— Этот бред ты будешь в колонии сокамерникам травить! Поняла меня?!
Я поморщилась от её крика.
Можете смеяться (и даже крутить пальцем у виска), но мысль о том, что мне теперь угрожают отправкой в колонию для несовершеннолетних, вселяла некоторый оптимизм. По крайней мере это лучше, чем возвращение в Польшу к моим горячо «любимым» родственникам. Вряд ли в колонии легкая и сладкая жизнь, но дома, я точно знаю, меня вообще ждёт кромешный ад.
— Что вас связывает с Корниловым?! Зачем ты ему нужна?! — продолжала допрос Ольга. — Ну? Чего ты глазки свои красивые опустила? Отвечай!
Я нахмурившись, пыталась сосредоточиться, чтобы определиться, что говорить. Потому как отвечать всё равно нужно, но так, чтобы они ничего не получили!
— Ты оглохла, что ли?! — прикрикнул на меня Максим Датский. — Чего заткнулась?
— Зачем ты нужна Корнилову?! — тоже повысила голос Ольга. — Отвечай!
— Что у вас с ним за дела?! Давно ты его знаешь?! — прогавкал Максим.
— Отвечай! — яростно требовала Ольга. — Что ты делаешь на местах преступления?! — Зачем тебя туда привозят?! — Максим Датский приблизился ко мне.
Я почувствовал запах его пота и сладковатый привкус его парфюма.
Он нависал надо мной, заставляя меня в испуге прижиматься левым плечом к стене.
— Что ты вытаращилась на меня?! — прорычал Максим Датский.
— Отвечай! — в который раз прикрикнула на меня Ольга.
Они с усилием, со злостью давили на моё сознание, с удивительным злым азартом пытались надломить мою волю. И столь же лихорадочно жаждали растоптать во мне любые мысли о непокорности их требованиям. Им во что бы то ни стало нужно было получить желаемое. Нужно было моё признание. Они жаждали опозорить, опорочить и унизить Стаса. Они истово, лихорадочно желали его полнейшего провала и уничижительного изгнания из рядов офицеров УГРО.
— Нас с Корниловым ничего не связывает… — ослабевшим от их нападок голосом, проговорила я. — Станислав Корнилов мной не интересуется, и я ему совсем не нужна. Это он мне н-нужен… И поэтому я сама приезжаю, когда…
— Твою мать, ну всё! — Максим хватанул кулаком по столу.
Я вздрогнула, замерла и в ужасе, уставилась на него, быстро моргая глазами. Я не успела ничего сказать.
Максим Датский схватил меня за волосы, дёрнул вниз. Я испуганно вскрикнула. Он склонил меня к столу, заставил прижаться грудью к столешнице. Его рука больно нажимала на мою голову, заставляя мою левую щеку и скулу вдавливаться в жесткую поверхность стола.
— Я последний раз тебя по-хорошему спрашиваю, дрянь охамевшая, Что… у тебя… за дела… с-с Кор-рниловым?! — громогласно прорычал Датский.
При каждом слове он с неудержимой злостью давил на моё лицо.
Я опешила от сильных толчков его широкой ладони на моей скуле и щеке. Мне казалось он сейчас просто продавит челюсть, скулу и в труху сотрёт моё лицо! Внутрь проникла ошеломляющая, кошмарная мысль, что никто даже не сможет остановить его!
— Отвечай! — вскричал Максим Датский. — Живо! Зачем… ты… нужна… Кор-рнилову?!!
Снова толчки, снова с каждым словом он с неистовой психопатической яростью вжимает мое лицо в стол тяжелой ладонью. Я молча, тихо скривилась. Я испуганно поджала губы и крепко зажмурилась, так отчаянно, словно пытаясь отыскать в этом спасение. Но тщетно… Я почувствовала, как на глазах выступили тёплые слёзы, они увлажнили мои ресницы. Меня сотрясали тихие рыдания от ворвавшегося в душу страха и разрастающейся боли, которую я не в силах остановить. Я вдруг осознала, что мне ведь действительно никто не поможет! Я здесь одна! Я беспомощна и беззащитна!
Я не знала, что мне делать, что говорить… Я знала, что не могу, не должна рассказывать им правду… Нельзя… Этого нельзя делать… Я не могу! Я не должна! Я же не должна… Я…Я не буду… Не буду… Не буду…
Я тихо рыдала, беспомощно, в страхе, мучимая болью.
