— Ну, ты чего… хороший мой, что с тобой? — проворковала Роза.
Голос её подрагивал, руки тоже чуть дрожали.
— Иди ко мне, — прошептала она. — Давай же…
Пёс в ответ жалобно заскулил. Он всё-таки выполз на свет, когда она его позвала. Роза, стоя на коленях, в ужасе прижала руки ко рту.
Некогда снежной белый самоед был перемазан тёмной кровью и чем-то грязно-черным, напоминающим чернила или разведённую краску.
— Что с тобой произошло?
Ларри жался к её коленям, смотрел в глаза, жалобно скулил и пугливо прижимал уши. Роза достаточно давно работала в этом доме и знала повадки этого питомца. И сейчас белый, но выпачканный кровью и чернилами пёс был до безумия чем-то напуган. Чем-то, чего ему видеть раньше никогда не приходилось. Чем-то, что повергло его в ужас и заставило в испуге бежать и прятаться. Чем-то, что вынудило его спасать свою жизнь.
Взгляд Розы медленно поднялся к потолку. Со второго этажа не доносилось ни звука. И это после того шума, который сейчас устроила Роза. Оставив пса, домработница подошла к лестнице на второй этаж. Чуть наклонившись, женщина заглянула в притаившийся там густой сумрак. В коридоре второго этажа было только одно окно в торце, и то оно чаще всего было закрыто. Поэтому сейчас там было куда темнее, чем в любой другой части дома.
Роза уже хотела подняться по лестнице, когда странное, предостерегающее предчувствие вынудило её вернуться на кухню и взять столовый нож. Женщина не знала, что ждёт её там наверху. Но была уверена, что нож ей может пригодиться. Она поставила ногу на первую ступеньку. Затем шагнула дальше. Освещая себе путь фонариком телефона, Роза поднялась на второй этаж.
Полумрак и тишина властвовали здесь безраздельно.
Вокруг света от телефона клубились и ворочались бесформенные тени. Луч света выхватил из темноты семейные фотографии на стенах и несколько картин. Роза знала, что эти картины пишет Полина. Она была гордостью родителей и очень талантливой художницей.
Домработница двинулась дальше. Её шаги по мягкому ковру были почти не слышны, они почти не нарушали заполняющую сумрак тишину.
Роза заметила, что двери комнат детей приоткрыты. Она подошла к каждой из них, заглянула внутрь. Постели были пусты, одеяла откинуты. В комнате Полины был сдернут ковёр и на полу валялась подушка. Роза обвела взглядом комнату девушки. Она словно надеялась, что та прячется где-то в тени, и что все это, включая перепуганного пса внизу и противоестественную тишину, завладевшую этим домом, просто дурацкая шутка.
Роза направилась дальше. Шаги давались ей с трудом. По телу от плеч до колен разливалась тягостная слабость. Буйными толчками пульсировали вены на висках. Роза крепче сжала рукоять ножа и подошла к двери спальни хозяев дома. Тут она застыла в недоумении и растерянности.
Между косяками перед закрытой светлой дверью была натянута бумажная гирлянда из чёрно-белых человечков.
Розе показалось, что они едва-едва зашевелились при её приближении. Что это? Кто это сюда повесил? И почему… Почему от взгляда на этих бумажных черно-белых фигурок ей становится так жутко?!
Роза протянула руку и хотела постучать в комнату. Но едва она поднесла руку к двери, как тут же отдернула её, как будто обожглась.
Женщина откуда-то знала, что не нужно стучать. Не нужно нарушать тишину здесь. Совсем не стоит…
Она несколько раз судорожно вздохнула и положила руку на ручку двери. Женщина на мгновение зажмурила глаза, закусила губу и повернула блестящую бронзовую ручку. Дверь легко открылась. Роза сорвала с двери бумажную гирлянду и с неожиданным отвращением отбросила её в сторону. Она ещё раз вздохнула и вошла внутрь.
Здесь было ещё темнее, чем в коридоре. Очертания мебели, зеркал, шкафа, журнального столика, кресла и кровати с трудом угадывались в зыбкой темноте.
Почему здесь так темно? Ведь хоть какой-то свет должен пробиваться через окна? Роза ступила в комнату. И тут же сморщила нос. Комната была пропитана влажным, омерзительно-приторным и тошнотворным запахом. Розу тут же замутило, завтрак в животе всколыхнулся, подскочил. Домработница, морщась, направилась к окну.
Она обо что-то споткнулась, тихо чертыхнулась. Бросив взгляд на пол, Роза увидела, что пол светлый, почти белый. От стены до стены! Женщина хорошо знала этот дом и прекрасно помнила, как выглядит спальня хозяев. Пол здесь был раньше другим — деревянным и темно-коричневым! И куда подевался ковёр? Роза подошла к окнам, убрала жалюзи. Поток утреннего света ворвался в комнату. Стало немного светлее. Темнота уступила место сумеркам. Домработница с недоумением, скривившись, коснулась поверхности окна. Оно было щедро и густо замазано краской — густой, липкой, угольно-чёрной! Роза растерянно потёрла пальцами закрашенную поверхность окна. Под ладонью чувствовались засохшие комочки краски.
