочу, чтобы дядюшка в порыве гнева пристрелил Мирона, а сам потом отправился в места не столь отдаленные. Так что выбора то у меня немного.
Хотя, да. Ситуация вышла в край идиотская! И я себя чувствую до ужаса кошмарно и неловко. Даже Лера себе такого не позволяла! Парней приглашать к себе переночевать!
Подобные стыдливые и въедливые мысли продолжали атаковать меня. Чтобы прийти в себя, я сказала, что мне нужно умыться, и, выйдя из комнаты, направилась в ванную
Ступая по длинному коридору, я пыталась предположить, что обо мне сейчас думает Мирон. Наверное, что я такая же доступная дурочка, как и все, кто у него был до меня. Что я уже готова и влюбиться, и, простите, отдаться ему прямо с разбега… Или он думает, что у меня семь пятниц на неделе, и я вообще не совсем адекватная.
О-ох… не удивлюсь, если вернувшись в свою комнату обнаружу открытое окно и прощальную записку на столе, возле компьютера.
Я зашла в ванную, закрыла дверь на замок и подошла к умывальнику. Опершись руками о раковину, устало взглянула на себя в зеркало. И тут же поправила взлохмаченные со сна волосы.
Затем посмотрела на свои глаза. Раздраженно цокнула языком.
Ну что же вы такие опухшие то? Ну, конечно… после случившегося… Точнее, после того, что едва не случилось, меня натуральным образом колотила бесконтрольная истерика. Часа два, когда мы сидели уже в моей комнате, я прорыдала на плече у Мирона. Парень уже не знал, как меня утешить. А я думала, вообще не смогу остановиться. Слезы просто выплескивались из меня, вместе с пережитым ужасом, стыдом и кошмаром.
Кошмарные представления и образы в голове беспощадно терзали мое воображение, выжимая из меня бесконтрольные рыдания.
У Мирона от моих слез промок левый рукав на его бомбере.
Мирон или обладал завидным терпением, или… Или ему действительно было приятно утешать меня. То есть, ему небезразличны мои слезы, мои страхи и мои тревоги.
Возможно ли такое? Могу ли я ему действительно доверять?..
Святые небеса, ну как все сложно! Вроде он хороший, а вроде и не совсем! Кажется, что я хочу доверять ему, быть с ним, чтобы он держал за руку или с чувством обнимал, как сегодня после произошедшего. И в тоже время где-то в моем сознании, среди моих мыслей упрямо ворочается недовольное и ворчливое сомнение.
Не верь ему, шипело оно, не верь! Доверишься, горько пожалеешь! Ещё больше рыдать от несчастья будешь! Поверишь такому, как Мирон, и он в один прекрасный момент растерзает тебе сердце, растопчет мечты и смачно сплюнет в душу, опозорив и унизив на прощание.
Это Мирон… Такие, как он, не меняются. Хотя им и не занимать ни храбрости, ни силы. Это не делает их хорошими людьми!
Но, в конце концов, даже в отпетых злодеях есть хоть полграмма чего-то хорошего. Кто знает, из чего состоит Мирон, и каковы его намерения?
Я зажмурилась, скривилась и потрясла головой. Не знаю… Не знаю, как мне с ним быть. Хоть и попросила его остаться, всё равно не знаю, что дальше будет. И не могу… Не могу ему верить.
Тогда почему я попросила его остаться? Тем более на ночь?
Скажи мне кто-нибудь ещё неделю назад, что у меня дома, в моей комнате будет ночевать парень… Я бы посмотрела на этого человека с откровенным сомнением и насмешкой. А сейчас… Он здесь. В нашем с дядей доме. Сидит в моей комнате. Хм. А что, если я просто выбрала из двух зол меньшее?
Чем одной дрожать ночью в доме, боясь, что Ерохин и Пахоменко могут вернуться с компанией, я сочла за лучшее присутствие Мирона. Все-таки, вроде бы, насиловать он меня не будет.
Да, конечно. А вот про то, что он не захочет мне отомстить, речи нет.
И вообще, кто знает, может он всё еще пытается выиграть тот омерзительный спор? Не знаю…
Я включила воду и снова умыла свои глаза. Снова придирчиво осмотрела себя в зеркало. Надо будет сделать компрессики и наложить патчи под глаза. А то буду завтра выглядеть, как отпетая алкоголичка.
