СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 29 января.
Стас отлично слышал, что происходило в доме Гольшанских. Благодаря прослушке, которую установили офицеры питерского УГРО, он был в курсе того, что творилось в особняках Гольшанских.
Карабанов разошёлся вовсю. Его люди вели себя ещё более дерзко, чем сотрудники Уголовного розыска в доме Орбеловой. Стас слышал, как ругалась на них Елизавета и как пыталась напугать Карабанова разного рода угрозами. Мать Сильвестра предвещала Карабанову вылет со службы и даже тюремный срок за превышение собственных полномочий. Тот отвечал ей, что она вместе со своей семьёй сядет на ближайшие двадцать лет, и что он лично этому поспособствует.
Слушая их перебранку, Стас не сдержал довольную улыбку. Всё шло, как и было задумано. Сейчас или спустя несколько минут люди Карабанова, если они не полные кретины, должны будут обнаружить улики, заботливо оставленные полицейскими, которых подослал Стас.
— Нашёл! — внезапно раздался возглас одного из следователей Комитета.
Стас прислушался.
— Что вы там могли найти в нашей кладовой?! — раздался возмущенный голос Елизаветы Марковны.
Звук шагов, и затем вкрадчивый, преисполненный злого торжества голос майора Карабанова:
— А это, госпожа Гольшанская, пряди волос…
— И что это значит?! — ледяным тоном, гневно поинтересовалась Елизавета.
— Они могут принадлежать Людмиле Елизаровой, — ответил Карабанов.
— Чушь! — воскликнула Елизавета. — С чего вы вообще взяли, что эта глупая девчонка может быть у нас? Зачем она нам?!
— Не стоит называть её глупой, — Стас услышал в голосе Евсея опасные нотки. — Её вина лишь в том, что она выбрала себе в спутники вашего никчемного сына!
— Я бы попросил не оскорблять моего отца!
Стас чуть заметно ухмыльнулся. А вот и Орест пожаловал.
— Твой отец, парень, взял на себя вину за все убийства «Сумеречного портного», — ядовито проговорил с Карабанов. — Так что мои слова почти комплимент.
— Ах вы!.. — разозлился Орест.
Но тут снова воскликнул один из сотрудников СКР:
— Товарищ майор! Ещё! Смотрите…
Снова шаги Карабанова, после которых новоиспеченный майор Следственного комитета не сдержал радостного возгласа:
— Елизавета, а что вы скажете вот на это?
— Что это?! — с нескрываемым отвращением спросила Елизавета Гольшанская.
— А это, — Стас не слышал, но готов был поклясться, что Карабанов усмехается, — это, Елизавета, ноготь.
— Ноготь? — не поняла женщина.
— Это кусочек ногтя с таким же маникюром, какой был у Людмилы в ночь исчезновения.
— Откуда вы знаете?
— Вот распечатки из видеозаписей с камер вашего дома, города и видеорегистратора автомобиля Людмилы. Ногти точь-в-точь, как у Елизаровой. Елизавета ничего не сказала, но после паузы голос её звенел от негодования:
— Вы думаете, что я не понимаю, что вы делаете, господин майор?
— Ищу пропавшую девушку, — упрямо ответил Карабанов.
— А по-моему, — не скрывая презрения проговорила Елизавета, — вы выполняете чье-то поручение. Что смотрите? Я не права? Кто вас на меня натравил? Аккорд? Это Леон Корф? Или, может быть, Анжелика? Кто вам платит, майор Карабанов?
— Вам нужно успокоиться, Елизавета, — фыркнув, ответил Евсей, — так как вы несёте всякую ерунду!
— Но…
— Елизавета, у меня есть разрешение применить силу, если я сочту, что вы или ваши родные, или ваши люди препятствуете проведению оперативно-следственных мероприятий! — повысив тон, произнёс Карабанов.
— Вы угрожаете мне в моём доме?!
— Да, угрожаю! — огрызнулся Карабнов.
Он хотел ещё что-то добавить, но тут из глубины дома донесся взволнованный голос ещё одного сотрудника СКР.
