Корнилов кивнул доктору, обернулся на Ацеулова. Сеня явно не горел желанием общаться с Гудковой, после того, что услышал и увидел. Но перечить Стасу не смел. Стас открыл прозрачную дверь, они вошли внутрь. Корнилов почувствовал легкую прохладу в сухом воздухе комнаты. Они с Сеней осторожно, тихо прошли внутрь комнаты.
Стас увидел, что девушка, сидя за столом, что-то рисует или пишет.
Она сидела в соответствующей позе и её правая рука, согнутая в локте то и дело подрагивала. Слышно было, как она со скрипучим шорохом водит ручкой или фломастером по бумаге.
— Ксения, — вежливо и осторожно позвал Стас.
Шуршание ручки на бумаге не прекратилось. Ксения Гудкова игнорировала их появление.
Они подошли ближе. Двигались с двух сторон. Стас знаком велел Сене не спешить.
— Ксения, меня зовут Стас, мы с моим коллегой — офицеры Уголовного розыска…
Интенсивный шорох не прекращался. Ксения, склонив голову вниз, продолжала что-то увлеченно рисовать.
Стасу показалось, что шорох стал громче, движения резче.
Она их услышала. И это была реакция. Они ей не нравились.
Стас чувствовал это и видел. Они подошли ближе.
Корнилов увидел на столе перед девушкой круглый, старинный будильник черного цвета. С короткими, черными ножками и двумя чёрными плоскими колокольчиками. На снежно-белом циферблате стрелки застыли, указывая время. Девять часов, сорок минут. Время, когда она явилась домой и обнаружила своих родителей мёртвыми.
Рядом с часами на столе же сидел жуткого вида длинноносый клоун в черно-белой шляпе-цилиндре, из-под которого торчали чёрные кудри. Комбинезон клоуна также был чёрным, как и башмаки. Чёрным на белом лице были обведены губы и глаза.
Клоун устрашал своей обманчивой, психоделической веселостью.
Да и вся комната, если присмотреться, напоминала комнату в кукольном доме. Все какое-то, словно мультяшное, ненастоящее, шутливое… Фальшивая веселость и карикатурность комнаты ощутимо угнетала и давила.
Корнилов оглядел фотографии и рисунки на стенах.
Изображения, нарисованные чёрной ручкой и фломастерами представали футуристическими черными силуэтами и тенями.
Стас различил там неясные, искаженные человеческие фигуры. А также силуэты зверей… Олени, птицы, собаки (или волки) деревья и нечто ещё, неподвластное определению.
На фотографиях в основном были родители Ксении — Ольга и Евгений Гудковы. Корнилов задержал взгляд на нескольких фотографиях, где Гудковы находились в горах, с рюкзаками, с ледорубами и прочим альпинистским оборудованием. Особое внимание привлекла фотография, где её родители с дюжиной других людей стоят на фоне массивной, заснеженной пирамидальной формы горы.
Стас обратил внимание на лица людей. Он почему-то почти не удивился заметив среди них помимо родителей Ксении их знакомых.
Ксения как ни в чем не бывало продолжала рисовать. Возле неё на столе лежала россыпь чёрных фломастеров, карандашей и маркеров.
Стас подошел уже достаточно близко, чтобы увидеть, что она рисовала. Силуэт человека за столом. И два высоких человеческих силуэта по обе стороны от него.
Корнилов почувствовал ползущую по позвонкам въедливый, покалывающий холод. Он вкрадчиво просачивался меж позвонков вселяя зыбкое, пульсирующее напряжение в мышцах тела и всознании.
На рисунке Ксении была она и они с Сеней, подходящие к ней сзади. Внезапно девушка перестала рисовать. Стас, хотевший подойти ближе, застыл. Сеня последовал его примеру.
Несколько секунд они вдвоем смотрели на неё. Корнилов внимательно следил за головой под черно-белым, полосатым капюшоном.
Голова Ксении странно дернулась и медленно обернулась в их сторону. Стас увидел её лицо. Сеня тоже. Стас умел сдерживать любые эмоции. Сеня не умел, и потому не сдержал нервного, судорожного выдоха.
Лицо Ксении было разделено на две половины чёрной и белой краской. На одной стороне лица с чёрной кожей, половинка губ была белой, на другой, где была белая кожа, губы были чёрными. Бровь слева была идеально белой, а бровь справа чернела надломанной чертой. Только глаза, радужки её голубых глаз оставались нетронутыми контрастом черно-белых цветов.
Голубые глаза холодно сияли из-под капюшона на раскрашенном, черно-белом лице девушки. И этими двумя тусклыми льдинками девушка угрюмо, недружелюбно и сердито осматривала Стаса и Сеню.
— Вы… вы нарушаете баланс, — яростно и громко прошептала она. — Вы предаёте гармонию!
От её голоса у Корнилова по коже шеи распространилось ощущение, неприятной, робкой щекотки. Словно кто-то несмело, едва-едва касаясь, водил тонкими волосками по его коже.
Неприятное, мерзкое, неуютное чувство. Чувство подступающего кошмара. Но Корнилов не выдавал ни чувств, не эмоций. Его серебряные глаза лучились уверенным и мягким спокойствием.
Он подошел ближе. Девушка не двигалась и не сводила с него глаз.
— Прости, мы… мы не хотели, — он оглядел свои синие джинсы и пастельно-аквамаринового цвета рубашку в клетку. — Я понимаю…
Он бросил взгляд на Сеню. Тот тоже был в джинсах, ярких кроссовках-джорданах, и лимонного цвета футболке с черным, имперским орлом.
— Я понимаю, — с сочувствием повторил Стас, снова взглянул на девушку. — Дело в нашей одежде? Да? Прости… Нам стоило бы одеться более сбалансированно. Ты согласна?
Она чуть заметно кивнула. Стас одобрительно усмехнулся.
— Я бы хотел поговорить с тобой о том, что случилось с твоими родителями, Ксения.
Девушка чуть склонив голову продолжала взирать на него с холодным, угрюмым равнодушием.
— Скажи, твои родители, кем они были?
Ксения ответила не сразу, с заметной неохотой.
— Мама работала фармацевтом… Папа был кризис-менеджером. Они работали в одной фармацевтической компании.
— Вот оно, что, — проговорил Стас. — Твоя мама в детстве наверняка частенько угощала тебя разными витаминками?
— Да, — кротко уронила Ксения. — Бывало… А вас?
— Меня, к сожалению, нечасто, — усмехнулся Стас.
Контакт установлен.
— Скажи, а где вы отдыхали по выходным? Ну, когда хотели провести время семьёй?
Ксения опустила взгляд. Стас прочел грусть в её глазах. Он увидел, как девушка сделала жесткий, трудный глоток. Ему не хотелось причинять ей боль, заставляя обращаться к счастливым воспоминаниям об убитых родителях. Но он был вынужден. Это поможет ей оттаять, отстраниться от своего нынешнего состояния. Может быть, было бы даже неплохо, чтобы она поплакала. Немного.
— Мы… — Ксения ещё раз сглотнула. Она явно собиралась с силами. — Мы ездили в парк… в парк Горького… Мы ходили в планетарий… Бывали в большом аквариуме на Чистых прудах…
— М-м, — кивнул Стас и улыбнулся. — Я знаю это место. Моя дочь любит ездить туда.