СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Понедельник, 25 января.
Стас с каменным лицом смотрел вниз из окна больничной палаты.
Там на заснеженном дворе показательно формировалась небольшая колонна из пяти автомобилей. ФСБ совместно с УГРО устраивало представление для Гудзевича, и Стас искренне надеялся, что этот подонок клюнет на данный спектакль.
Корнилову было неприятно видеть свой уезжающий вместе с колонной ФСБ-шников Land Rover. И он старался не думать о том, что сейчас кто-то другой сидит за рулём его автомобиля, кто-то другой сжимает руль его внедорожника и мнёт своей задницей водительское сиденье. Корнилов никогда не думал, что способен ревновать собственный автомобиль столь же рьяно, как и свою жену. Хотя он бы в жизни не позволил, чтобы к Рите прикасался кто-то другой, даже ради такой серьёзной операции.
— Стас… — прозвучал слабый голосок за спиной Корнилова.
Подполковник немедленно обернулся и встретился со взглядом голубых глаз Дианы. Девушка выглядела как будто сонной и непонимающе хмурила брови.
— Где я? — спросила она слабым голосом и попыталась сесть.
Стас быстро, но мягко присел рядом с ней и таким же мягким, но уверенным движением руки удержал её.
— Ты в больнице, — объяснил он, — и сейчас тебе не стоит делать резких движений.
Заходившие пару часов назад доктора предупреждали, что Диана должна скоро очнутся. Стас нажал кнопку вызова медперсонала, и через несколько секунд в палату вбежала взволнованная медсестра. Увидев очнувшуюся после комы Диану, она сама всё поняла и выбежала прочь, а ещё через минуту в палату широким, быстрым шагом вошёл курирующий Злотникову доктор.
Стасу пришлось прождать в коридоре не менее двух часов, пока Диану тщательно обследовали. Пока он ходил из стороны в сторону, нетерпеливо поглядывая на часы, к нему робкой походкой неожиданно подошел капитан Плотников. Увидев его, Стас остановился. Несколько секунд мужчины молча смотрели друг другу в глаза.
— Я не собираюсь извиняться, — произнес Корнилов, — я сделал то, что должен был.
— Да я и не ждал извинений, — пожал плечами Плотников, — я бы собственноручно Величко застрелил, если бы раньше узнал, что он…
Капитан не договорил, ему не хватило сил.
— Что он позорно продался бандитам? — Стас не хотел и не собирался смягчать действительность.
В том, что Диана едва не погибла от руки предателя, затесавшегося в ряды местной полиции, он винил и Плотникова, и его руководство, и себя. Себя, наверное, даже ещё больше. Расслабился… Доверился…
И бедная девочка едва не поплатилась за это жизнью. Стас вряд ли смог бы когда-то себя простить, если бы опоздал. Если бы… Корнилов вспомнил того снегиря на подоконнике и его глаза. Это были её глаза, Вероники. Маленькие, птичьи, но её. Такие же синие бездонные, глядящие с неподдельной искренней тревогой. Это она отвлекла Величко и дала шанс на спасение Диане.
— Колонна уже ушла? — кажется, капитану Плотникову хотелось убедиться, что Стас не держит зла ни на него, ни на ведомство местного УГРО, и он старался придать разговору как можно более миролюбивый непринужденный характер.
— Да, — сухо ответил Стас.
Общаться с Плотниковым ему не хотелось, и свое отношение он скрывать не собирался.
— Как Диана?
Почему-то этот совсем невинный, на первый взгляд, вежливый вопрос внезапно вызвал у Корнилова раздражение. Ему захотелось сорваться, выплеснуть наружу накопившийся внутри гнев и высказать Плотникову всё, что он думает по поводу качества работы ведомства Уголовного розыска Владимира. Но он сдержался. Стас в большинстве случаев всегда старался сдерживаться и сейчас также погасил готовую вырваться наружу ярость.
— Нормально, — рыкнул он, не глядя на Плотникова.
Тот, кажется, понял, что Стас не настроен на мирную и дружелюбную беседу.
— Я вообще зашел пожелать вам удачи… — проговорил капитан.
— Спасибо, — холодно ответил Стас, всё также не глядя на Плотникова.
Корнилов опасался, что тот сейчас протянет ему руку для рукопожатия, но капитан, видимо, и сам отлично понимал, что сейчас для этого не лучший момент, мягко говоря. Ничего более не сказав, он развернулся и молча ушёл. Корнилов вздохнул, кипящее внутри недовольство стихло с уходом Плотникова. Теперь Стасу ничего не могло помешать продумывать дальнейшее развитие событий и одновременно мысленно ругать себя за беспечность, которая едва не стала роковой.
Через несколько минут к нему подошел лечащий доктор Дианы и, стараясь скрыть ворчливое недовольство, проговорил:
— Мы проверили девушку, рана заживает хорошо, каких-то патологий после выхода из комы не выявлено, но я по-прежнему заявляю, что ей нужен полный покой.
— Если так, — Стас посмотрел на врача, — то я тем более вынужден её забрать отсюда.
— Господин подполковник…
— Доктор, Злотникову хотят убрать, — перебил Корнилов врача. — И судя по тому, что я видел, личности, которые этого жаждут, ни перед чем не остановятся.
Стас сделал выразительно ударение на слове «ни перед чем». Доктор откашлялся и кивнул.
— Как скажете, — проговорил он.
Через полчаса переодетый в белый халат Стас под видом доктора «уехал» на машине скорой помощи, якобы сопровождая тяжело больного «пациента» в иное медицинское учреждение. Под видом пациента мужского пола была, конечно, Диана. Девчонка оказалась крайне упрямой и позволила только наклеить себе усы и загримировать должным образом, но наотрез отказалась стричь волосы. Она прямо заявила Стасу, что если он сделает это силой, она ни за что и никогда ничего не скажет ему про «поклонника» Людмилы Елизаровой. Скрипя зубами, Корнилов вынужден был согласиться на её условия. Они выехали на автомобиле с включенными сиренами и спешно помчались прочь от больницы. Всю дорогу Стас то и дело поглядывал в окна, но вроде бы никакого «хвоста» не заметил. Корнилов в душе не слишком верил, что псы Гудзевича попадутся на устроенной ФСБ представление, но видимо он переоценил умственные способности бандитов.
Примерно через полчаса езды они остановились на неприметной загородной территории. Это был довольно зловещего вида пустырь, рядом с которым находилось два каких-то полуразрушенных здания. В небе послышался стучащий гулкий звук. Подняв взгляд, Стас увидел приближающийся к ним транспортный вертолёт.
— Надо же, как подсуетились, — проворчал Корнилов, глядя на подлетающий к ним «Ансат».
Из машины скорой помощи Диану столь же осторожно, как и прежде, переместили в кузов вертолёта. Девушка заметно перепугалась, и едва Стас оказался рядом, она схватила его за руку. Стас не удержался от улыбки, глядя на перепуганное лицо девушки и то, с какой надеждой она вцепилась в него.
— Ты никогда раньше не летала на вертолётах? — спросил Стас и только потом понял, что такой опыт вообще отсутствует у подавляющего большинства людей.
Судя по тому, как ретиво закивала Диана, она не то что не летала, девушка даже не представляла, что когда-то может полететь на борту винтокрылой машины.
Они взлетели без происшествий. Кроме Стаса, Дианы и пилота, в вертолёте так же находились и двое бойцов спецназа при полной амуниции.
Стас вздохнул с облегчением, лишь когда они долетели до столицы и приземлились в назначенной точке.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Понедельник, 25 января.
Снег засыпал город с самого утра. Зимней стихии словно было недостаточно, что столица и так уже утопала в сугробах, и потому она решила во чтобы то ни стало превратить её улицы в абсолютное снежное царство. Однако работающие по всему городу снегоуборочные машины сводили все её усилия на нет.
Я, натянув на голову капюшон, понуро плелась к автобусной остановке. Мысли были заняты переживаниями за судьбу Мирона. Я сама от себя этого не ожидала, но я просто сходила с ума от отсутствия возможности банально позвонить Мирону. Я полночи плакала от невыносимого страха за Зубатого. Подумать только! Его, Мирона, в тюрьму! Да ещё с обвинением в попытке убить своего лучшего друга! Капитан Карабанов настоящий моральный садист! От бессильного сострадания к моему Мирону я все выходные то плакала, то впадала в отстраненную прострацию, пытаясь понять, что мне вообще делать. Но, как я ни старалась, ничего дельного в голову не шло. Поэтому сегодня утром, не обращая внимания на угрожающие предупреждения и рьяные отговоры Лерки, я собралась и пошла к месту, где Карабанов назначил мне встречу. Это была обычная автобусная остановка. Когда я подошла сюда, погруженная в тягостные раздумья, здесь стояло всего четыре человека. Все они нетерпеливо поглядывали в сторону, откуда должен появиться их транспорт. Я встала под крышей остановки, перевела взгляд на тлеющий в снегу окурок. Кто-то явно очень спешил, пытаясь попасть в стоящую совсем рядом урну.
Я вздохнула, посмотрела на снег, снегопад неумолимо и неизменно насыпал все новые и новые горки сугробов. Я безучастным взглядом следила за кружащими на ветру белыми мушками. Переживания и страх за Мирона сменились удручающей и опустошительной апатией. И эта ледяная отстраненность напугала меня ещё больше, я быстро замотала головой, возвращая себя в реальность. Я снова в который раз быстро прокрутила в голове возможные варианты решения сложившийся ситуации.
Но их было не так много, собственно, все они сводились к тому, чтобы попросить помощи у генерала Савельева. Но меня все время останавливал тот факт, что Карабанов служит в другом ведомстве, и вряд ли генерал Савельев сумеет решить проблему так, чтобы при этом не пострадал Мирон. Теоретически, конечно, у него получится заставить руководство Следственного комитета приструнить и наказать своего офицера, но стопроцентной гарантии, что при этом не пострадает Мирон, нет.
