Я, всхлипывая и дрожа, сидела в полной темноте. Я не смела пошевелиться и беспомощно оглядывалась по сторонам, с мольбой в мыслях ждала, когда вновь зажжется свет. Свет вернулся яркой продолжительной и ослепительной вспышкой. Я судорожно вздохнула, и глоток кислорода застрял в моем горле.
За столом напротив меня, мирно сложив руки, сидел Он — обладатель неестественно худого и длинного силуэта из тьмы.
Он был облачен в старомодный чёрный сюртук со странным узором. На руках у него темнели перчатки без двух пальцев. И я увидела, что ногти у него чёрные. Такими же черными, буквально чернее ночи, были и его напомаженные пышные волосы, глаза и блестящие губы, которые складывались в злорадную ухмылку.
Гость из тьмы смотрел мне в глаза. Затем с какой-то издевательской игривостью чуть наклонил голову набок. И внезапно резко протянул к моему лицу руку с длинными пальцами.
Я порывисто отшатнулась от него, вновь дико закричав… И упала на пол, больно ударившись головой о бортик кровати. Сотрясаясь от воистину панического ужаса, я ошарашенно глядела по сторонам, безумно тараща глаза. Пульс гремел в ушах, мне казалось, что у меня кипит кровь в венах. Нервный жар поглощал моё тело изнутри. Мне было тяжело дышать.
Я медленно и осторожно встала. Увидела свой раскрытый блокнот.
Он спокойно лежал на столе и не был залит никакими чернилами. Но на одной из его страниц остался рисунок четырёх чёрных мотыльков.
Я с усилием сглотнула застывший в горле нервный комок. Тут у меня зазвонил телефон. Я сдавленно вскрикнула, выругалась по-польски и достала мобильник. Звонила мама Леры и Лады.
— Добрый день, Беатриса Константиновна, — стараясь, чтобы мой голос звучал приветливо, произнесла я в трубку.
— Ника, привет. Как там Лада?
Я вздохнула.
— Она спит.
— Ой, какая ты молодец… А она хорошо покушала?
— Да, очень даже, — слабо усмехнулась я.
— Всё хорошо у вас там?
— Просто прекрасно, Беатриса Константиновна. Не беспокойтесь, пожалуйста.
— Ну хорошо. А то я переживаю за вас, как вы там.
— Не стоит, — мягко ответила я. — Уверяю вас, всё в полном порядке.
— Ладно, — усмехнулась в трубку Беатриса Константиновна, — давай, держись. Я, возможно, буду сегодня пораньше.
— Хорошо, буду ждать вас.
— Пока.
— До свидания.
Я отложила телефон, села на кровать Леры и спрятала лицо в ладонях.
Кровь толчками билась в висках. Пережитый только что кошмар оставил меня без сил и мыслей. Хотелось просто упасть, заснуть и проснуться солнечным, цветущим утром.
Эпизод второй «8: черно-белый этаж». Часть первая.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Воскресенье, 9 августа
— Он душил их по очереди, — будничным тоном рассказывал Ящер. — Вот видишь? Вот странгуляционная полоса.
Стас наклонился над телом мёртвой Эдиты Вербиной.
— Такой тонкий след… — чуть прищурившись проговорил он и поднял взгляд на Яшу. — Шнурок?
— Возможно, — не стал отрицать тот. — На коже обнаружены микроскопические следы войлока. Есть следы ссадин на пальцах правой руки. На указательном, кстати, есть крохотный, незначительный порез…
— Следы борьбы? — предположил Стас.
— Похоже, — согласился Ящер.
Стас смотрел на застывшее лицо мёртвой женщины, на её заполненные засохшей тьмой остекленевшие глаза.
Корнилов задержал взгляд за холодных, сопревших чёрных губах.
Какими были её последние слова? Что она кричала перед смертью?
— Стас? — осторожно позвал Яша.
— Да? — Корнилов отвёл взгляд от лица женщины.
— Я сказал, что на пальцах Эдиты, на коже рук, под ногтями не обнаружено ни частиц чужой кожи, ни фрагментов одежды, ни волос… Ничего.
— Не удивительно, — вздохнул Стас.
Яша вопросительно взглянул на него. Корнилов пожал плечами.
— Он не для того готовился столько времени, чтобы допустить такие дурацкие ошибки.
— Большинство их допускает несмотря на всю осторожность.
— Большинство не относятся к убийству так трепетно и осторожно, как…
— Как к искусству? — подсказал Щербаков.
Он ухмыльнулся. На его прямоугольных очках блеснул яркий блик света.
Стас ещё раз взглянул на безвольное, казалось бы, безмятежное лицо Эдиты Вербиной.
— Нет, — промолвил он с толикой горечи, — скорее, как к некому сакральному действию.
Щербаков прокашлялся.