— Смотри, что они сделали… — разные голоса, женские и мужские, беспорядочным, вибрирующим хором зазвучали в моей голове.
Одно за другим передо мной представали кошмарные, ужасающие своим видом воспоминания этих людей. Их последние воспоминания.
Мальчик, который по наущению Гудковой забирается в горящий камин и добровольно сгорает там. Женщина с остервенением душащая своего ребенка. Юноша пинающий ногами окровавленное тело своей матери. Девушка, стреляющая в своих родителей.
Все они, все эти люди совершали жутчайшие поступки под гипнозом Ксении Гудковой и… какого-то мужчины.
Я похолодела, когда поняла, что видела его. Видела в сознании той девушки, которой единственной удалось выжить на месте нового убийства Монохромного человека.
Сотрясаясь в судорогах ужаса, я наблюдала, как из темноты появляются все новые воспоминания. Они являлись в облике мёртвых, часто окровавленных тел. Они говорили и показывали.
— Хватит! — выкрикнула я, не в силах больше ни видеть, ни слышать все происходящее. — Хватит! Хватит! Перестаньте! Пожалуйста! Умоляю, перестаньте! Перестаньте!
— Смотри… — взвыл дрожащий хор голосов. — Смотри-и-и…
И вдруг они замолчали. Неизвестный мальчик, уже полностью охваченный пламенем посторонился, и я увидела странную картину впереди. Я словно смотрела сверху на человека, лежащего на кровати… Нет, это была тюремная камера, и человек лежал на белой, сереющей в сумерках тюремной койке.
Я пригляделась и вздохнула. Это был Лукьян Курбатов. Лежащий на койке, в своей камере в СИЗО Уголовного розыска.
Скривившись от шепотов в моей голове, я смотрела на Курбатова и пыталась понять, что я должна увидеть.
А когда поняла, оторопела от нового прилива чувства ужаса.
Вокруг Лукьян, подобно воронке медленно закручивалась и вилась бесформенная, словно жидкая, похожая на нефть черная масса.
Точнее, она была… чёрно-белой.
Черно-белый водоворот кружился вокруг Курбатова и сжимался вокруг него все плотнее.
— Смотри! — Смотри!
— Смотри!
Хор сливающихся голосов звучал в моем сознании и постепенно слабел.
— Отпусти нас… — простонали вдруг голоса. — Ты должна отпустить нас… Отпусти… Отпусти…
— Я… я не понимаю! — жалобно всхлипнула я, с силой зажимая уши ладонями.
— Отпусти!!! — проорали голоса и воспоминания жертв Гудковой и неизвестного мужчины снова замелькали перед глазами.
— Хватит! Прекратите! Не надо!!! — кричала я с яростной мольбой.
Это продолжалось по кругу. Кровь, убийства, жестокость, ненависть. Я видела эпизоды проявления худшей стороны человеческой сущности. Я наблюдала за чужой болью и мучениями. Я смотрела, как люди под гипнозом убивали своих родных и близких. Своих детей или родителей. Я закрыла глаза, увидев, как какой-то мужчина со звериной жестокостью зарезал свою собаку. Господи, как она визжала!
Зачем?.. Зачем Гудкова и тот, другой человек, это делают?! Зачем?! Зачем?!
— Опусти… — стонали голоса воспоминаний в моем сознании.
Мне казалось, ещё немного, и моя голова лопнет, разорвется, и мой череп разлетится на осколки.
— Я не знаю, как это сделать! Не знаю! Не знаю! — в истерике яростно проорала я.
— Отпусти… Они встали вокруг меня. Воспоминания… В телах людей, которым когда-то принадлежали. В изуродованных, покалеченных и окровавленных давно лишенных жизни мёртвых телах.
Они тянули ко мне руки и утробными, низкими голосами стонали:
— Отпусти… на-а-с-с… Отпус-сти-и-и…
— Да как?!!! — прокричала я, падая на колени со слезами ужаса. — Я не знаю!!!
Тут перед моим лицом возник мальчишка, охваченный огнем. Он вцепился в мое лицо, притянул меня к себе.
Я в ужасе глядела на его пылающий череп.
— Она! Она! Нас! Держит! Здесь! — проорал он мне в лицо и с невероятной силой оттолкнул. Я отлетела на несколько метров, упала и ударилась об пол.
— Ника! Ника! Да что с тобой?! Блин! Да… Ты слышишь меня?! Ника?!! Ника! Ника! Очнись… Ты слышишь?!!
Я открыла глаза и посмотрела на Мирона. Он с ошарашенным, перекошенным лицом, испуганно тараща глаза, смотрел на меня.
Я повернула голову, с хмурым видом осмотрелась. Я лежала на полу в коридоре на третьем этаже.
— Чёрт… — простонала я и медленно села.
— Ты как? — обеспокоенно с тревогой спросил Мирон и приобнял меня за плечи. — Ты… ты меня до ужаса напугала!
Я стыдливо, кротко и виновато улыбнулась.
— Прости… А я… Я кричала?!
Я с усталым сожалением посмотрела на Мирона. Промелькнула мысль, что теперь он ещё и увидел меня в приступе видения. И судя по его эмоциям реально до ужаса перепугался. За меня или… Ну, или он так испугался меня и моего поведения.
Трудно судить его за это. Но сейчас я не могла об этом думать. Я вспоминала тех людей… Их слова. И то, что они показали.
Курбатов… Он сидит в СИЗО… Хм… И вокруг него сужается черно-белый вихрь. Сужается стремительно, словно… словно приближается.
Я резко подхватилась, но меня тут же повело в сторону, голова закружилась, ноги подкосились. Мирон поймал меня, но я тут же запротестовала.
— Пусти! — выдохнула я встревоженно. — Мне нужно позвонить! Срочно!
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 25 августа. Почти утро.
Звонок телефона донесся до него сквозь глубокий сон.