Другое дело, что я не знаю, что сделает капитан Карабанов, когда я помогу ему выйти на след Людмилы Елизаровой. Я отлично понимала, что такой жестокий и беспринципный человек, если пожелает, с легкостью убьёт меня, тихо и без свидетелей, чтобы я никому ничего не рассказала. А затем и с Мироном случится какой-нибудь «несчастный случай». Опасений добавлял ещё тот факт, что Карабанов поставил условие: я должна быть одна, никому не говорить, куда и с кем я отправилась (что я уже нарушила, сказав правду Лерке), оставить мобильный телефон дома, и «не дай бог», если он обнаружит на мне какую-то прослушку или следящее устройство.
Пока я раздумывала, передо мной вдруг остановился неприметного серого цвета УАЗ «Патриот». Стекло дверцы, вместе с моим отражением, съехало вниз, и я увидела сидящего за рулем Карабанова.
— Прыгай, — едко усмехнувшись, произнес он. — Чем быстрее начнем, тем быстрее увидишь своего парнишку.
Я сглотнула комок в горле и подошла к автомобилю.
***
Мы ехали в молчании. Тишину нарушал лишь размеренный и монотонный гул мотора. За окнами УАЗа в обратную сторону «текли» заснеженные улицы.
Я подчёркнуто смотрела только вперёд и старательно пыталась унять овладевающую мною дрожь. Мне было страшно! Я совершенно не представляла, что меня ждёт после того, как я помогу этому подонку в его гребаном расследовании. И чего он так вцепился в это дело? Неужели у него какие-то личные мотивы в расследовании об исчезновении Елизаровой? И если да, то какие? А может, он просто хочет получить повышение за раскрытие этого дела? Может, всё дело в фанатичной жажде карьерного роста? Чёрт его знает…
Я вспомнила, как видела Людмилу или кого-то очень на неё похожего в городе, когда я сбежала с баскетбольного матча. И до сих пор я ни слова не сказала об этом Карабанову. Я не могла объяснить, нокакое-то внутреннее чувство предостерегало меня от этого. И это же необъяснимое чувство говорило, что Карабанов не должен раскрыть это дело. Но если он его не раскроет с моей помощью, расплачиваться за это будет Мирон. А потом и я. Или наоборот. Я не знаю, что делать…
Я увидела, что Карабанов вдруг сбавил скорость и свернул с главной дороги. Я оторопела и затаила дыхание, когда увидела, что мы не спеша, плавно заезжаем на заставленную гаражами территорию. Здесь вовсю властвовало холодное, снежное безмолвие. Засыпанные снегом гаражи, казалось, таяли в туманно-белой пелене снегопада. И вокруг — ни души, ни одного прохожего, даже бездомной кошки и собаки, никого. Словно мы вдруг оказались в каком-то жутком параллельном мире, где нет ничего живого, нет звуков, и даже отсутствует время. Мир, которому чуждо всё живое, мир в котором давно умерли все чувства и эмоции.
Я обеспокоенно, со страхом, окинула взглядом дорогу вдоль гаражей. Я надеялась увидеть хоть кого-то, но мы были здесь одни. Я была одна наедине с опасным и непредсказуемым человеком.
Карабанов остановил машину и заглушил двигатель. Я увидела, что он смотрит на меня, и боязливо взглянула на него в ответ. И без того частые удары моего сердца превратились в беспорядочные бешеные фанфары.
— Вылезай, — велел Карабанов.
Я замешкалась, и он нетерпеливо рявкнул:
— Живо!
Я вздрогнула, сердце подскочило и едва не застряло в горле, пронизывающая вены и артерии дрожь прокатилась по телу. Двумя руками с дрожащими пальцами я открыла дверцу и выбралась наружу. Повеяло холодом, ветер швырнул в меня горсть снега.
— За мной, — велел Карабанов, оглядев округу. — Быстро!
Я не посмела спорить с ним, хотя была уверена, что мне нужно бежать. Я с трудом удерживалась, чтобы не рвануть от него со всех ног. Но, во-первых, он меня, скорее всего, догонит, а во-вторых, даже если мне удастся убежать, страшно и подумать, что ждёт Мирона.
Он открыл один из гаражей, заставил меня зайти внутрь и сам зашёл следом. Я оглядела помещение. Ящики, коробки, инструменты на стенах и всякое прочее барахло.
Карабанов закрыл за собой двери и повернулся ко мне. Пару секунд он странным изучающим взглядом осматривал меня, а затем шагнул, заставив меня в страхе попятиться, и процедил:
— Раздевайся. Быстро!
Меня сковал и парализовал ужас! Кровь интенсивно застучала в висках, я всхлипнула, испуганно глядя на приближающегося Карабанова.
Так он привёз меня сюда, чтобы… Я не могла в это поверить. Я не хотела верить, что всё может вот так произойти. Что я по глупости попалась в лапы этому ублюдку! От невыносимого ужаса неминуемой участи я расплакалась.
— Чего ты ревешь?! — прорычал подступающий ко мне Карабанов. — Давай уже раздевайся. Быстрее начнём, быстрее закончим. Не тяни время, дура!
— П-пожалуйста… — пролепетала я в ужасе со слезами на щеках. — Вы… вы н-не говорили, что… что вы…
Я не находила слов, от страха у меня всё затуманилось в голове, я ничего не соображала. У меня исчезли все мысли, и осталось только одно заветное желание — оказаться как можно дальше от Карабанова.
— П-пожалуйста… — отчаянно молящим голосом пропищала я в панике. — Не… не надо… вы…
Тут он потерял терпение, рванулся ко мне и замахнулся кулаком. Я вскрикнула, вжалась в стену и отчаянно, беспомощно инстинктивно закрылась руками. Он взял меня за волосы, с ожесточением быстро намотал их на кулак, я закричала от боли.
— А ну-ка, — прорычал он мне в ухо, — живо скидывай одёжки, пока я сам с тебя их не сорвал! Считаю до трёх…
С этими словами он достал пистолет.
Я во все глаза в ужасе глядела на него и на оружие в его правой руке. Я поняла, что если не подчинюсь, он и правда может пристрелить
меня. А так… так, возможно, он оставит меня в живых. По крайней мере, мне очень хочется в это верить. Дрожащими руками, стараясь не думать о том, что произойдёт дальше, я расстегнула куртку.
Я давилась тихими рыданиями, от слёз всё расплывалось в глазах, руки не слушались, всё тело стало, словно деревянным и неуклюжим.
Не может быть… Не может быть, что со мной это произойдёт. Вот так… по-идиотски… по моей же собственной глупости… Могла ли я хоть на минуту предположить, что Карабанов захочет меня изнасиловать? Я была уверена, что его ничего кроме дела Елизаровой не интересует, что я ему нужна только для этого!.. А оказалось, что он ещё хуже, чем я предполагала…
— Давай быстрее, девочка, — поторопил меня Карабанов.
Бросив на него боязливый слёзный взгляд, я обреченно стянула с себя джинсы.
Не думать… Не думать о том, что будет дальше. Главное — просто выжить… Хотя бы выжить… пережить это… Господи… Я… я не могу, я не смогу! Не смогу!!!
Я сняла свитер и осталась в одном нижнем белье.
— Симпатичные трусики, — оценил Карабанов. — А чё ты трясёшься то? Ты что, решила, что я тебя сюда ***хать привёз?
Он пренебрежительно фыркнул.
— Расслабься, идиотка. Меня не тянет к малолеткам, да ещё к таким худющим плоскодонкам, как ты.
Его слова звучали ядовито, оскорбительно и были пропитаны уничижительным пренебрежением, но главное, что я смогла выделить, это то, что он не собирается насиловать меня. От этого стало немного легче.
— Давай всё остальное тоже на пол, — скомандовал Карабанов, сложив руки на груди. — Мне нужно быть уверенным, что на тебе точно нет ни жучков, ни каких-то прослушек. И давай без ложной скромности, девочка. Уверяю, у тебя под трусиками или под лифчиком нет ничего такого, чего бы я раньше не видел.
Это было слишком. Я не могла на такое решиться, но представив, как этот урод сам будет срывать с меня нижнее бельё, я содрогнулась не только от страха, но и от омерзения. Я сделала это. Пересилив себя, я сделала, как он сказал. Я полностью разделась и аккуратно сложила своё бельё на стопку своей верхней одежды.
Чувствуя, как холод скользит по коже, и стараясь не обращать внимания на похабную ухмылку Карабанова, я отвела взгляд в сторону.
— Руки опусти, — рыкнул он.
Ёжась от холода, я убрала руки от груди, опустив их вдоль тела.
— Отлично… повернись-ка, — сказал Карабанов, подойдя поближе.
Сгорая от стыда и жгучего чувства унижения, я, тихо глотая слёзы, послушно обернулась. Мне нужно пережить это. Просто пережить. Пережить и… забыть.
Я почти физически ощущала, как сальный и наглый взгляд Карабанова касается моего обнаженного тела. Мне казалось, он буквально гладил меня своим взглядом и беззастенчиво «лапал» везде, где ему хотелось. Я не сомневалась, что Карабанов получает удовольствие от моего унижения. И хотя я многое готова простить любому человеку и забыть его проступки, собственное столь грязное и извращенное унижение я не смогу простить никому! И если мне удастся выжить, я всё сделаю, чтобы этого козла, как минимум, уволили из Комитета. Хотя я ещё и не представляю, как это сделать, и даже не знаю, позволит ли он мне выжить.
Евсей тем временем бестактно, с дотошностью осматривал мою одежду. Наконец он, убедившись, что на мне нет никаких подслушивающих устройств, небрежно бросил мне мою куртку и всё остальное.
