Я стояла возле них в той комнате с мёртвым телом отца близнецов и смотрела на их объятия. В эти секунды я проникалась неким уважением к майору Датскому. А ещё я поняла, почему его племянники так не любят Стаса. Они полагают, что Корнилов украл славу у их любимого дяди, когда забирал его дела себе.
Меня они ненавидят, потому что я ему помогала.
Вот она причина и история странной злости, зависти и ненависти.
Нам всегда стоит помнить, что у всех всегда есть свои мотивы, свои причины для злости, для любви, ненависти, доброты, сочувствия, и ярости и даже для зависти.
Видение воспоминания вокруг меня вздрогнуло и выбросило меня в реальность. Я поморгала глазами, приподнялась. Я лежала на застеленной кровати в какой-то больничной палате. Я была в своей одежде. На противоположной кровати лежала моя сумка.
Я села, пальцами левой руки коснулась своей щеки в месте удара.
Я поморщилась, скривилась. Щека сильно опухла и по-прежнему болела.
Чёрт… Наверняка теперь синяк будет на поллица.
Ещё у меня болела скула и челюсть, в том месте где Максим Датский давил своей ладонью.
Чтоб тебя…выругалась я. Хорошо, хоть не сломал ничего… Придурок больной…
Это трудно объяснить, но узнав, какое у них обоих было детство, я не могла на них злиться. Не знаю… Просто было трудно.
Меня скорее просто разбирала саднящая досада из-за тупой боли в щеке и неудобств, связанных будущим синяком на лице.
Я встала с кровати. Взяла свои вещи с соседней койки. Я была обута. Я вышла из больничной палаты.
В больничном коридоре было шумно. Повсюду бродили врачи, медсёстры и обычные люди без халатов.
В больнице кипела обыденная будничная работа.
Зачем близнецы привезли меня сюда?.. А… Ну, да… Видимо испугались, когда я потеряла сознание. Не знали, что со мной делать. Поэтому, по-быстрому забросили, небось, в ближайшую больницу и свалили. Что ж, главное, что меня оставили в покое.
Ай… Да чтоб тебя!..
Я снова скривилась, касаясь своей левой скулы. Почему люди так редко прибегают к словам и так часто стремятся объясниться при помощи рук, кулаков, ударов? Как будто это имеет больший вес, чем убедительные, правильные и честные аргументы. Я покинула здание больницы.
На улице теплел август. Продолжалось лето. Оно всё ещё было с нами здесь и сейчас. Властвовало в Москве и купало столицу в сияющих лучах солнца.
Я взяла телефон, написала Лерке. Она ответила почти сразу.
Я облегченно вздохнула, блаженно улыбнулась. Как хорошо, когда есть родная подруга, к которой всегда можно свалить, когда не хочется появляться дома и выслушивать ненужные, лишние вопросы. А появляться дома с синяком на лице, зная, какой нрав у моего дяди, да ещё учитывая, что сегодня он наверняка будет пьян и не один он… Можно только догадываться, что их бородатая банда может вообще учинить в приступе праведного гнева.
А закончится все печально. Дядю упекут (в лучшем случае) за решетку, а я… а я поеду или в детский дом или назад в «родное» семейное поместье, близ Кракова.
Нет уж… dziękuję bardzo! Лучше у Лерки пережду пару дней.
Дяде Сигизмунду всё равно в ближайшие дни будет не до меня. Сегодня они весь день и ночь будут резаться в покер. А затем ещё день или два отходить. Как раз за пару дней синяк чуть сойдёт, и при помощи консилера можно будет его успешно скрывать оставшееся время, пока он уже не исчезнет совсем.
Бли-ин… Кожа вокруг глаз конечно пересохнет от такого частого использования. Кожа мне досталась хорошая, нежная, но капризная и очень прихотливая! Ладно… Это мы всё как-нибудь переживём.
Радуясь своему внезапному избавлению от общества близнецов, я направилась к ближайшей автобусной остановке.
Нужно будет позвонить Стасу.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Воскресение, 9 августа.
Здание областной психиатрической больницы медленно появлялось из-за лохматой, темно-зелёной лесополосы на горизонте.
— Это оно? — Сеня кивнул на угловатое, светло-желтое здание с сине-зелеными полосами окон.
— Да, — кивнул Стас. — Нас интересует отделение усиленного наблюдения.
Арцеулов удивленно вскинул брови.
— Кто эта женщина?
— Эта молодая девушка, девчонка совсем, — ответил Стас.
— И что, она такая буйная, что нуждается в вооруженной охране?
— Сень, она пережила зверское, совершенное с жестоким и кошмарным извращением убийство своих родителей, — ответил Стас. — К тому же она была первой, кто их обнаружил в таком виде, в котором Он их оставил.
Корнилов с хмурым сожалением дёрнул головой.
— Кто знает, на что способен человек переживший такое потрясение?
Сеня не ответил. Несколько секунд он ехали в молчании.
— Сколько ей лет? — спросил вдруг Арсений.
Стас взглянул на него.
— Девятнадцать.
Арцеулов раздраженно цокнул языком.
— Ребёнок ещё совсем…
Стас согласно кивнул.
— Ей повезло, что она в тот день отсутствовала дома.
Арцеулов внимательно посмотрел на него. Стас взглянул на него в ответ. Он увидел мрачную, удрученную тяжесть в его глазах. В этот миг, казалось, лицо Арцеулова даже немного осунулось.
— Ты уверен? — спросил он глухо.