Кажется, люди Карабанова нашли ещё одну умело подброшенную улику.
Спустя несколько минут Стас любовался картиной, как бойцы специального подразделения, прикомандированного к группе Карабанова, силой выводят из дома Ореста и Клару Гольшанских. Следом за ними выволокли ещё нескольких человек из охраны. И только Елизавета в сопровождении одного солдата спецназа шла сама без наручников, сохраняя достоинство и присущее ей аристократичное величие.
Когда всех Гольшанских вместе с частью их охранников усадили в машины СКР и увезли, Стас написал сообщение Домбровскому:
«Гольшанские у Карабанова. У нас, в лучшем случае, двое суток, чтобы найти Беккендорфа. Как Ника?»
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 29 января
Чашка с мятным чаем подрагивала в моих руках. Мягкий бархатистый запах мяты щекотал обоняние, а её приятный со сладкой свежестью привкус растекался на языке. Но даже любимый мною мятный чай не смог полностью помочь мне справиться с охватившим меня потрясением и ужасом.
Воспоминания уже прекратились, приступ пугающих и отвратительных видений пока что оставил меня в покое. Но я не могла просто так успокоиться и пережить увиденное…
Передо мной на столе лежали вещи, которые принадлежали Нестору Беккендорфу по кличке «Пожиратель». Человеку, который был директором приюта «Зелёная колыбель». Хотя, учитывая его деяния, назвать Беккендорфа человеком можно разве что условно.
Я отпила ещё немного чаю и закрыла глаза. Тут же вернулись недавно увиденные воспоминания. Я увидела эпизод, где Беккендорф избивает одну из девочек. Она провинилась тем, что не стала выполнять приказы одного из богатых клиентов подпольного борделя. Девятилетняя девочка воспротивилась богатому подонку, и когда тот попытался заставить её силой делать неподобающие вещи, она его укусила. И теперь Пожиратель «наказывал» её. Ребёнок задыхаясь в слёзных мольбах, закрываясь окровавленными руками просил его перестать, девчушка, надрываясь, кричала, что больше так не будет. Но Нестор словно обезумел… Я не смотрела на это, я не могла смотреть. Я даже зажимала уши руками, чтобы не слышать и не видеть этого, а ещё лучше, сразу забыть!
Девочка не пережила этого избиения, она умерла ночью в лазарете при приюте. Но по документам, если верить воспоминаниям Нестора, ребенка якобы отдали в какую-то семью. Во всяком случае, именно такую версию рассказали остальным детям.
Я увидела ещё несколько устрашающих и омерзительных эпизодов из жизни Нестора, которые позволили мне осознать, в каком аду жили обездоленные девочки из приюта. И я убедилась, что Пожиратель легко может поспорить жестокостью с самим Сумеречным портным. Я теперь даже не знаю, кто из них хуже. Ведь этот ублюдок — самый настоящий садист! А ещё ему нравится наблюдать за клиентами, пока те развлекаются с беззащитными детьми. Меня едва не стошнило, когда перед глазами внезапно возникла сцена, где Беккендорф абсолютно голый, задрав голову к потолку и стоя посреди комнаты перед широким экраном плазменного телевизора, восторженно мастурбировал. При этом его глаза были полуприкрыты, а из приоткрытого рта вырывались сдавленные хрипы. Он никогда сам не насиловал девочек, но обожал наблюдать за тем, как это делают его клиенты.
И каждый раз, видя бесчинства Беккендорфа и всех сотрудников «Зелёной колыбели», я с гневом задавалась вопросом: «Почему об этом никто не знал?! Почему об этом ничего не было известно?! Почему ни один журналист не поинтересовался, зачем чиновники, судьи и бизнесмены так часто ездят в эту глушь!»
Меня обуревало неудержимое возмущение. Но тут же пришла очевидная ясность: всё замалчивалось, потому что слишком уж многих круговой порукой объединял приют «Зеленая колыбель». И слишком многие из латентных педофилов-насильников оказались людьми облеченными той или иной формой власти. Как финансовой, так и законодательной.