— Всё, хватит тут вертеть своей задницей, — бросил он холодно, — одевайся уже.
Я немедленно бросилась к своей одежде на полу. Ощущая, как у меня пылают щеки, я стремилась, как можно быстрее скрыть своё обнаженное тело от насмешливого взгляда капитана Карабанова. Я дрожала от холода и пережитого кошмарного втаптывания в грязь собственного достоинства! Мне хотелось в душ, в горячий тёплый душ, чтобы смыть с себя следы от «прикосновений» липкого взгляда Карабанова.
Когда мы выехали из гаража, снегопад заметно усилился. Движение на дорогах усложнилось, многие включили фары. Я ожидала (и надеялась), что Карабанов передумает в такую непогоду переться, чёрт знает куда, но взгляд офицера Комитета оставался упрямым и тяжёлым.
Через некоторое время мы выехали из города, и за окном вырос зимний лес. А ещё примерно через час с лишним Карабанов заехал вглубь заснеженной чащи леса и заглушил двигатель. Несколько минут мы просто молча сидели в машине с работающими дворниками.
Карабанов тяжело вздохнул, чуть наклонился вперёд, судорожно стискивая руль. Я увидела, как он зажмурился и поморщился, едва ли не касаясь лбом руля. Я не понимала, что происходит. Казалось, у Карабанова внезапно наступил какой-топриступ боли или (вдруг!) резкие муки совести.
— Выходи, — не открывая глаз бросил он мне.
Опасаясь его разозлить, я поспешила выполнить его приказ и выбралась из УАЗа. Над нами возвышались темные ели со снежными шапками на лохматых ветках. Между еловыми ветками гневно завывал январский ветер, а над бугрящимися сугробами парили вихри метели.
Карабанов гулко хлопнул дверцей автомобиля, но звук металлического хлопка поглотил зимний ветер и утащил куда-то вглубь леса.
— Ну, чего встала? — спросил Евсей. — Давай…
Я непонимающе оглянулась на него.
— Что… О чем ты?
— Я не знаю, чёрт возьми! — он раздраженно развёл руками. — Давай делай, что нужно… Что ты обычно делаешь?! Как ты помогаешь Корнилову?!
Он не знал, что именно я умею, и заметно злился. Последнее может плохо кончится как для меня, так и для Мирона.
Я оглядела запорошенную снежными сугробами небольшую опушку леса и спросила:
— Что это за место? Куда ты меня привёз?
Судя по выражению лица, Карабанова мой вопрос разочаровал.
— Ты прикидываешься?
— Нет, — я растерянно пожала плечами, — если ты хочешь, чтобы я тебе помогла, то объясни…
— Это место, где он убил её! — прорычал Карабанов. — Или, если я прав, попытался убить!
В глазах капитана Следственного комитета появился лихорадочный блеск.
Я отчаянно старалась держать себя в руках, но он невероятно пугал меня! И кругом только холодный и безлюдный зимний лес! Только снег, деревья и лёд! До ближайшего населенного пункта километров шесть-семь, никак не меньше! То есть, даже, если я рискну попытаться убежать от Карабанова… далеко, тем более по таким сугробам, я точно не убегу.
Словно прочитав мои, Евсей достал свой пистолет и показательно передёрнул затвор. Говорить он ничего не стал, всё было во взгляде его глаз.
Я нервно сглотнула и отвела взор от его глаз. Не зная, что предпринять, я прошла вперёд. Промёрзлый снег хрустел и поскрипывал под ногами. Ледяные касания ветра неприятно гладили лицо, и мне пришлось накинуть капюшон своей парки.
Я слышала, как Карабанов, выждав, неспешно двинулся следом за мной. Его шаги звучали с мрачной вкрадчивостью, они были словно напоминание о том, что я не должна совершать никаких «глупостей».
Я и не собиралась сейчас бежать, я почти тактильно чувствовала целящийся мне между лопаток пистолет в руках Евсея. Всё, что я хотела, это пережить сегодняшний день и снова увидеть Мирона. Я настороженно ступала по заледенелому снегу и уже начинала ощущать, как насыщенный январским холодом воздух заснеженного леса изменяется. Это трудно объяснить, но воздух как будто становится плотнее, как будто наполняется какой-то тяжестью и делается словно более упругим, вязким и тягучим. Таким его делают витающие здесь воспоминания. Воспоминания обитают повсюду, я не всегда их вижу, но почти всегда чувствую и отчасти даже могу осязать.
И это место, эта покрытая холмистыми сугробами опушка была переполнена пережитыми эмоциями и мыслями. И чем дальше я шла, тем более явно чувствовала их.
Сквозь завывания ветра я услышала нарастающий шум автомобильного двигателя. Я замерла на мгновение, глубоко и судорожно вздохнула, а затем обернулась. В глаза мне ударил яркий свет подъезжающей машины. Нервно, часто и сбивчиво дыша, я увидела, как из остановившегося передо мной элитарного внедорожника выходят мужчина и женщина.
Я видела, как из бронзового Рендж Ровера вышел мужчина и достал из багажника автомобиля лопату. Он отошёл на несколько метров от внедорожника и начала быстро копать яму. Затем из автомобиля вышла женщина, точнее девушка, в которой я несмотря на слепящий свет фар машины мгновенно узнала Людмилу Елизарову.
Девушка держала на руках объемистый сверток из зеленого одеяла. Она подошла к яме, которую выкопал Сильвестр Гольшанский. Я услышала его жесткий и холодный голос:
— Сама, или я?
— Я сама, — всхлипнув, со слезами в голосе ответила Людмила.
Елизарова осторожно спустилась вниз в выкопанную яму и бережно опустила на её дно свёрток из одеяла.
Несмотря на завывание ветра я отчетливо расслышала её тихий, преисполненный слёзной печали голос:
— Я всегда буду любить тебя, Мартин. Надеюсь, моя любовь будет греть тебя в твоем собачьем рае.
Затем Сильвестр помог Людмиле выбраться наверх и начал закапывать могилу Мартина, который, по-видимому, был домашним питомцем Елизаровой. Я увидела, как через несколько минут Сильвестр передал Людмиле свой телефон.
Внутри меня стремительно собирался и затвердевал ком пугающего осознания грядущего кошмара. Я знала, что будет дальше! Я уже это видела! Я видела эту ночь, когда Сильвестр попытался убить Людмилу! Я видела это глазами той волчицы…
Воспоминание перед моими глазами резко изменилось, рассыпалось и вновь соткалось в уже другое видение. Я увидела её… Пошатываясь, то и дело опираясь руками на деревья, Людмила через силу шла вперёд. Она с трудом переступала ногами в глубоких сугробах. Каждый шаг давался ей с тяжким болезненным трудом, и с каждым шагом жизненные силы покидали её. Медленно багровыми каплями её жизнь сочилась через глубокую рану, оставленную ножом Сильвестра. Темно-карминовыми, влажно блестящими «цветками» кровь Людмилы орошала снег и застывала на обледенелой хрусткой поверхности.
— Людмила!!! — вой зимнего ветра разорвал гремящий яростный голос Гольшанского. — Ты подохнешь здесь! В этом лесу! Тебя даже не найдут, грязная шл**а! Дрянная ты подстилка!
Девушка вздрогнула, когда сотрясающий воздух ночного леса яростный крик Сильвестра настиг её. Я видела, как Людмила тяжело опёрлась о дерево и затем услышала, как она слёзно всхлипнула. Меня переполняло сострадание к Елизаровой, к этой раненной и запуганной Гольшанским беззащитной рыжеволосой девушке, которой сейчас было невероятно страшно.
Именно страх, как никогда близкой смерти заставлял её сейчас тихо плакать в пустынном ночном лесу. Именно боязнь погибнуть и страх перед Гольшанским, а не ужасающая рана гнали её вперёд, точно затравленного зверя.
Страх — это хищник, который никогда не устаёт от преследования и вечно голоден. От него нельзя убежать, его можно лишь преодолеть. Но Людмилу оставляли силы. С каждой каплей крови девушка слабела на глазах.
Я видела, как вокруг неё, словно торжествуя, вилась метель. Призрачно-белыми росчерками завывающая пурга кружила вокруг истекающей кровью и запуганной девушки. Зимняя вьюга словно радовалась и предвкушала, как ослабевшая Людмила, потеряв остатки сил, рухнет в сугроб, чтобы уже никогда не подняться. И тогда она станет добычей леса, холода и ночи.
Но Елизарова не упала. На дрожащих ногах, всё так же качаясь и пошатываясь, тщетно зажимая рану рукой, девушка упрямо шла вперёд.
Я ступала за ней. Чем дальше мы с ней шли, тем быстрее и сильнее билось мое сердце. Ещё немного, и мне откроется тайна Елизаровой. Ещё совсем чуть-чуть, и я узнаю, что случилось в ту ночь, и куда пропала Людмила Елизарова. Ещё чуть-чуть…
Она шла долго, упорно противясь своей, казалось, предрешенной участи.
Беспомощно сочувствуя и сопереживая Людмиле, я осторожно двигалась следом.
Она всё-таки упала. Её колени просто подогнулись, и девушка рухнула в сугроб, завалившись на бок. Я видела, как она, кривясь и морщась от боли, поджала колени. Она крепко зажмурилась, свернулась калачиком, удерживая ладони на месте раны. Я прижала руки лицу, видя, как отчаянно и тщетно Елизарова пытается унять боль и остановить кровь. Но ничего не получалось. Кровь и жизнь покидали её тело, разливаясь рядом на снегу, багровой темной лужей. Рана, нанесенная Гольшанским, была смертельной. Собственно, Людмила уже давно должна была умереть.
Но тут я увидела, как ночь впереди лопнула яркой точкой света. Точка быстро выросла до ярко-белого пятна, которое, в свою очередь, разделилось на два размытых круга. А затем сквозь шум ветра донёсся и гул двигателей. Я чуть нахмурилась, напряженно рассматривая приближающуюся машину.
