Проходившие мимо женщины в медицинской одежде пугливо оглянулись на него.
Стас обычно сдержан и вежлив с женщинами, но Ольга Датская, во-первых, невероятно раздражала его, а во-вторых, они с братом поставили под угрозу все расследование Стаса и его оперов.
Поэтому да, он считал в праве здесь и сейчас так себя вести с Ольгой Датской.
— Корнилов, — выступил вперёд Максим. — Будь-ка поосторожней и повежливей с моей сестрой!
В глазах парня сверкнула рычащая злость. Ты посмотри, как завёлся, подумал Стас.
— Вы втроем и так уже в шаге от разжалования и ареста! Туда вам, бандюгам и дорога! Стране давно пора избавится от таких бесполезных…
Стас не выдержал и, схватив Максима за ворот рубашки, притянул к себе. Отбил его хлипкий ответный удар и ударил сам в лицо. Жестоко. С яростью. С пылким желанием причинить боль.
Стас нанёс несколько быстрых, резких ударов по лицу Максима Датского. На одежду Корнилова брызнула кровь парня.
— Прекратите! Прекратите! — визжала Ольга.
Она выхватила пистолет, но Николай Домбровский проворно заломил ей руку и выдернул оружие.
Корнилов оттолкнул Максима. Тот упал на спину, растянулся на полу стеная и морщась от боли. По его лицу стекала кровь из разбитых бровей, губ и носа. Кровь стекала по подбородку на рубашку и впитывалась в ткань.
— Не смейте его бить! — провизжала Ольга в руках Домбровского. — Сволочи! Мы вас всех посадим! Выродки!
Стаса не волновали её крики. Его зверь вырвался наружу. Он вспомнил Нику и зловещий синяк на щеке девочки. Стас больше не бил Максима Датского. Это было ненужно. Но необходимо было оставить напоминание, как не стоит поступать взрослому и сильному мужчине с беззащитными четырнадцатилетними девочками. Корнилов наступил каблуком ботинка на правую руку Максима, и резко повернул, вдавливая подошву в плоть. Раздался мерзкий, но удовлетворительный для Стаса хруст. Максим Датский заорал, скривившись от боли.
— Урод! — с ненавистью воскликнула Ольга Датская, глядя на Стаса. — Ненавижу тебя!
— Ну, теперь у вас обоих есть значимый повод, — мрачно ответил Стас, глядя на воющего от боли Максима.
— А что здесь такое происходит, вообще, а?! — к ним подошли несколько докторов и санитаров.
Один из них, по всему видать, заведующий отделением, в растерянности оглядел всех участников конфликта.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 26 августа
Я вытолкала хихикающего Мирона за калитку, и закрыла за нами дверь. Вокруг уже цвело утро последних августовских дней. Светлое небо в пастельных тонах нависало над многочисленными новостройками и двориками. На дереве через дорогу старательно чирикала стайка желтобоких синичек.
— Да успокойся ты, принцесса! — смеялся Мирон.
— Тихо! — зашикала я на него, и пугливо оглянулась на наш дом. — Дядя уже проснулся! — Ну, так мне самое время с ним познакомиться! — улыбнулся мне Мирон.
— Мы это уже обсуждали, — кивнула я. — У тебя и так живого места на лице нет.
Это было правда. Если раньше при взгляде на нахальное лицо Мирона я зажигалась тихим негодованием, то сейчас меня разбирала бессильная жалость к нему. На левой стороне лица кошмарный синяк, наливающийся болезненным багрянцем и желтизной, голова перебинтована, и губа заклеена пластырем.
Я не удержалась, поднесла ладонь к его лицу, легко и ласково провела кончиками пальцем по его щеке. Мои пальцы ощутили шероховатую щетину. Хм, а мальчишки уже бреются в шестнадцать лет или нет?
Мирон вдруг перехватил мою руку. Я вздрогнула от неожиданности, сердце забилось чаще. Хотя, пусть это и прозвучит до мерзости слащаво, когда он рядом, оно все время чаще бьется. Намного чаще.
Мирон с улыбкой поднес мою ладонь к губам, я почувствовала прикосновение его теплых губ к своей коже. Мое дыхание нервно дрогнуло. Вязкое оцепенение разлилось по моему телу от макушки до пяток.
— Ты мне позвонишь? — спросил он тихо и вскинул брови. — Или будет лучше, если я сам?
— Ты можешь мне написать… — предложила я скромно.
Мирон скривился.
— Я хочу слышать твой голос и общаться с тобой, а не с бездушным приложением в телефоне.
И не знаю почему, но эти его слова затронули что-то внутри меня. Должно быть, потому, что прозвучали с ехидной и насмешливой искренностью, которая иногда так свойственна Мирону.
— Ладно, — вздохнула, забрав у него свою ладонь. — Я буду ждать твоего звонка.
— Договорились, — счастливо улыбнулся он. — Но, если ты не будешь брать трубку, я буду писать.
— Я возьму, — усмехнулась я, глядя на него.
— Рад слышать, — и тут он внезапно наклонился ко мне с явным намерением поцеловать. Я пугливо отшатнулась.
— Ну ты что?..
— А что? Я думал это нормально, когда люди встречаются.
— Вообще-то… — начала я и замолчала.
— Что? — правая бровь парня вопросительно изогнулась.
— Я… — я не знала, какое оправдание придумать, и ляпнула первое, что пришло в голову. — Я же даже… даже фамилии твоей не знаю.
— Ты не целуешься с теми, чью фамилию не знаешь? — кивнул улыбаясь. — А вообще, знаешь, правильно делаешь!
Он хмыкнул.
— Только… — он отвел взгляд, с усмешкой покачал головой. — Только громко не хихикай.
— Ладно… я и не собиралась… — слегка растерянно и удивленно проговорила я.
— Зубатый, — пожал плечами Мирон.
— Зу… Зубатый? — улыбнулась я со смешком и тут же прикрыла рот ладонями. — Прости! Прости, пожалуйста!
— Да все нормально, — ухмыльнулся Мирон. — Я уже давно привык.
— Необычная фамилия, — заметила я, старательно сдерживая улыбку. — Но тебе точно подходит.