Я сделала ещё глоток чая и подумала, что хорошо хоть сейчас всех (или почти всех) этих любителей поизмываться над беззащитными детьми арестовали, заключив в СИЗО.
По всей стране немедленно поднялся громогласный вопль различных, «независимых» либеральных СМИ, которые в очередной раз кричали, что «рабовладельческое и тоталитарное» государство снова пытается подавить инакомыслие в лице «просвещенных» граждан!
Ох… Вот бы ткнуть этих «свободных и независимых» (непонятно на какие средства тогда существующих) лицом в неопровержимую истину. Но несмотря на желание УГРО, Следственный комитет приказал не предоставлять общественности вещественные доказательства в виде тех видеозаписей, которые Уголовный розыск изъял во время встречи Беккендорфа и Алсуфьева.
Я сделала последний глоток чая и отставила чашку в сторону. Вновь взглянула на лежащие передо мной предметы. Перчатки, рубашка, бумажник, запонки, галстук, солнечные очки, расчёска и много другое. Всем этим когда-то пользовался Беккендорф, и всё это хранило сотни тысяч его воспоминаний. Множество мелких эпизодов из жизни Пожирателя, директора приюта «Зелёная колыбель».
«Просмотренные» предметы я складывала слева от себя, а справа, понемногу уменьшаясь, громоздилась куча вещей Пожирателя, которые я ещё не брала в руки.
Я взяла ботинок. Он был марки Loake, занимающейся изготовлением обуви ручной работы. Дорогой бренд с очень качественной продукцией. Кажется, именно они поставляют обувь для Королевского двора Елизаветы Второй. У обычного директора приюта таких не будет никогда, априори.
Ботинок хранил ещё несколько воспоминаний, связанных с омерзительной преступной деятельностью Беккендорфа. Но помимо этого я увидела ещё кое-что важное.
Я оказалась в доме Нестора, в его прихожей. Беккендорф стоял с телефоном в руке и сосредоточенно водил пальцем по дисплею. Мне удалось подобраться поближе, чтобы увидеть, что он зашел на сайт РЖД. Беккендорф явно выбирал билет, но в этом воспоминании я увидела лишь направление: Хельсинки. На этом воспоминание оборвалось.
— Чёрт! — воскликнула я, не сдержав досады.
То, что я увидела, куда намеревается смотаться Пожиратель, это отлично. Но я не успела увидеть ни дату, ни время.
Дверь кабинета, где меня посадили и с вещами Нестора, открылась и заглянул Сеня Арцеулов.
— У тебя всё в порядке?
Я кивнула:
— Нестор, похоже, собирается в Хельсинки…
Сеня мгновенно напрягся и оживился.
— Когда? Дату и время увидела?
Я сокрушенно покачала головой и с уверенностью сказала:
— Я увижу… дайте мне ещё немного времени, пожалуйста.
Сеня кивнул.
— Карабанов арестовал Гольшанских. Стас сказал, что он продержит их около двух суток, потом он вынужден будет их отпустить.
— Поняла, — кивнула я.
Сорок восемь часов. У нас сорок восемь часов, чтобы найти Беккендорфа. Потом, в этом можно не сомневаться, первое, что сделают Гольшанские, сядут в личный джет и улетят нафиг из России. Например, в «благословенную» Англию, откуда никого и никогда не выдают, особенно с такими деньгами, как у Гольшанских.
— Дайте мне ещё немного времени, — снова повторила я.
Сеня молча кивнул и закрыл дверь.
Я взяла следующую вещь Беккендорфа, это был дротик для дартса.
Но он, большей частью, хранил только воспоминание о своем прямом назначении — как Нестор бросал его в мишень. Я отложила его в сторону и взяла коробочку с лекарством. Перевернув его, я прочитала, что это было средство от бессоницы. Стыдно признаться, но в этот момент я откровенно позлорадствовала, что кое-кто явно плохо спит по ночам. В этом, на мой взгляд, просматривалась некая карма.