Огромный внедорожник, врезаясь в сугробы и разбрызгивая снег во все стороны, устремился к Людмиле. Елизарова сделала попытку подняться, но тут же рухнула обратно и охнула от боли. Темного цвета автомобиль в лучах ослепительно-белого света остановился в двух-трёх метрах от девушки. Хлопнули дверцы, и к Людмиле устремились двое.
Я с замиранием сердца ждала — ещё немного, и я увижу их лица, лица людей, которые точно знают, что случилось с Людмилой в ту ночь. Но меня ждало разочарование — лица людей оказались скрыты под капюшонами, к тому же в глаза мне бил яркий свет фар, и разглядеть их было невероятно сложно.
— Мила! — позвал женский голос.
Женщина в тёмной парке с глубоким капюшоном подбежала к Елизаровой и помогла ей подняться.
— Емельян, помоги мне! — приказным тоном воскликнула женщина.
Мужчина в тёмно-бордовой куртке встал с другой стороны от Елизаровой. Люди из внедорожника, вдвоём осторожно подвели стонущую от боли девушку к машине.
— Ей срочно нужно в больницу! — воскликнул мужчина.
— Да ты что! — выразительно и раздраженно воскликнула женщина, помогающая Людмиле забраться в машину. — Садись за руль!
Мужчина без разговоров сел за руль. Женщина, лица которой я так не смогла рассмотреть, села вместе с Людмилой. Внедорожник рыкнул мотором и сдал назад. Автомобиль круто развернулся и ринулся прочь перемалывая мощными колёсами высокие снежные сугробы.
Я застыла, глядя вслед удаляющимся кроваво-красным огням задних фар автомобиля. Несколько мгновений, и они утонули в зимней ночи. В эту же секунду что-то схватило меня за плечо, заставив огласить ночной лес истошным криком ужаса.
Видение исчезло, его обрывки унёс январский ветер, и передо мной возникло лицо Карабанова.
— Хватит орать! — прорычал он, притянув меня к себе за ворот куртки. — Что ты нашла?! Что с тобой, мать твою, только что происходило?!
Он так орал, что брызги его слюны попали мне на щеки. Я брезгливо скривилась и отвернулась.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — Карабанов пальцами свободной руки сжал мою челюсть и повернул моё лицо к себе. — Что ты узнала?!
С каждым словом его пальцы болезненно сжимались на моих щеках. Я нервно сглотнула, глядя в его глаза.
— Людмилу забрали на машине… — проговорила я дрожащим голосом.
— Что?! — громыхнул басом Карабанов, и глаза его округлились, отчего он стал выглядеть ещё свирепее. — КАКАЯ МАШИНА?!!
Я скривилась от звука его мощного орущего голоса.
— Б-большая… — прохныкала я, испуганно зажмурив глаза, — внедорожник… я не видела номера и марку…
— Кто в нём был?! — прорычал Карабанов.
Он подтянул меня к себе ещё, чуть ли не поднимая над землёй. Я стояла на цыпочках, едва касаясь земли. Мне казалось, ещё немного, и он просто оторвёт мне голову!
— КТО БЫЛ В ТОЙ ТАЧКЕ?! — проорал Евсей, перекрикивая завывающий зимний ветер. — Отвечай!!! Его голос хрипел и срывался, Карабанов был в шаге от истерики. А я была с ним наедине посреди безлюдного зимнего леса, над которым в небе уже собирались сумерки.
— Я не знаю!.. — проговорила я, чувствуя, как меня подчиняет паника.
Карабанов терял контроль над собой, и я ни на секунду не сомневалась, что ему ничего не стоит прикончить меня здесь по-тихому.
В голове промелькнула мысль, что всё-таки стоило предупредить хоть кого-то о том, куда и с кем я еду. Но ей возразила другая мысль: «неизвестно, что сделал бы Карабанов с Мироном, узнай он, что я обратилась за помощью к генералу Савельеву, например!».
Евсей грязно выругался мне в лицо и отшвырнул меня от себя. Я, сдавленно вскрикнув, рухнула в сугроб. Пока я барахталась и пыталась выбраться из снега, он тут же грубо поднял меня и велел:
— Давай, ищи дальше!
С этими словами он ткнул меня в спину. Стараясь не злить его, я закивала и пообещала:
— Хорошо… подождите, пожалуйста.
— Мне некогда ждать! — угрожающе и холодно проговорил Евсей.
Я ничего не ответила ему и ринулась дальше.
Зимнее небо стремительно темнело, а застывший на ветках деревьев и в горках сугробов снег на глазах серел и словно меркнул. Наступала темнота. Причем, время то ещё было немногим позже обеда, но сейчас, фактически, середина зимы и темнеет нереально быстро!
Я шла вперёд почти по следам Елизаровой. Ноги вязли в сугробах, а холодный ветер с мелкими снежинками то и дело норовил отбросить капюшон и забраться мне за шиворот. Хоть я и люблю зиму и даже мороз, отчасти, сейчас касания ледяного январского ветра вызывали дрожь и озноб. А позади меня, вдобавок ко всему, разъяренно пыхтя, шёл Карабанов.
Я опустила взгляд на снег под ногами, мелькнула пугающая мысль, что под слоями снега где-то здесь могли сохраниться замерзшие следы крови Елизаровой.
Мы прошагали, наверное, с сотню метров, прежде чем меня поглотило новое воспоминание Людмилы. Оно было похоже на внезапный и стремительный вихрь, состоящий из страха, боли и обрывочных воспоминаний. Я не сразу поняла, что именно я вижу. Перед глазами мелькал светлый прямоугольник лобового стекла автомобиля. Внедорожник трясло и качало во все стороны, впереди в лучах света фар мелькали фрагменты осыпанных снегом черных древесных стволов. По окнам автомобиля скользили кривые и зловещие тени ветвей деревьев.
— Всё будет хорошо! — проговорил голос рядом со мной.
Я смотрю на неё глазами Людмилы, но перед глазами всё туманится, меня как будто клонит в сон. Сидящая рядом женщина немедленно встряхнула меня.
— Эй, эй! Золотце, не спать! Тебе нельзя вырубаться!.. Давай, милая, потерпи… А этого урода мы закопаем, обещаю тебе!
Её голос знаком Людмиле, я чувствую это. Я знаю и понимаю, что Елизарова знает эту женщину.
— К-как вы… нашли меня? — проговорила Людмила моими и своими устами одновременно.
— Не тебя, а Сильвестра, — поправила обнимающая Людмилу женщина, и прикрикнула на водителя, — Емельян, ты можешь ехать быстрее, чёрт возьми?!
Водитель промямлил что-то в ответ и надавил на газ. Внедорожник помчался быстрее. Мой правый бок охватила резкая пронзающая боль. Я глухо простонала, у меня на глазах выступили горячие слёзы. Боль была безжалостной, она с ожесточением вгрызалась в моё тело, разрывала и мяла мою плоть. Это было невыносимо! Невозможно! Я больше не могла её терпеть! Я многое, быть может, даже всё отдала бы, лишь бы только она прекратилась! Лишь бы только боль утихла… ушла… уснула…
Воспоминание на миг оборвалось, я подумала, что меня вновь «выбросило» в настоящее, но кажется Людмила всё-таки, на время, потеряла сознание.
Потому что не прошло и нескольких мгновений, как я увидела, что сцена радикально поменялась.
Теперь, правда, я не видела всё от лица Людмила, я вновь была призраком, наблюдающим со стороны.
Внедорожник остановился у берега заледенелого озера. С оглушительным гулом, вздымая бурные вихри снега, плавно садился вертолёт.
Я увидела, как двое мужчин на носилках переносят Людмилу в вертолёт, а женщина, которая ехала с Елизаровой, возвращается к внедорожнику.
Я увидела, как она что-то говорит своему Емельяну, а потом на моих глазах достаёт пистолет.
Шум вертолётного двигателя заглушает выстрел, но я вижу коротко сверкнувшую в ночи вспышку и дернувшуюся вбок голову водителя.
Затем женщина проделала какие-то манипуляции внутри внедорожника и поспешно отошла от машины. Автомобиль медленно катился к озеру. Женщина, оглядываясь по сторонам, подождала пока машина вместе с мёртвым водителем доедет до края снежного берега и рухнет вниз. Я прижала руки к лицу, застыв на месте от увиденного.
Внедорожник с металлическим грохочущим лязгом и гулким треском пробил лёд озера. Машина стремительно погрузилась под воду. Я снова смотрела вслед тающим в темноте красным огням задних фар. Через несколько мгновений они потухли и, скорее всего, уже навсегда.
А неизвестная мне женщина, у которой я с трудом могла разглядеть лишь нижнюю половину лица, скорой походкой направилась к вертолёту. Как только она забралась внутрь винтокрылой машины, та плавно приподнялась, а затем стремительно взмыла вверх, расшвыривая снег по сторонам.
Вертолёт лениво развернулся на месте, мигая красным и зеленым огоньками, и устремился прочь, одновременно набирая высоту. Через несколько мгновений его мигающие красно-зеленые огни исчезли на горизонте за верхушками почерневших в ночи деревьев. Звук вертолетного мотора ослабел и исчез вместе с мигающими точками габаритных огней.
С моих уст сорвалось короткое дыхание, и вместе с ним видение испарилось.
Я вновь стояла в настоящем времени посреди леса под вечерним небом. Я стояла и смотрела вдаль, сквозь плотные ряды деревьев, словно вертолёт, на котором увезли Людмилу Елизарову улетел вдаль всего несколько мгновений назад.
— Ну и? — раздраженно и нетерпеливо спросил вставший рядом со мной Карабанов.
Я опустила взгляд, посмотрела на тускнеющий снег в сугробах и подняла взгляд на Евсея.