Женщина убрала руку, немного отступила назад. Растерянно моргая, она пару секунд в совершенном смятении созерцала зачернённое стекло окна. Затем огляделась. И тут же её тело охватил стылый, влажный холод. Накативший внезапный страх оплёл, опутал её тело, отнял способность двигаться и говорить.
На белом полу стояли черный столик, черное кресло, такой же угольно-чёрный гигантский шкаф и большое зеркало, также сплошь закрашенное чёрным. Следы краски черными, звездчатыми пятнами застыли на белом деревянном полу. Только кровать вместе с постельным бельём была такой же противоестественно белоснежной. Внезапно преобразившийся интерьер комнаты внушал необъяснимый ужас своей повсеместной навязчивой двухцветностью.
Что-то вкрадчиво скрипнуло над головой. Роза вздрогнула, слёзно всхлипнула. Она задрожала всем телом. Скрип повторился. Это был влажный, тягучий, закручивающийся звук. Роза несмело подняла взгляд. В следующий миг она резко подалась назад, упала на пол и неуклюже торопливо отползла к углу комнаты. Её лицо исказилось от открывшегося кошмарного зрелища. Крик страха рвался из груди, но Роза не могла издать ни звука. Накатывающий ужас душил её, беспощадно сжимал в своих объятиях, сдавливал грудь и горло.
Они были здесь. Все четверо. Их бледные, обнажённые серо-белые тела висели под потолком на растянутых белых тросах. Их чёрные волосы свисали вниз с опущенных голов.
Роза прижала дрожащие руки ко рту, оглядывая тела родителей и обоих детей. Тело матери, некогда светловолосой и голубоглазой Эдиты Вербиной, чуть покачивалось, и удерживающие бледное тело тросы слегка поскрипывали.
Роза замерла, вглядываясь в лицо мёртвой женщины. Она рассмотрела её приоткрытый, словно от удивления, рот и заполненные чернотой глаза. Секунду Роза смотрела в застывший мрак в остекленевших глазах мёртвой женщины. И в следующий миг она дико, с силой, надрываясь заорала.
Её крик взорвался в комнате, вырвался на лестницу, слетел вниз в гостиную и ударился в закрытые окна. Домработница кричала так, что на её шее проступили тонкие вены, а лицо свело тугой судорогой.
Наконец сознание милосердно покинуло Розу, она закрыла глаза и упала без чувств, оставшись неподвижно лежать в неподвижно и нерушимо тихой чёрно-белой комнате.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, шестое августа.
Эта неделя выдалась трудной и изматывающей. Всё из-за того, что один из офицеров УГРО по глупости попался на взятке. А это повлекло за собой грандиозный скандал, освещение в СМИ и многочисленные дотошные проверки со стороны соответствующих органов.
Тот же ГУСБ и, в частности близнецы Датские, смогли взять своеобразный реванш за то, что не удалось связать Стаса с пропажей чужого имущества и представить дело как хищение.
В тот раз вышло так, что виновником оказался печально известный серийный убийца.
Стасу тогда, конечно, все равно пришлось объяснять, почему это он не смог задержать преступника живым.
Но это была скорее формальность, и Корнилов отделался лишь устным порицанием.
Но начальнику особой опергруппы УГРО казалось, что за вот эти пять дней из него выпили добрую пару литров крови и вытянули все нервы, до которых смогли дотянуться. К концу дня в среду Стас чувствовал себя так, как будто он несколько раз подряд сдал экзамен на Краповый берет. Который, кстати, он в своё время во время службы по контракту позорно провалил, только в первый раз, конечно.
Словом, когда Корнилов в среду поздно вечером переступил порог дома, он возблагодарил Бога, что у него есть хотя бы одно место в этом суетливом мире, где он хотя бы отчасти может скрыться от мучительной рутины.
Но утро четверга началось для него совсем не так, как он рассчитывал. Едва только Стас встал, умылся и отправился делать себе кофе, на кухню к нему влетела взволнованная Алина.
— Сегодня четверг! Шестое! — с восторгом воскликнула она.
У неё горели глаза, от радостного предвкушения. Она вся была охвачена нетерпеливым порывом бурного, неудержимого счастья.
Стас застыл с чашкой в одной руке и шоколадным печеньем в другой.
На его лице выражалось настороженное недоумение.
— Сегодня Четверг! Четверг! Четверг! — Алинка прыгала возле него и хлопала в ладоши. — Ты помнишь, помнишь? Мы договаривались! Ты обещал! Обещал! Обещал!
Алинка была взбудоражена и преисполнена неподдельной восторженной эйфории. А для Стаса ещё оставалось загадкой, что послужило причиной такого невероятного подъёма настроения его дочери, и что он такое, собственно, обещал. Корнилов проглотил откушенный кусок печенья, запил его кофе и кивнул Алине.
— Оленёнок, ну раз обещал, значит… — он пожал плечами, подыскивая правильное слово наугад, — поедем.
— Да!!! — торжествующе вскричала дочка и вприпрыжку умчалась в свою комнату.
Стас услышал, как она крикнула в коридоре: