Стас встал рядом с ним, заглянул через плечо.
Ящер рассматривал лицо покойницы на снимке.
— Да, — согласился Корнилов. — И, скорее всего, была очень хорошей женой и матерью.
Яша медленно оглянулся с хмурым беспокойством взглянул на Стаса.
— Наш истовый поклонник гармонии стремится к идеалу, — напомнил Стас. — Думаю, и отец семейства был идеальным семьянином, да и дети в этой семье, наверняка, были соответствующие.
На лице Яши дрогнули отдельные мышцы, его выражение чуть изменилось. Мелькнуло злое отвращение, но он тут же снова легко и быстро взял себя в руки.
— Чёртов ублюдок…
— Не напрягайся, — Стас тронул его за плечо. — Это отвлекает.
Яша молча сердито кивнул.
Стас вышел из спальни, оставив Яшу одного, зашел по очереди в комнаты детей: дочери и сына. Почти всё оставалось нетронутым, кроме развороченной постели и разбросанных тапок. Стас открыл шкафы с одеждой в каждой комнате. Везде они были возмутительно пусты и их пустота была своеобразной иллюстрацией к тому опустошению, которое ощущалось отныне в стенах этого дома.
Корнилов критичным взглядом оглядел каждый шкаф.
Потом взял по тапку из каждой комнаты и пошел к кинологу.
Это был уже седой мужчина намного старше Стаса, с солидной бородой и одетый довольно небрежно: ношенная рубашка, тертые джинсы и затасканные кроссовки. На поводке он удерживал горделиво сидевшего темного лабрадора.
Корнилов вручил тапки бородатому кинологу.
— Это вещи убитых детей, — сообщил он. — Нужно найти остальные. Скорее всего, они где-то недалеко.
Седобородый кинолог молча кивнул, взял протянутые тапки и показал псу.
— Давай, Людвиг… У тебя есть работёнка, зверюга. Выручай.
Стас смотрел, как лабрадор спешно принюхивается к вещам детей.
Корнилов успел подумать, что, возможно, ещё позавчера мальчик и девочка ходили в этих тапках чистить зубы перед сном, и надевали их, когда куда-нибудь нужно было встать посреди ночи.
А теперь их вещи — объекты следствия и зловещие фрагменты кошмарного преступления.
Долго ждать не пришлось. Лабрадор Людвиг быстро взял след и повёл кинолога прочь от дома. Стас поспешил следом. Лабрадор тянул поводок, рвался вперёд. Собаковод трусцой бежал рядом.
Стас скорым шагом шёл чуть поодаль, не теряя кинолога из виду.
Пёс повёл своего хозяина в сторону неприглядного пустыря, что располагался далеко за домами, возле старых, давно заброшенных строений ещё советских времён. Корнилов следовал за кинологом по заросшим диким кустарником развалинам. Под ногами хрустели палки, битое стекло, скрипела каменная крошка. Стас не отставал.
Лабрадор, прорываясь через молодые деревца, шурша высокой травой, забежал внутрь одного из полуразрушенных зданий.
Здесь пёс остановился возле глубокой ямы, упал на живот и заскулил.
— Хорошо, хорошо, — кинолог потрепал пса по холке. — Молодец… Красавец.
Он оглянулся.
— Товарищ подполковник, что-то есть.
Кинолог отвернулся и снова заглянул внутрь ямы. Несколько камешков, задетых его ботинками, с шуршанием осыпались вниз.
Стас подошел к яме, пригляделся. Внутри чернело огромное пепелище. В прохладном воздухе ещё можно было различить слабеющий запах гари. Стас осторожно спустился вниз. Взяв палку, он осторожно разгреб горелые ошметки в пепле. Корнилов поддел палкой что-то красное. Поднял на конце палки.
— Что это? — спросил сверху кинолог.
— Женская футболка, — ответил Стас. — Красная женская футболка.
На месте большого костра были обнаружены обгоревшие фрагменты других тканей, определить назначение которых было слишком трудно. Но в том, что это была сожженная одежда убитой семьи, сомневаться не приходилось. Среди груды пепла Стас выудил опаленные, покрытые слоем сажи и прожженными черными пятнами, синие джинсы. В заднем кармане джинсов была обнаружена смятая фотография.