— Идём, — тихо и грустно ответила я, поворачивая назад. — Нужно проехаться.
Я безошибочно указывала дорогу Карабанову. Тот молчал, в немом отрешении глядя на заснеженное бездорожье. Мне казалось, что он погружен в какие-то свои, личные раздумья. Что-то угнетало и пугало его, я успела понять это из тех хаотичных обрывков его воспоминаний, которые смогла увидеть.
Не знаю, что за человек Карабанов, но его жизнь всегда была наполнена какой-то лихорадочной и, на первый взгляд, беспорядочной спешкой. Он куда-то мчался, словно убегал от кого-то или от чего-то. А это нечто раз за разом, несмотря на его усилия, оказывалось на пороге его дома. Куда он спешил? От чего пытается спастись? И на кого он так зол?
Я не знала ответы на эти вопросы, но почему-то понимала, что скоро узнаю.
Мы приехали на то самое место, где неизвестная женщина, которая спасла Людмилу, хладнокровно застрелила своего водителя и утопила собственный внедорожник.
Когда Карабанов остановил машину, мы оба одновременно вышли и подошли к берегу озера. Я со смесью странных чувств глядела на обширный водоём. Озеро было большое, я бы, наверное, даже сказала, что огромное. Но меня поражало не это, гораздо больше я была ошеломлена тем обманчивым и застывшим умиротворением, которое оно внушало. Тихое, покрытое толстым панцирем льда и щедро засыпанное снегом, оно в нерушимом безмолвии хранило свою страшную тайну, не так давно погребенную в тёмных водах.
— Ну? — спросил Евсей, оглядев почти идеальную снежную равнину на заледенелом озере. — И что здесь?
— Люди, которые увезли Людмилу… Женщина, которая ими командовала застрелила своего водителя и направила автомобиль вместе с телом в озеро.
— А Людмила? — в голосе Карабанова послышалась странная жадность и страсть. — Что с ней? Она жива?
— Когда её несли в вертолёт, она была жива, — ответила я, глядя на озеро.
— В вертолёт? — переспросил Евсей и посмотрел на меня. — Какой вертолёт? Ты запомнила бортовой номер?
Я покачала головой.
— Там было темно и снег…
— Слушай, девочка, — Карабанов приблизился ко мне, и я в страхе попятилась, — я ведь обязательно узнаю, если ты мне врёшь!
— Я не вру… — чуть заикающимся голосом ответила я. — Я сказала про то, что увидела…
— Увидела?! — переспросил Карабанов — Так ты это всё прямо-таки… видишь?
Я отвела взор и кивнула.
— Да…
— Значит из этих… как их… типа экстрасенс? — в голосе Карабанова послышалась пренебрежительная насмешка. — А я раньше думал, что все эти шоу про знахарей и ясновидящих — представление для легкомысленных идиотов.
— Ты недалёк от истины, — я покачала головой.
— Так и знал… А почему ты не ходила ни на какие шоу? — спросил Карабанов чуть пройдясь возле берега озера. — Могла бы столько денег заработать…
От его слов меня буквально накрыл ужас, и пронзила дрожь. Я на мгновение представила себе, как все узнают о моих умениях и жаждут, чтобы я рассказала им что-нибудь «этакое» про какого-нибудь человека. Чтобы открыла его тайны и показала их всем желающим, чтобы я вскрывала самые зловещие и сокровенные секреты людей, вламываясь в их прошлое и безвозвратно калеча их настоящее! Чтобы я опустилась до прилюдного перебирания чужих страданий, страхов и боли. Чтобы согласилась устраивать аморальные и издевательские представления, выставляя на всеобщее обозрение нелицеприятные, постыдные, позорные или болезненные фрагменты из прошлого разных людей! Меня передёрнуло от отвращения, при мысли о таком! И тут же кошмаром навалилось осознание того, сколько чужих воспоминаний одолевали бы меня днём и ночью! Каждую секунду и долю мгновений!..
— Если бы я могла… — проговорила я едва слышно, — я бы всё сделала, чтобы избавиться от этого…
Карабанов услышал и изумленно обернулся.
— Тебе в руки дана удивительная и уникальная возможность, а ты говоришь, что хочешь от неё избавиться?!
— Возможность?! — горько усмехнулась я и подняла на него увлажнившиеся от сожаления к своей жизни глаза. — Да что ты! Серьёзно?! Возможность?! Это… это… это проклятие! Это болезнь! Это мой рок и бремя, но уж никак не «возможность», в том смысле, в котором ты имел ввиду!..
Евсей, кажется, был удивлен моим неожиданным срывом и криками. Я отвернулась, чувствуя стекающие по щекам слёзы.
— Водитель, которого застрелила та женщина, в машине, а машина в озере! Достанешь её оттуда… и получишь следы, которые приведут тебя к твоей Елизаровой!
— Это мы ещё посмотрим, — кивнул Карабанов. — И ты будешь мне помогать, пока я не найду Людмилу Елизарову или того, кто её похитил.
— Её не похищали, — спешно вытирая слёзы, ответила я, — Людмила знает эту женщину, и она поехала с ней добровольно…
— Вот как? — переспросил капитан Карабанов. — Ла-адно…
В следующий миг он вдруг метнулся ко мне, схватил за шиворот и бросил в снег. Я закричала, Карабанов упал рядом. И в этот миг над головой в сумерках прогремели выстрелы.
— Девочка, слева от тебя толстый пень и камни! — тихо и быстро проговорил Карабанов. — Ползи туда и не вздумай подниматься!
Я посмотрела на него, Евсей держал в руках пистолет и внимательно всматривался в черноту потемневшего леса. В сгустившийся темноте мелькнуло несколько ярких вспышек, сумрачную тишь разорвала длинная автоматная очередь. Я закрыла голову руками и зажмурила глаза. Я почувствовала, как взметнувшийся от пуль снег посыпался на мою куртку.
— Ползи в укрытие, чёрт бы тебя побрал! — прорычал Карабанов. — Пристрелят же!
Мне стоило очень серьёзных усилий заставить себя сдвинутся с места. Тело не хотело двигаться, все инстинкты кричали о том, что мне нужно оставаться на месте, но я знала, что это опасный самообман моего организма. Нужно укрыться, иначе меня пристрелят! Пересилив себя, я развернулась и, стараясь как можно плотнее прижиматься к снегу, поползла к указанному Карабановым укрытию.
Выстрелы повторились, я услышала, как пули застучали по автомобилю, и как разбились окна машины.
— Пи****сы! — прошипел за моей спиной разъярённый Карабанов.
Я добралась до пня и прижалась там к снегу, наблюдая за происходящим. Я опасливо вглядывалась в тёмную стену леса. Несколько раз мне показалось, что я увидела движущиеся человеческие силуэты, но всё, что я могла делать, это наблюдать за ними.
Карабанов не отстреливался, только пытливо всматривался с лесную темень. Затем я увидела, как он достаёт рацию и пытается с кем-то связаться.
Я вздохнула, захлестнувшее меня адреналиновое чувство чуть ослабло. Если Карабанов сумеет сообщить о происходящем своим в СКР, у нас будет шанс пережить эту ночь. Я знала, что Следственный комитет «порвёт» за своих, и не только в фигуральном смысле.
Однако, судя по поведению Евсея, с его рацией было что-то не то. Я увидела, как он выразительно проговорил ругательство, а потом поднял пистолет, прицелился и выстрелил два раза. Я немедленно услышала чей-то сдавленный короткий крик, и в тот же миг зазвучала ответная стрельба.
Я отползла чуть вниз и огляделась. За спиной у меня развернулось просторным «полем» покрытое снегом озеро. Я подумала о том, что пока Карабанов отстреливается от неизвестных личностей, я могла бы потихоньку свалить, но… Но, во-первых, не факт, что я успею и смогу убежать, и меня не пристрелят, а во-вторых, такое поведение показалось мне подлым и отвратительным. Да, Карабанов — козёл и сволочь, но всё же он не заслуживает, чтобы его бросили здесь одного. С другой стороны, чем я могу вэтой ситуации помочь? Если я всё-таки остаюсь, я должна попытаться быть полезной ну хоть чем-то. А пока что я могла лишь в страхе лежать за пнём и смотреть, как Карабанов тратит патроны в одиночных выстрелах.
Я посчитала вспышки выстрелов, сверкающие из лесу, и сделала вывод, что нападавших не меньше десятка.
Паника, которую я старалась держать под контролем, взвилась, вырвалась, точно дикая лошадь и понеслась вперёд галопом, разрастаясь во мне с невероятной скоростью. Паника похожая на взбесившееся дикое животное металась и билась внутри меня. Страх туманил и затмевал разум.
Несколько раз я едва не сорвалась бежать, куда глаза глядят. Мне было всё равно, мне хотелось оказаться как можно дальше отсюда, чтобы не слышать выстрелов, чтобы пули не разбрасывали снег рядом со мной и не стучали по пню, за которым я пряталась!
Я увидела, как Карабанов перезаряжает пистолет и снова стреляет. Но желто-рыжих вспышек в лесу, кажется, только прибавилось. Осторожно выглянув из-за пня, я увидела, что в нашу сторону быстро приближаются несколько блеклых силуэтов, едва различимых в тёмных сумерках. Я бы их, наверное, и не заметила если бы они не выделялись на фоне снега.
Я обернулась к Карабанову и крикнула:
— Они слева!
Тут же по камням и пню, за которыми я пряталась, ударили несколько пуль, выбив яркие искры из камней и щепки из пня.
Я испуганно пискнула, отползла назад. Евсей тем временем ловко и быстро прополз по снегу к машине и забрался внутрь. Не зажигая фар, он завёл автомобиль. Внедорожник круто развернулся, взметнув вверх завесу снежных брызг и ринулся прочь, стремительно набирая скорость.