— Говори, тварь! Сейчас же! Я не буду долго ждать!.. Ну! Чего ревёшь?! Говори, курица безмозглая! Быстро! Быстро, я сказал! — проорал надо мной Максим Датский.
Я не отвечала на его слова, я просто тихо давилась рыданиями в раболепном, подавленном, забитом смятении.
Страх овладел мною, страх перед сиюминутной расправой рывком вырвал все мои внутренние силы, словно взбешенный дикий зверь.
Я ощущала себя в полной власти злобной прихоти обезумевшего Максима Датского.
Моя голова была прижата к столу. Мне было тяжело дышать. Слёзы скатывались по щекам на стол под мою голову.
— Лучше ответь уже, — ехидно вставила Ольга Датская, как ни в чем не бывало наблюдавшая за тем, что творил её брат.
Максим вдруг отпустил меня.
Я взлохмаченная, растрёпанная и заплаканная медленно поднялась.
Он тут же хватил меня за волосы снова. Резко дёрнул вверх, я инстинктивно подняла руки, пытаясь нащупать его руку.
Он с силой хлестнул меня ладонью по лицу. Я закричала, закрылась дрожащими руками.
— Не надо! — проскулила я, отчаянно рыдая. — Не надо! Не надо!.. Пожалуйста! Не надо! Хватит…
Максим ударил снова. Я вскрикнула, сдавленно всхлипнула. Он небрежно оттолкнул меня. Я не удержалась улетела на пол, ударилась бедром. Кожа под волосами болезненное горела и саднила. Задыхаясь в нервных, спазматических рыданиях, я прижала трясущуюся ладонь к щеке. Кожа на щеке горела, как будто я ободрала её об асфальт. Даже легкие прикосновения моих дрожащих рук вызывали пульсацию жгучей боли. Я не могла ничего различить перед собой. Ресницы слипались от слёз, слёзы туманили взор, размывали всё вокруг. В голове скапливалась болезненная тяжесть, а тело охватила топкая, вязкая слабость. Я как будто медленно тонула в чем-то липком и жидком. Голова пошла кругом, и я куда-то упала, как будто меня сморил неожиданно нахлынувший сон….
Я сидела на полу и дрожащими руками пыталась осторожно протереть глаза. Когда снова их открыла, вместо интерьера комнаты, где меня допрашивали, меня окружили плавно извивающиеся чернильно-чёрные облака. Ничего не понимая, едва осмеливаясь дышать, я осторожно оглядела. Они клубились и вились вокруг меня. Это было похоже на странный водоворот из дымчатых, гибких волокон. Или на дивный смерч, в центре которого я находилась.
Я услышала голоса. Их было много, подобно шумному шороху бумаги они доносились из завивающихся вокруг меня чёрных завихрений.
Где я? Что это такое? Что за место? Я опустила взор и увидела, что поверхность подо мной светится лучистым яично-желтым светом.
Словно кто-то или что-то подсвечивает пол подо мной.
— Скорее! — вдруг отчетливо раздалось из непрестанного круговорота чёрного дыма. — Скорее! Макс! Поторопись ты! Отец опять будет кричать!..
— Да он только и делает, что орёт… На нас, на мать… И пьёт постоянно! — мальчишеский голос отвечал со злой обидой. — Ненавижу его!
— Тише, — шепнул испуганный голос девочки.
Тучи чернильного дыма начали резко рассеиваться отдельными, рваными кусками. Казалось, кто-то усердно и торопливо стирает его словно ластиком. Под слоем дыма я увидела зеленые стены, обшарпанные ступени и поцарапанные перила лестницы. Это был какой-то подъезд. Я увидела девочку со светло-русой косой.
Она была одета в лёгкое летнее платье нефритового цвета, с бледно-желтыми птичками.
— Быстрее, Макс! — стоя возле перил, крикнула она вниз.
Следом за ней по лестнице взбежал худощавый мальчишка в джинсах и зелёной рубашке. У него были такие же густые, светло-русые волосы как у его сестры. Вдвоём они поспешно, торопливо взбежали по лестнице. Помешкав, я поспешила следом за ними.
Мне не составило труда догадаться, в чьём я воспоминании.