Корнилов отвернулся, уставился на пролегающую меж деревьев длинную дорогу с желтой разделительной полосой. В таких случаях тяжело провести условную линию, разграничивающую понятие «хорошо» и «плохо». Действительно, что хуже? Смерть или безумие? Ведь и то, и другое, как правило, необратимо. В первом случае человек прекращает существование, во-втором существует… но, не живёт. Что из этого может быть хуже?..
Через минут двадцать они свернули возле указателя, заехали на парковку больницы. Сеня первым выбрался из машины. Щурясь от порывов ветра, взглянул на здание больницы. Оно было выстроено в виде зигзага, и трёх параллелепипедов. Центральная часть больницы имела куда больше окон, нежели две остальные.
Сеня и Стас миновали растущие перед входом в больницу клумбы, садовые деревца и вошли внутрь. Ещё через семь минут поднялись на лифте на пятый этаж больницы.
Здесь их прямо у дверей лифта встретил худосочный, среднего роста мужчина в расстёгнутом халате поверх чёрных брюк и травняисто-зеленой рубашки танчжуан с китайскими мотивами.
На вид ему было лет пятьдесят. Волосы темные, седеющие. У мужчины были темные, добрые глаза и густые брови. Возле пересохших, тонких губ пролегли глубокие морщины.
Волосы доктор завязывал в короткий пучок на голове на китайский манер.
— Добрый день, — произнёс он, протянув руку по очереди Стасу и Сене. — Доктор Шамов, заведующий отделением усиленного наблюдения.
Корнилов обратил внимание на странные браслеты на правом запястье доктора.
Стас и Сеня тоже представились.
— Подполковник Корнилов.
— Старший лейтенант Арцеулов.
Доктор сосредоточил свой вопрошающий взгляд на Корнилове.
— Чему обязаны вниманием со стороны МУРа?
Корнилов протянул ему желтую папку, которую до этого держал в руках.
— Нас интересует одна из ваших пациенток.
Шамов явно заинтригованный взял папку из рук Стаса, раскрыл.
Стас и Сеня подождали, пока он просмотрит содержимое.
— А могу ли я поинтересоваться по какому поводу вы решили побеседовать с Ксенией Гудковой?
— По поводу обстоятельств гибели её родителей.
Густые брови Шамова выразительно подскочили вверх.
— Простите, подполковник, Ксения проходит здесь лечение уже девятый месяц подряд. Её дела едва-едва пошли на поправку.
Он замолчал, с нервным беспокойством глядя на Стаса.
Шамов коротко вздохнул. Стас и Сеня ждали. Всем своим видом они показывали, что слова доктора Шамова ни капли их не впечатлили.
— Послушайте, — доктор Шамов вернул папку Стасу и спрятал руки в карманах халата, — если вы расследуете это дело, вы должны хотя бы отчасти представлять себе, что пережила эта девушка…
Его взгляд несколько раз метнулся между их лицами.
— Ксения обнаружила своих родителей… — он замолчал, не находя слов. — Господи! Она обнаружила свою мать в ванной, выкрашенную, мёртвую, в кошмарном виде!.. Лежащую в холодной, чёрной воде!.. И своего отца…
— Доктор Шамов, — Стас сделала шаг вперёд, — не утруждайтесь бесполезными убеждениями. Уверяю вас, мы отлично ознакомлены с деталями дела и в состоянии представить, что пережила дочь Гудковых, когда обнаружила своих родителей. Но вы уже наверняка знаете, что произошло новое убийство. Целая семья. Почерк тот же. И мы здесь с моим коллегой для того, чтобы вам как минимум не пришлось лечить других пациентов, переживших то же самое, что и Гудкова.
— А сейчас будьте добры, проводите нас в палату Гудковой, — с настойчивой мягкостью произнёс Корнилов, глядя на доктора сверху вниз своими серо-стальными глазами.
Шамов несколько раз неопределенно шевельнул губами. Метнул быстрый взгляд на Арцеулова и явно вынужденно, нехотя кивнул.
— Ладно, — проговорил он. — Но я требую, чтобы вы подписали, что все негативные последствия в случае…
— Я беру на себя всю ответственность за возможное ухудшение состояния Ксений Гудковой, после разговора с нами, — внушительно произнёс Стас. — А теперь не будем терять времени.