Коробочка с лекарством, к моему сожалению, тоже не хранила никаких важных воспоминаний, кроме того, что Беккендорф частенько глотал таблетки по ночам. Неожиданно для себя, мне стало его жаль… Да, наверное, это необъяснимо глупо, сочувствовать такому мерзавцу, как Пожиратель, но я не могла изменить своих чувств, глядя, как он с изможденным от бессонницы лицом трясущимися руками достает эти таблетки.
Я отложила коробку лекарства и взяла статуэтку из слоновой кости. Чуть нахмурившись, я покрутила её в руках. Это был вставший на дыбы конь с развевающийся гривой. Он был выточен очень детально и искусно.
Статуэтка хранила несколько незначительных воспоминаний из жизни Беккендорфа. Однако именно в них я обнаружила следующую важную подсказку.
Воспоминание в очередной раз перебросило меня прямиком в квартиру Беккендорфа. И стоя посреди его гостиной, я видела, как Пожиратель в спешке выбрасывает из небольшого потайного сейфа в полу, огромное количество различных ювелирных ценностей. Здесь были украшения на любой вкус и даже парочка самых настоящих золотых слитков! Со всем этим добром Беккендорф поспешил в подпольные ломбарды столицы.
Воспоминания стали обрывочными и быстротечными. Длительность одного эпизода не превышала пятнадцать секунд. Я увидела, как Пожиратель впопыхах сплавляет накопленное добро всяким подозрительным личностям. Я и не думала, что в Москве так много незаконных заведений, скупающих золото и прочие ценности без проверки документов и даже удостоверения личности! Похоже, чёрный рынок драгоценностей процветает в Белокаменной, как яблоневый сад весной. Впрочем, подобные явления, наверное, неизбежный атрибут любого мегаполиса.
Я увидела дату дня, когда это происходило. Беккендорф побывал у пятерых скупщиков золота и ценностей, где ему поочередно отвалили наличными изрядную сумму денег. Но, самое главное, что в одном таком заведении Пожиратель в споре с одним из скупщиков ценностей так разошелся, что начал орать на него.
— Да не волнуйтесь вы так, — развел руками тот в ответ на бурную реакцию Беккендорфа, — приходите послезавтра, тогда я смогу выдать вам полную сумму. Сейчас у меня просто нет столько наличных.
— Послезавтра меня не будет в городе! — огрызнулся Нестор.
Скупщик лишь ещё раз развёл руками.
— Ничем не могу вам помочь, если вы не согласны на ту цену, которую я предлагаю…
— В задницу себе засунь такую цену! — Беккендорф потряс зажатой в кулаке золотой брошью, — ты знаешь, сколько стоит эта брошь в Европе?! Знаешь?! Это, между прочим, настоящий Bucelatti! В Италии и Франции за такую брошь до тридцати тысяч евро дадут! А ты предлагаешь всего двенадцать?!
Скупщик лишь самодовольно усмехнулся и ответил:
— Почему бы вам тогда не обратиться в ломбарды Италии и Франции?
Ни говоря больше ни слова, Нестор вылетел прочь из подпольного ломбарда. На этом воспоминание оборвалось.
Я снова сидела в кабинете в Управлении уголовного розыска и меня била легкая дрожь. Я не стала просматривать другие вещи, нужно срочно сообщить Стасу всё, что я успела узнать. Сейчас каждая минута на вес золота!
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 29 января
Ника говорила очень быстро и сбивчиво. Так обычно бывает, когда Лазовская пребывает в крайнем волнении.
— Я понял тебя, спасибо, — кивнул Стас, слушая голос Ники по телефону, — ты умница!
— Спасибо… — рассеянно ответила Лазовская. — Ты точно всё запомнил?
Стас не мог не улыбнуться — серьёзность синеглазой девочки всегда немного умиляла его.
— Да, — ответил он, — всё, Ника.
— Хорошо… — не очень уверенно и обеспокоенно проговорила девушка.