Вода в кране странно дрогнула, на миг прервалась и снова потекла.
Я опустила взгляд вниз, непонимающе нахмурилась. Что это было? И вот опять… Опять вода дрогнула, как от невидимого толчка, и на миг прервалась.
Я наклонилась к текущей из крана струе воды. Что происходит?
Внезапно я услышала гулкий топот. От него легонько подрагивал пол под ногами. А затем я уже почувствовала то знакомое, неуловимое, но очень четкое и явственное чувство видения.
Ощущая испуг и неуверенность, сдерживая взволнованное дыхание, я приблизилась к двери ванной комнаты, поднесла руку к металлической ручке.
Снова постукивающий звук шагов. Я судорожным вздохом втянула в себя воздух и замерла на несколько мгновений.
Звук шагов… Гулкий, короткий перестук копыт. Вестник… Вестник… Здесь, за дверью, сейчас, совсем рядом со мной Вестник…
Пересилив себя, стараясь справиться с ощущением паники, я открыла дверь ванной и посмотрела во тьму за порогом.
Первое мгновение казалось, что за порогом освещенной светом ванной комнаты нет ничего… Ничего кроме клубящейся, вязкой, непроницаемой тьмы с её бесформенными, изменчивыми образами. Ничего… Только темнота… Бездонная, безграничная темнота. Без очертаний и предметов. Ничего…
Стук копыт. На этот раз более, чем отчетливый. Звонкий, колкий, громкий перестук лошадиных копыт.
Я увидела его, и по моей коже растекся опаляющий, влажный липкий холод. Он обвился вокруг моего тела, облизал руки, лицо, грудь и спину. Казалось, все мое тело пульсирует в такт участившимся биениям сердца.
Стук копыт приближался. Неспешно. Неторопливо. Ему некуда было спешить. Он знал, что я никуда не денусь от видения, которое он принес на своем черном хвосте.
С трудом глотая неожиданно стылый воздух, чувствуя, как нервно сжимаются и сокращаются мышцы, как мое тело подчиняет нервный трепет, я смотрела на него.
Я уже разбирала очертания головы, туловища и ног. Громадный, гораздо больше обычного, вороной конь выступал из темноты мне навстречу. Он был настолько же ужасен, насколько и красив.
Как будто сотканный из переливающегося тусклыми бликами мраморного мрака.
Вестник шумно всхрапнул и стукнул правым передним копытом в пол. Требует, чтобы я вышла из ванной, вышла из света. Ступила к нему. Ступила во тьму. Требует, чтобы я позволила поглотить себя мрачным, тяжелым и ужасающим воспоминаниям, которые он принес.
Я не могла не подчинится. Откажусь, и будет только хуже. Много хуже. На миг затаив дыхание, я перешагнула порог ванной и оказалась во мраке.
Мгновение ничего не происходило. Я стояла перед Вороным Вестником и смотрела в его равнодушный, умиротворенный взгляд антрацитовых неестественных глаз. Мы стояли с ним, окруженные темнотой и безмолвием.
Вестник шевельнул головой, встряхнул своей черной гривой.
И я почувствовала присутствие. Я скосила глаза в сторону. Я уже знала, что кто-то стоит за моей спиной.
Кто-то, кто хочет, чтобы я увидела нечто… Я медленно обернулась и коротко, судорожно вздохнула.
Мальчик. Лет двенадцати. В темных шортах и белой футболке с группой AC\DC. Его лицо сохраняло выражение отстраненного равнодушия.
Я ждала. Ждала, что он скажет, сделает или покажет. Он внезапно посмотрел мне в глаза, я вздрогнула. И в следующий миг голову мальчика охватил пожар. Я всхлипнула от ужаса. Открыла рот, чтобы закричать, но не издала ни звука. Лишь вдохнула глубоко, так, что заныли ребра, и часто, быстро задышала.
Огонь неторопливо, словно наслаждаясь моментом обвил лицо мальчишки.
— Это сделали они… — услышала я мальчишеский, ломающийся юношеским басом голос в своей голове. — Это сделали они… он и она… Смотри, что они делают… Со мной… С нами…