И хотя убийца изменил внешность убитых в угоду собственным извращенным предпочтениям, его жертв можно было узнать на снимке. Они стояли на каком-то пляже. Одетые в странные, нелепые наряды туземцев из каких-то тропиков. Все четверо довольно и счастливо улыбались. На обороте снимка Стас нашел надпись фломастером: «Санто-Доминго, Доминикана две тысячи двенадцатый».
Корнилов скривил губы, глядя на счастливые лица людей. И тут же вспомнил висевшие в спальне трупы под потолком. Их черные как смоль волосы, губы, черные, словно выжженные, глаза. Глядя на этот снимок, трудно провести какую-то параллель между счастливыми людьми на этой фотографии и давно остывшими, холодными, бледными телами в черно-белой комнате.
Найденные в пепелище вещи, Стас приказал собрать полицейским и сгрузить в автомобиль СМЭ, чтобы Щербаков мог их изучить. Когда Стас вернулся, полицейские под присмотром Яши аккуратно снимали трупы с потолка.
Сейчас, когда они бледные лежали на полу и частично сливались с ним, их угольно-черные волосы, глаза, губы и ногти резко, контрастно выделялись на белом полу. От этого картина убийства ещё больше поражала своей пугающей сюрреалистичностью. Складывалось стойкое впечатление, что убийца, отнявший жизнь целой семьи, словно старался быть гуманным и аккуратным. Он как бы избегал грубости и чрезмерной жестокости. Как будто ему вздумалось проявить якобы бережную заботу о них.
Стас присел возле трупов. Внимательно осмотрел ногти.
У всех членов семьи они были аккуратно подстрижены, убраны кутикулы, края ногтей с щепетильной дотошностью подпилены и обработаны. В том числе у отца и сына.
Стас задержал взгляд на мёртвом мальчике. Ребенок среди больших тел взрослых смотрелся особенно жалостливо и печально. Ему было не больше шести-семи лет. На детском личике застыло робкое, испуганное выражение. Из-за приоткрытого рта с чёрными губами казалось, мальчик не то чем-то удивлен, не то кричит без звука, но живые уже не в состоянии услышать его голос.
Корнилов вздохнул, выпрямился. Сунув руки в карманы куртки, ещё раз осмотрел тела. У неискушенного сыщика могло бы сложиться впечатление, что убийца проявил чрезмерное почтение к убитым им людям. Однако на деле он всего лишь отдавал дань своей болезненной склонности к перфекционизму. А эти люди — всего лишь инструменты или материал для его творения, для выражения его мысли, его идеи. И именно то, как убийца хладнокровно, с присущей практичностью, без тени сожаления уподобил живых людей бездушному материалу для своей работы, выдавало его истинное отношение к жертвам. И вот это действительно по-настоящему вселяло в душу тугой, угрожающий, пульсирующий клубок страха. Клубок переплетенных кошмарных представлений, навязчивых мыслей, панических суждений и нервозных опасений.
А ещё, глядя на четыре выбеленных тела с чёрными волосами, Стас внезапно чётко уяснил: совершивший это обожает то, что делает. Он пребывает в настоящем эстетическом экстазе, когда совершает это, когда убивает, когда творит…
Представив себе больную экзальтацию убийцы во время совершаемого им жуткого действа, Стас почувствовал морозную оторопь, пробежавшую по коже. Можно не сомневаться, что вскоре он это повторит. И совсем не через восемь месяцев, как сейчас. Раньше. Намного раньше.
Роза Хейфец, домработница и няня, что работала в этом доме, выглядела ужасно: испуганная, заплаканная, с покрасневшим лицом и остатками туши под левым нижним веком. У неё дрожали губы, в глазах блестели слёзы. Вокруг глаз кожа покраснела и опухла от слёз и попыток стереть растекшуюся тушь.
Женщина сидела в машине скорой помощи и пила травяной чай, когда Стас забрался к ней и сел напротив.
— Подполковник Корнилов, — представился Стас. — Вы не против, если я задам вам несколько вопросов?
— Конечно задавайте, — кивнула она и чуть вжала голову в плечи.
На вид ей было около тридцати. Темноволосая, с тусклыми серыми глазами и немного растрепанными волосами.
Стас обратил внимание, что чашка в её руке подрагивает и жидкость чуть-чуть плещется.