Стас услышал, как она вздохнула.
— Тебе нужно передохнуть…
— Передохну, когда мы его поймаем! — в звонком голоске Ники внезапно послышались угрожающие льдинки.
Стас хотел бы её переубедить, но знал, что сейчас это невозможно. После разговора с Никой, Корнилов быстро обдумал полученную информацию.
Значит, Беккендорф взял билеты на сегодняшнее число. Ника также сказала, что он сильно страдает от бессонницы.
— Значит, — вслух проговорил Стас, — наверняка он поедет ночным поездом.
Лазовская сообщила, что Пожиратель намеревается свалить в Финляндию, в которой, в этом можно не сомневаться, вряд ли тоже задержится.
Стас сомкнул зубы. Значит, они должны взять его сегодня. Взять во что бы то ни стало. Если они этого не сделают, Пожиратель уйдет, а вместе с ним будет потеряна возможность посадить Гольшанских! Стас не мог этого допустить. И не допустит. Второй раз Портной от него не уйдёт!
Заставив себя рассуждать здраво и холодно, Корнилов подумал, что Пожиратель, скорее всего, купил билеты через интернет, удаленно.
В таком случае можно проверить всех одиноких пассажиров мужчин, которые едут ночным поездом на Хельсинки. А ещё лучше…
Стас усмехнулся. Ему в голову пришла дерзкая, но очень дельная мысль. Он набрал Аспирина.
— Да, Стас? Что-то выяснили? — Так точно, — ответил Стас, глядя на дорогу перед собой, — товарищ генерал, а есть ли у нас какая-то возможность попросить РЖД отменить два поезда на шесть и на девять часов?
— Зачем тебе это?
— Чтобы сократить варианты, для Беккендорфа.
Стас быстро пересказал Антону Спиридоновичу информацию от Ники.
— Наша кроха, — со смешком одобрительно проворчал Аспирин, — что бы мы без неё делали?
— Топтались бы на месте, отрабатывая кучу ложных версий, — Стас хорошо помнил время до знакомства с Никой.
До прихода синеглазой девочки с её необъяснимым даром им всем приходилось тяжело.
— Я посмотрю, что можно сделать, — пообещал Аспирин относительно просьбы Стаса.
— Только нужно сделать так, чтобы на этот единственный поезд оставалось, как можно больше билетов, — ответил Стас. — Он должен купиться.
— Уверен, что не спугнёшь его?
— Нет, — чуть скривившись, ответил Стас, — он поспешил сбыть все, что только можно, чтобы собрать как можно больше денег. Он уже приготовился покинуть страну и сделает это сегодня, и если мы отменим поезда он найдёт другой способ. Но он точно не передумает, скорее будет ещё больше торопиться.
— Ты хочешь прошерстить поезд перед отправкой?
— Нет, — Стас взглянул в зеркало заднего вида, — я поеду в нём. Со мной поедет Сеня. А Коля с патрульным усилением, должен будет задержать Анжелику.
— Хороший план, — одобрил Аспирин, — а Нику ты с собой возьмешь? Без неё ты Беккендорфа можешь упустить, ты ведь это понимаешь?
Корнилов вздохнул.
— Да.
Он понимал, но брать с собой Лазовскую ему не хотелось. Однако, она не отступит, да и с ней они, правда, быстрее найдут Беккендорфа. Ведь он наверняка изменил свою внешность, а может ещё и сядет к какой-нибудь очаровательной и одинокой путнице, чтобы сбить следствие с толку.
— Да, — ответил Стас. — Если она согласится.
— Ты знаешь, что согласится, — ответил Аспирин.
Стас знал, но, как всегда, предпочёл бы, чтобы Ника оставалась в безопасности.
Хотя… какая к чёрту безопасность, когда она помогает ему в самых опасных и запутанных делах?!
***
Несмотря на позднее время на Киевском вокзале была прорва народу. Стас неспешно прогуливался и глазами искал среди пассажиров людей по антропологическим данным похожих на Беккендорфа.