Я во все глаза вытаращилась на быстро уезжающий УАЗ. Что происходит?! Что делает Карабанов?!! Я не могла поверить в происходящее, хотя вывод был самый очевидный: кое-кто оказался намного хуже всех моих предположений! УАЗ уезжал. Переваливаясь и качаясь, внедорожник быстро мчался прочь разбрасывая снег вокруг. Вслед ему неслись автоматные очереди, я слышала, как пули стучали по кузову автомобиля, но судя по удаляющемуся звуку мотора ни одна пуля не нанесла серьёзных повреждений УАЗу Карабанова.
Я с беспомощным видом, до конца не веря в происходящее, глядела вслед уехавшей машине. Когда Карабанов сказал мне ползти в укрытие, я позволила себе подумать, что он заботится обо мне хотя бы перед лицом крайней опасности! Но, видимо, капитан Карабанов растерял не только офицерскую честь, но и элементарные остатки человечности.
В который раз я по наивности (или глупости) верю в людей, верю, что даже в самых последних негодяях есть хоть капля добродетели, и в который раз жизнь грубо тычет меня лицом в суровую действительность. Какую же непростительную глупость я совершила, согласившись помочь Карабанову! Чёрт возьми, какой же я была дурой! Нужно было всё рассказать генералу Савельеву, он бы придумал, как помочь мне и Мирону! Здорово, что хотя бы сейчас я это понимаю!.. Я была зла на себя и свою глупость! И я прислушивалась к ночи и звучащим со стороны леса голосам.
— Ушел скотина!
— Ничего, он вроде не один был!..
— Да! Я видел! С ним деваха какая-то была!
— Нахрен он её с собой взял-то сюда?
— Хватит болтать! Сообщите второй группе, чтобы Карабанова «встретили», как положено. Он не должен ничего успеть рассказать! И обыщите округу! Девка должна быть где-то здесь. Найдёте, пристрелите! И валим нахрен отсюда! — Шеф, а можно девку, перед тем как замочить, употребить по назначению? — с издевкой спросил кто-то.
Послышался одобрительный гогот.
— Только по-быстрому, придурки, — со смешком ответил тот, кто командовал этими бандитами. — Труп в озеро потом спустите!
Я слушала их слова, оцепенев от накатившего ужаса. Я подавила порыв подорваться и бежать — меня просто пристрелят. Но если я этого не сделаю, меня все равно найдут и пристрелят. А перед этим, похоже, меня ожидает групповое изнасилование…
Я судорожно всхлипнула, осознавая неотвратимость того, что со мной произойдёт! Слушая поскрипывающие на снегу звуки шагов и голоса мужчин, я тихо сползала вниз по пологому склону. Сумерки уже почти превратились в ночь, и, быть может, мне удастся сейчас как-то незаметно скрыться.
Мелькнула дебильная мысль окопаться в снегу и надеяться, что меня не найдут. Наступающий на горло ужас и пленяющий меня страх явно лишали меня рассудка… Но нужно было что-то придумать, пока эти мужики ещё далеко. У меня есть шанс! Я смогу спастись, я справлюсь, я найду решение… Но выхода не было. Время на спасение уменьшалось с каждым звуком их приближающихся шагов. Я увидела рыскающие по снегу шустрые лучи фонарей. Снег поблёскивал под ярко-желтым светом. Я сосредоточенно пыталась понять, что мне делать, времени почти не было… Мой взгляд неожиданно зацепился за темное пятно на поверхности озера. Я чуть приподнялась на снегу и присмотрелась.
В отсвете фонарей на засыпанной снегом ледяной поверхности озера явственно темнел заметный пролом. Он был рядом с берегом и в нём плавали обломки льда. У меня подпрыгнуло сердце. Конечно, это безумие, но альтернативой этому безумию была неминуемая смерть, после изнасилования десятком здоровых мужиков, которое я и так вряд ли переживу! Так что, не долго думая, я начала ползти вниз.
А вооруженные люди приближались, их шуршащие в снегу шаги звучали всё отчетливее, а грубые и прокуренные голоса всё громче! Мне пришлось поспешить, благо, ветер скрадывал звуки моих движений.
Я спустилась ко льду замерзшего озера, посмотрела на пробоину в ледяном покрытии. Там переливался мерклыми бликами жидкий мрак. Эта заполненная вязкой чернотой пробоина, казалось, вела куда-то за пределы нашего мироздания, где нет ничего, кроме первобытного и пустого мрака.
Я усердно, цепляясь пальцами за промёрзший снег, ползла к дыре во льду. Оттуда, из этой бездонной темноты доносилось хладное и сырое дыхание. Меня пробирала глубокая дрожь отвращения и ужаса от осознания того, что мне сейчас придётся погрузится в эту наполненную ледяной темнотой яму.
Но за спиной меня ждала участь, куда страшнее временного (я надеюсь) погружения в хладный мрак.
Я добралась до ямы во льду, черная вода дыхнула мне в лицо густым влажным холодом. Я шумно сглотнула, представляя, что со мной будет, если я не смогу выбраться обратно. К тому же я была в одежде да ещё в обуви. Если я просто так нырну в воду, я реально могу «уйти» под лёд, и… это будет конец. Жуткий и кошмарный.
— А он точно один уехал? — донеслось сверху.
— Да, я видел, как девка эта в синей куртке вон туда за камень ползла.
— И где она тогда?
Я поспешно доползла до дыры во льду. Толчки сердца участились, чувство страха подгоняло и сбивало с толку.
Дрожащими руками я торопливо сняла свой шерстяной шарф. В полную длину он был, наверное, под два метра. Как раз то, что нужно. Оказавшись у ямы, я свесилась вниз и окунула шарф в воду. Когда ткань отяжелела, я как можно быстрее, уже не слишком заботясь о скрытности, прокралась обратно и привязала один конец шарфа к толстой ветке растущего у самого края берега голого кустарника. Не знаю, выдержат ли шарф и куст мой вес, но буду надеяться на лучшее…
Голоса и шаги неизвестных мужчин звучали уже совсем рядом. А лучи их фонарей уже добрались до заледенелого озера.
Скорее! Скорее! Скорее! Я мысленно подгоняла сама себя. Мне нельзя медлить и сомневаться. Намотав на левую руку другой конец своего белого шарфа, я наклонилась к яме и увидела на поверхности темной воды своё едва различимое блеклое отражение. На несколько мгновений я оказалась во власти двух схожих пагубных чувств: меня поглощал страх попасться в руки этих людей, и душил ужас при мысли о том, что я могу утонуть, исчезнуть и остаться на веки в этих ледяных чёрных водах. Но всё же верх одержало первое чувство, и я, зажмурив глаза, нырнула в воду.
Исчез воздух, а вместе с ним свет и все звуки, я ощутила, как отяжелела одежда и обувь, как безжалостный хищный холод сдавил и сжал меня. Обитающий в этом озере ледяной мрак стискивал мои легкие и рёбра, он словно норовил выдавить из меня жизнь, вместе с остатками кислорода, которые я начала постепенно выпускать в воду.
Подводная глухота давила на уши, кожу на лице ощутимо и неприятно стягивало. Я чувствовала, как вода и темнота «тянет» меня вниз, на глубину, но упрямо и крепко держалась за конец шарфа, мысленно отсчитывая время. Я понимала, что долго так прятаться я не смогу. Как минимум у меня закончится кислород, но и выныривать не будучи уверенной, что те бандиты ушли, я не могла.
Мое тело тем временем стремительно коченело. Я ощущала, как холод проникал в меня, просачивался через кожу, вливался внутрь и заполнял меня от пяток до макушки. Я чувствовала, как быстро теряю силы, ещё немного, и мое тело просто перестанет меня слушаться. Я должна была открыть глаза и увидеть, что происходит наверху. Но я с детства не могла себя заставить открыть глаза в воде, даже в такой нежно-тёплой, как на Британских Виргинских островах, где я в детстве частенько отдыхала с папой и мамой… когда у меня ещё была полноценная семья.
Кислород медленно, но неотвратимо истощался в моих легких, и они наливались ощутимой болезненной тяжестью. Я ощущала, как холод озёрной воды обвивается вокруг моего горла и начинает душить меня.
Я открыла глаза, тут же скривилась — резь в глазах была невыносимой. Я почти ничего не видела, все поглощала темнота, и лишь вдалеке мелькали едва различимые, размытые пятна света.
Я решила, что люди с фонарями, если не ушли, то, по крайней мере, удалились, продолжая мои поиски в другом месте. Стараясь не спешить, чтобы не произвести громкий всплеск воды, я вынырнула и втянула в себя воздух. Лицо обожгло холодом, ледяной ветер погладил мои мокрые волосы. Я поспешно и взволнованно огляделась.
Мужчины с оружием и фонарями ушли, я не услышала ни их голосов, ни звука шагов, лишь ветер выл над замёрзшим озером и заснеженным лесом.
Судорожно сжимая пальцами сырой шарф, я вытянула себя из воды и буквально вывалилась на снег.
Мои легкие, словно живые, рвались из тела, будто желая самостоятельно вдохнуть побольше морозного, но живительного воздуха. Никогда не думала, что просто дышать бывает так приятно! Радовалась я, однако, недолго — моё промёрзшее в воде тело в мокрой и холодной одежде было лёгкой добычей для холодного ветра. Не прошло и двух секунд, как я начала стучать и греметь зубами. Меня сотрясала безудержная дрожь, мороз беспощадно жег кожу на лице, а суставы рук и ног болезненно костенели. Я не могла нормально согнуть пальцы рук, жуткие судороги поражали ноги от бедра до кончиков пальцев ног!
Мне стоило серьёзных усилий, чтобы просто подняться, а не замёрзнуть на снегу! На четвереньках, содрогаясь от подчинившего меня холода, я взобралась вверх.