Доктор Шамов не стал больше спорить.
Когда Стас действительно подписал соответствующую бумагу, он, сдавшись, повёл Стаса и Сеню по коридорам психиатрической больницы. Здесь был тёмный, слегка гнетущий и чуть интимный, уютный интерьер. Обстановка располагала и даже призывала к тишине, спокойствию, покорности. Вдоль коридора по стенам тянулась облицовка из узких досок кофейного цвета. Под ногами был тёмный, мраморный пол. С потолка слабо сияло приглушенное освещение. И тишина… Почти нерушимая тишина стояла в коридорах психиатрической больницы. Её нарушали только шорох шагов персонала больницы и звук работающих кондиционеров.
Они вошли в крыло, где была охрана. Здесь в самом начале отделения было организовано что-то вроде полицейской дежурного поста. Но внутри сидели не полицейские, а одетые в коричневые брюки и серо-зеленые рубашки охранники, с шокерами и телескопическими дубинками. У некоторых Стас заметил перцовые баллончики и пневматические пистолеты.
Охранников Стас насчитал всего восемь человек. Сразу за постом охраны начинались палаты содержания пациентов. Первое, на что обратил внимание Стас, это отсутствие стен, отделяющих пациентов больницы от коридора. Вместо привычных стен тускло поблескивали панели из сверхпрочного, многослойного силикатного стекла. В каждой из них находились двери из такого же прозрачного материала. Палаты внутри были покрыты мягким, матерчатым, клетчатым покрытием со всех четырёх сторон.
Стас бросил взгляд на первого из пациентов.
Мужчина в ярко-оранжевой робе сидел в углу и что-то говорил в сложенные ковшиком руки. Когда он обернулся на них, Корнилов увидел, что у него зашит рот, а глаза обведены чёрным.
Стас взглянул на доктора.
— Пётр Горский, восемьдесят второго года рождения, — монотонным голосом ответил Шамов. — Глубокое расстройство психики с последующим изменением личности. Был осужден за издевательство над собственными детьми, которым он зашил рот и глаза.
Они шли дальше. Стас обратил внимание на электронные, кодовые замки на каждой палате и стоящие в пластиковых карманах на стенах таблицы с главными показателями пациента.
Шагая по коридорам этого отделения, Корнилов почувствовал сгущающееся здесь осязаемое чувство мрачного уныния. Это больничное отделение внушало тягостные мысли о тщетности любых надежд. Оно внушало мучительную уверенность, что здешние обитатели обречены на безвременное существование далеко за пределами человеческого общества. Стас мысленно сравнил здешних пациентов с пассажирами на конечной остановке где-то в глуши, на краю провинциального города.
Они всё ждут, когда придёт их автобус и отвезёт их обратно в их дома, к родным, к тем, кто их искренне любит. Они ждут и не ведают, что в их сторону автобусы больше не ходят.
Они подошли к следующей палате. Здесь за прозрачной стеной с угрюмым видом метался от стены к стене полуголый мужчина.
У него была пышная, густая и длинная грива темных волос.
Его смуглое тело было сплошь покрыто густым, темным волосяным покровом. Волосы на теле отчетливо напоминали шерсть.
У мужчины также была длинная, темная, спутанная борода и густые, сросшиеся вместе брови. Его непрестанные метания из стороны в сторону напоминали повадки запертого в клетке зверя.
— Эдуард Лидов, — все тем же равнодушным, монотонным голосом оповестил офицеров доктор Шамов. — Клиническая ликантропия. Склонен к буйству, агрессивен. Осужден за массовое убийство двенадцати человек. Приговорен к пожизненному заключению. Решением суда заключение заменили на принудительное лечение с усиленным наблюдением.
Стас почувствовал взгляд Сени. Посмотрел на подчиненного.
Тот выглядел шокированным. Они прошли дальше. Впечатление Стаса усугублялись. Это место давило, вбирало любого человека, стараясь поглотить его вместе с разумом и душой. Они подошли к третьей палате. Здесь за прозрачной стеной чернела темнота. Свет внутри камеры был погашен. На стекли замерли отражения бликов света и стен коридора.