Мужчины с оружием исчезли, но на снегу были заметны десятки следов их ног. Правда, меня они волновали всё меньше и меньше, новая опасность сменила прежнюю: я замерзала. Я была одна посреди тёмного леса! Замёрзшая, в насквозь промокшей одежде и обуви, без мобильного телефона и… шансов на спасение! Я быстро слабела, безжалостный свирепый холод словно вытряхивал из меня остатки тепла. Холод властвовал повсюду, я была в его власти, и мне некуда было от него скрыться!
Я сплела пальцы рук, поднесла ко рту и выдохнула. Дыхание получилось слабым и едва тёплым. Я начала быстро тереть ладони друг о друга. Но мои руки не слушались, пальцы то и дело цеплялись друг за друга. Я начала быстро прыгать с одной ноги на другую. Мне было уже плевать заметит меня кто-то или нет, но всякий случай я отошла как можно дальше от озера и ступила в лес.
Надеюсь, здесь я не встречу никого, опаснее тех типов с оружием или самого Карабанова! При воспоминании о Евсее и о его гадком поступке, меня захлестнуло бурное возмущение. Нет, не злость, не ненависть, а яростное возмущение его поведением. Евсей Карабанов оказался не просто корыстной сволочью, а последним подлецом и дрянью, каких поискать! Я огляделась, посмотрела по сторонам. Мне нельзя здесь оставаться, я просто замёрзну до смерти. Нужно было выйти на дорогу, на трассу, по которой мы с Карабановым доехали до этого чёртова леса!
Стараясь не поддаваться и не уступать зверскому морозу, я поискала глазами следы от машины. По ним я точно могу выйти к трассе. Благо, снег не шел, и их нетрудно было найти даже в почти кромешной темноте. Я ринулась вдоль длинных рытвин в снегу, оставленных колёсами УАЗа Карабанова. Да даже если это следы и не его машины, они всё равно должны привести меня к трассе. Каждый шаг давался мне всё тяжелее, холод брал своё. У меня не оставалось сил сопротивляться ему.
Через несколько шагов я упала, потому что у меня просто начали отказывать ноги! Мышцы ног дрожали не переставая, я чувствовала, как у меня буквально отнимаются пальцы, а затем и ступни. И никакие прыжки на месте или другие упражнения уже не помогали. Я с трудом поднялась из снежного сугроба, лишь для того, чтобы рухнуть снова через несколько шагов. Я посмотрела вперёд, автомобильные следы на снегу терялись где-то в лесной чаще. А через мгновение я увидела, как с неба стали тихо осыпаться россыпи снежинок.
— Нет… — выдохнула я и, подхватившись, вскрикнула в ужасе, — нет!
Снегопад усиливался, становился плотнее и очень быстро засыпал следы от автомобильных колёс.
— Нет, пожалуйста!.. — воскликнула я в панике, сама не зная к кому обращаясь. — Пожалуйста… не надо…
Но снегопад лишь становился гуще и сильнее.
Я поднялась на дрожащих ногах и через силу двинулась вперёд. Но шаг за шагом я чувствовала, как мои ноги коченеют, я с ужасом осознавала, что я теряю чувствительность рук и ног. Страх придал немного сил, но окружающая меня темнота, холод и кажущийся бесконечным зимний лес создавали зловещую безысходность. Властвующие сейчас в этом заснеженном лесу тёмные силы ночи и холода словно давали понять, что мне не спастись, что я принадлежу им, что я их добыча, и они возьмут своё.
В спину мне, словно насмешливо толкая, ударил мощный порыв ветра. Толчок вышел настолько сильным, что я едва устояла на месте на своих окоченевших, теряющих чувствительность ногах.
Снег заметал всю вокруг. Росли горки сугробов, уровень снега поднимался. Если вначале я шла по колено в снегу, то сейчас высота снежного слоя поднялась уже до середины бедра, и двигаться вперёд стало куда тяжелее.
Я выбивалась из сил, холод, подобно самому настоящему вампиру, с жадностью высасывал из меня остатки жизни и воли к спасению. Бежать было некуда. Со всех сторон меня окружал бесконечный и однообразный лес. Сгустившаяся темнота поглощала лес и пружинисто пульсировала, притаившись между веток и стволов деревьев. Лес почти утопал в зимней ночи, его деревья становились призрачными, почти не различимыми, и только островки снега серели «на поверхности» всепоглощающего мрака.
Быстро наступившая ночь и бурный снегопад скрыли от меня следы автомобильных колёс, стёрли путь, по которому я надеялась выбраться на трассу. Ночь и снег, словно издеваясь, отобрали у меня последнюю возможность выбраться из плена дремучего леса. Ночь и снег с жестокой насмешкой обрекали меня на смерть от холода.
Я начала плакать от отчаяния. Я вдруг осознала, что именно таким здесь и сейчас может быть мой конец. Что надеяться мне не на что и не на кого, что я сама загнала себя в эту ловушку, и выбраться из неё у меня уже нет шансов. Никакого гребаного чуда не произойдёт, я просто замёрзну здесь среди заледенелых дубов и елей.
Я уже не знала, куда идти, у меня не осталось ни предположений, ни даже догадок, где и в какой стороне находится дорога. Я постаралась прислушаться к шуму автомобильных двигателей, но, похоже, сегодня все обстоятельства были против меня. Словно нарочно мешая мне прислушиваться, усилился и пуще прежнего завыл ветер.
— Да чтоб тебя… — слабо выдохнула я, ощущая стекающие по щекам теплые слёзы.
Я уже увязла в снегу почти по пояс. Сил не оставалось не только, чтобы идти, а даже просто чтобы дышать. Я больше не могла… Я хотела продолжать, но не могла. Я слабела и вместе со мной слабела моя воля к спасению. Я споткнулась и упала на четвереньки, едва не угодив лицом в снег.
Я бессильно выругалась и тут увидела, как что-то выпало из моего кармана. Дрожащей рукой я подняла упавший в снег предмет, и мои глаза расширились от удивления: у меня в руке была зажигалка. Мне потребовалась секунда, чтобы я осознала значимость и стоимость этойнеожиданной находки особенно в моем положении.
Зажигалка! Это зажигалка! Огонь… тепло… Следующим словом в моем ассоциативном ряду было «костёр»! Я могу развести костёр, ну или хотя бы попытаться. Я чиркнула зажигалкой, вспыхнул робкий рыжий огонёк, но тут же потух под злым напором ветра.
Я выжала огонь зажигалки ещё раз и быстро прикрыла его ладонью. Похожий на рыжую капельку огонёк зажигалки пугливо трепетал под мой ладонью. Я чувствовала, как он греет и обжигает кожу на ладони, но не убирала руку. Тепло… это было живительное тепло! Мелькнула мысль, откуда у меня в кармане взялась зажигалка. И тут же я вспомнила, что Лерка, пока я жила у неё частенько выбегала из квартиры в моей куртке, потому что её и так пропахла сигаретным дымом, а Лерка хотела, чтобы её одежда «выветрилась» до приезда родителей. Я всегда порицала эту абсолютно пагубную привычку своей подруги, но сейчас она дала мне шанс на выживание. Шанс не замёрзнуть насмерть в глухом ночному лесу в промокшей насквозь одежде.
Я решила не тратить топливо зажигалки на пустые чирканья. Нужно было развести огонь. Удивительно, но моя находка, кажется, придала мне силы и даже энтузиазма. Я решила бороться до конца. Хоть у меня уже частично окоченело тело, оказалось, что не всё так плохо.
Руки и пальцы плохо слушались, я продолжала дрожать под напором промозглого ветра, но все же отыскала в лесу кусок заледеневшей древесной коры. Ею я с невероятными усилиями, оцарапав при этом руки и сломав четыре ногтя (один обломался аж до кожи под ногтем), насилу выкопала ямку для костра.
Сопротивляясь холоду, то и дело прыгая и размахивая руками, я бубнила под нос любимые песни и собирала опавшие с деревьев ветки. Этого должно было хватить для разведения костра.
Место под огонь я выбрала между двух деревьев. Они стояли довольно близко друг к другу, так что между ними могли встать максимум два взрослых человека, и то только боком. Толстые кроны этих дубов довольно хорошо прикрывали с обеих сторон. А между ними, по обе стороны от ямки я воткнула и частично прикопала две палки, примерно в метр длиной.
Я все ладони себе ободрала до крови, пока ломала одну из них. Вторая-то и так валялась в снегу, а вот первую пришлось с ожесточением отламывать ногой от упавшего в снег дерева. Убедившись, что обе палки достаточно жестко закреплены, я, собравшись с духом, сняла с себя куртку, с которой до сих пор ещё капала вода и, перевернув закрепила полы куртки на палках, привязав одну сторону шарфом и другую вытянутым из капюшона куртки шнурком. Лежащие на снегу рукава и капюшон моей парки я прижала найденными на земле камнями, ими же обложила место для костра.
Теперь настал черед самого ответственного момента — разведения костра!
Это я умею делать исключительно благодаря дяде Сигизмунду. Вместе со своими друзьями дядя, особенно весной и летом, частенько ездил в offroad туры. В непроходимых и непролазных лесных чащах дядя и его компания соревновались на своих внедорожниках в искусстве преодоления отечественных рвов, ям, ухабов и болот.
Я с удовольствием ездила вместе с дядей, и иногда он давал мне порулить своей ненаглядной Тойотой, в которой души не чаял и не жалел денег на тюнинг. Помимо прочего, на привалах мы разводили огроменный костёр, а иногда и несколько. Там я изрядно наловчилась в этом умении, но, правда, не в таких экстремальных условиях, как сейчас! При помощи зажигалки без сухого спирта и заготовленных дров я ещё ни разу костры не разводила.
Разжечь костерок у меня получилось с двадцатой попытки или около того. Я стояла на коленях в снегу и, наклонившись к шалашику из палок, старательно раздувала пламя. Я заботливо закрывала его ладонями и кривилась от слезоточивого горького дыма.
Ветер то и дело хлопал натянутой на палках курткой и забрасывал под мой импровизированный навес солидные пригоршни снега. Зимний ветер и разбушевавшаяся вьюга, словно, выражали недовольство ночи, холода и зимы, которым не нравилось, что у меня появился шанс на спасение. Я опасалась, что порывы ветра всё-таки сорвут мой навес из мокрой куртки, но надеялась на лучшее.
Спустя долгих двадцать минут усилий огонь наконец-то обрёл силу и разгорелся, быстро пожирая просохшие от тепла прутья хвороста.
Я с облегчением вздохнула и подложила новые ветки. Благо, их я насобирала целую кучу, и до утра должно хватить. А если нет, вокруг их ещё полно. Самое главное — согреться. Я села настолько близко к огню, насколько это возможно. Огонь, хоть и давал мне тепло, не мог полностью спасти меня от свирепствующей зимней стужи. Я по-прежнему была в насквозь мокрой и тяжелой одежде, мокрым было даже нижнее белье. Бюстгальтер я, разумеется, сняла и стащила с себя, не снимая свитера. А вот сам вязанный свитер снимать я не спешила. Я надеялась, что одежда хоть немного подсохнет на мне. Зато я сняла ботинки, стянула свои полосатые носки и выставила голые пятки к огню. Учитывая, что человек первым делом мёрзнет с ног, обратный процесс, по логике, должен обеспечиваться таким же образом.
Стало заметно легче. Тепло костра будто наполняло мое тело жизнью и придавало силы, которые из меня, буквально, вытягивал безжалостный холод. От переполняющего меня блаженства я даже закрыла глаза. И тут же в мое сознание, как всегда бесцеремонно и резко, ворвалось видение. В хаотичных разноцветных всплесках замелькали лица людей, фрагменты изображений, зимний лес, снег, холод, автомобили и вертолёты… Я снова увидела, как неизвестная женщина и мужчина ведут раненную Людмилу к вертолёту.
Только теперь к моим воспоминаниями прибавились дополнительные фрагменты, как новые пазлы в мозаике. На поблескивающей дюралюминиевой поверхности хвоста вертолёта я заметила регистрационный номер вертолета — RA-4408Z. Затем сменяющиеся с головокружительной скоростью отдельные искаженные фрагменты превратились в едва разборчивый калейдоскоп из воспоминаний.
Когда нахлынувшее видение вышвырнуло меня обратно в холодную реальность, меня ощутимо затошнило. Живот свело несколькими крайне неприятными спазматическими судорогами, но на этом всё закончилось.
Я смотрела в огонь, периодически подбрасывала в костёр заранее собранные ветки хвороста и пыталась обдумать ту ситуацию, в которой я оказалась. Одна ночью в холодном лесу и в мокрой одежде. Чудом спасшаяся от тех мужчин с оружием!.. Без телефона и прочих средств связи! Я даже не знаю, как завтра (если доживу до завтра) буду выбираться… Понятно, что нужно выйти на трассу, чтобы попытаться остановить хоть какую-то тачку, но поди сделай это, когда все автомобильные следы наглухо замело снегом!
Я протяжно и опечаленно вздохнула, представляя, как сейчас дома сходит с ума Лерка. Логинова, наверное, уже достучалась до генерала Савельева — я оставила ей все контакты с УГРО, в том числе и Стаса. Я догадываюсь, как сейчас ругается Аспирин, и… очень надеюсь, что он не стал ни о чем извещать моего дядю Сигизмунда. А вот Стасу наверняка скажут.
Я смотрела на костёр и чувствовала, как вместе с его теплом в мое тело просачивается чувство вины — меня всё время пытаются уберечь от неприятностей, а я сама ищу себе приключения! Но с другой стороны… Что я должна была делать?! Ну пошла бы я к генералу, а что если Карабанов сделал бы что-нибудь с Мироном? Ведь ни я, ни даже Аспирин ничего бы и не доказали!..
Я пошевелила голыми ступнями и пальцами. Я просидела перед костром, по ощущениям, около двух часов. Я чувствовала, что уже достаточно поздно, но спать мне совершенно не хотелось. Зато к холоду, присоединился другой неусыпный враг — голод. Но это не так страшно. От голода я до утра точно не умру, а вот если бы у меня в кармане, совершенно случайно, не оказалось Леркиной зажигалки, я не представляю, как бы выживала сейчас!
Ночь я провела в раздумьях, поддерживая огонь и гадая, что случилось дальше с Елизаровой. Кто была та женщина? Зачем она увезла Людмилу? Жива ли Елизарова?.. Эти вопросы с усиливающейся интенсивностью беспокойно кружили в моей голове.
Через какое время я догадалась взять несколько уже нагретых камней и усесться на них. А один взяла в руки. Бугристый и выщербленный камень приятно обжигал ладони теплом, оставляя на коже грязные следы.
Когда камни остывали, я меняла их, кладя возле костра и беря другие. Промокший насквозь свитер, заметно подсох. Из-за растянутой на кольях куртки, нагретый костром воздух частично собирался под моим невысоким импровизированным навесом. И это помогло заметно подсушить одежду прямо на мне, что в свою очередь, позволило быстрее согреться и дожить до рассвета.
Вот никогда бы не подумала, что рассвет в холодном и совершенно обычном лесу может быть таким прекрасным! Сначала небо медленно начало розоветь, а темнота стремительно обратилась в серо-голубые вязкие утренние сумерки. Следом между темными древесными стволами показались первые золотистые лучики солнца, что пронзили лес, изгоняя притаившиеся в тенях сумеречные остатки ночи. А затем зазвучали лесные птицы. Этот звук заставил меня непроизвольно улыбнуться.
Я затушила костёр, сняла с палок свою многострадальную куртку и отправилась на поиски хоть каких-то следов автомобилей или человека. Чтобы не заблудиться, я сыпала на снег пепел от костра, помечая пройденный путь.
Шла я почти наугад, лишь отчасти ориентируясь. И радости моей не было предела, когда вдали я, наконец, различила звук автомобильного двигателя.
Я так рьяно рванулась вперёд, что несколько раз споткнулась и упала в сугробы. Но каждый раз я подхватывалась и упорно бежала дальше. Ну, точнее, пыталась бежать, в сугробах выше колена бежать почти невозможно. Да ещё ветки всякие в глаза лезут и за одежду цепляются.
Но к трассе я всё-таки продралась и остановилась, часто дыша. Кутаясь в куртку и обхватив себя за плечи, я бросала взгляды по сторонам. С тревожной надеждой и ожиданием я смотрела то в один, то в другой конец дороги.
Прошло около двадцати минут по моим ощущениям прежде, чем на дороге появился желтый минивэн. Я, стоя на обочине, оживленно замахала рукой.
Но автомобиль, не сбавляя скорости, проехал мимо, оставив меня в одиночестве и разочаровании. Несколько мгновений я обескураженно глядела вслед уехавшей машине. Она ещё какое-то время виднелась вдали, а затем скрылась за поворотом. Я расстроенно вздохнула, а потом осмотрела себя.
Вид у меня был, конечно, как у настоящей дикарки: куртка перепачкана, на джинсах пятна от сажи, руки расцарапаны о ветки, которые я вчера собирала. Вдобавок ещё и волосы растрёпаны, как у ведьмы! Ну отлично! В таком виде, возле меня, наверное, вообще никто не остановится! Судя по тому, что следующие четыре автомобиля также не посчитали нужным тормозить, мои опасения была правдивы.
Я не стояла на месте и понемногу двигалась в ту сторону, куда ехали автомобили. Вроде бы, Москва в той же стороне. Но, понятное дело, пешком до столицы, во всяком случае, в ближайшие дней пять-шесть я точно не дойду!
Я была уже близка к отчаянию, когда возле меня вдруг остановился небольшой грузовик с яркой рекламой колы на кузове. Я, удивленно и быстро моргая, несколько секунд с опаской глядела на кабину грузовика. Вдруг открылась покрытая парой царапин дверь, и выглянул мужчина в мятом бордовом свитере с седой неряшливой щетиной на щеках.
— Ну чё? До Москвы? — спросил он, окинув меня пренебрежительным взглядом.
— Д-да… — слегка заикаясь, ответила я.
— Бабки есть?
— Немного…
— Сколько? — Пятьсот семьдесят…
— Годится, — с этими словами водитель грузовика закрыл дверцу кабины. Я удивленно нахмурилась, но всё стало ясно, когда он выбрался из машины и пошёл открывать фуру.
— Давай деньги, и можешь залезать, — произнес водитель грузовика и протянул мне не очень чистую ладонь.
Я сделала шаг вперёд, осторожно заглянула внутрь фуры. Внутри громоздились ящики с напитком, которым помимо отравления собственного организма можно ещё чистить трубы или вовсе травить жуков на огородах (лайфхак от российских фермеров).
— Вы предлагаете мне ехать… в кузове?! — спросила я шокированно.
— Слышь, кроха, — осклабился водитель, — я тебя упрашивать тут не буду. Не хочешь — дело твоё, а я поехал…
— А почему мне нельзя с вами ехать? — спросила я слегка обиженно.
— Потому что, красотуля, я уже промышлял частным извозом во время рейсов. А теперь всё — ж**а! — водитель красноречиво развёл руками. — Руководство распорядилось камеры в кабинах поставить! Так что извини. Ну так ты едешь, или как?!
Он махнул рукой в сторону открытой фуры. Я вздохнула, отдала ему деньги и с помощью водителя забралась внутрь. Разумеется, я не собиралась привередничать и испытывать судьбу, ожидая на трассе автомобиля с более комфортными условиями. Ночевать ещё раз в холодном, зимнем лесу мне категорически не улыбалось!