Нестор Беккендорф, по кличе «Пожиратель», был худощав, немного сутулился, носил бороду и имел несколько большую длину рук, чем у большинства людей. Вообще, если бы теория криминальной антропологии доктора Ломброзо себя оправдала, Нестор Беккендорф подходил бы на роль прирожденного преступника по многим показателям. Однако то ли «Пожиратель» отлично маскировался, то ли, что вряд ли, Нестор не появился на вокзале.
Вместе со Стасом на вокзале дежурили Сеня и Ника. Оба, конечно же, хорошо замаскированные. Ника — в парике, в сером полурасстёгнутом суконном пальто поверх длинного свитера, в чёрных кожаных брюках и черных ботильонах, с сумкой, перекинутой через плечо. Она походила не то на какую-то блоггершу, не то на журналистку из какого-нибудь прогрессивного журнала, который занимается всякими разоблачениями.
А Сеня облачился в короткую стеганую куртку, надел очки в цветной оправе (с бутафорными линзами) и наклеил брови и усы. Во всем этом он был похож на кого угодно, только не на сотрудника УГРО.
Сам Стас тоже немного преобразился и сейчас прохаживался вдоль перрона в униформе сотрудника РЖД с накладной седой бородой и загримированным под пожилого человека лицом. Корнилов с деловым видом расхаживал вдоль вагонов, сжимая в правой руке молоток с длинной рукоятью. Стас не упускал из виду ни одиноких пассажиров мужского пола, ни пары, ни даже отдельные семьи. Потому что он был уверен, что Беккендорф пойдёт на всё, лишь бы только избежать встречи с полицией.
— Внимание! — послышался голос диспетчера над платформами железнодорожных путей. — Готовится к отправке скорый поезд сообщением Москва-Хельсинки. Просьба пассажирам занять свои места, а провожающим — покинуть поезд.
Ника, которая усердно делала вид, что болтает по телефону, проворно заскочила в поезд. Стас увидел, как через два вагона от неё на поезд сел и Сеня. Сам Корнилов забрался в последний вагон и тут же переоделся, скинув униформу железнодорожника, сменив её на форму проводника. А седую бороду и грим — на усы, «большое родимое пятно» и «шрам от ожога».
Что ж, у них есть четырнадцать часов, чтобы поймать Беккендорфа.
То, что Пожиратель на этом поезде, Стас даже не сомневался. Корнилов даже не особенно удивился, что они его не заметили. Наверняка Нестор преобразился до такой степени, что его даже самые близкие люди не узнали бы.
Поезд тронулся, пол под ногами Стаса чуть заметно качнулся. Где-то в вагоне заплакал ребёнок, и у кого-то зазвонил телефон, а кто-то немедленно потребовал, чтобы все перестали шуметь и дали отдохнуть!
Стас, сохраняя бдительность, двинулся вперёд по вагонам. Корнилов сдерживал порывистость, которая гнала вперёд и требовала скорейшим образом поймать, схватить, задержать Бекендорфа. Но Корнилов не стал бы одним из лучших сыщиков современной России, если бы позволял адреналину и эмоциям взять власть над собой. Степенно, но быстро. Не теряя времени, но внимательно. Сохраняя осторожность, но действуя рационально и эффективно. Именно так должно вести себя в подобных ситуациях следователю УГРО.
Стас прошел вагон насквозь, все купе были открыты, Бекендорфа здесь не было. Корнилов перешел в следующий. Он отправил сообщение оперативной группе быстрого реагирования, собранной из офицеров УГРО. Разделившись по четыре человека, они заняли два купе в поезде до Хельсинки. По настоянию Стаса в группу взяли трёх женщин, потому как четверо угрюмых мужиков, которые в тишине сидят в купе и выходят только по нужде или покурить, вызовут подозрение даже у ребёнка. Но группа должна была вступить в действие лишь в самом крайнем случае, Стас искренне надеялся, что этого не случится. Сам Корнилов всегда был готов к худшему.
Стас прошёл следующий вагон, заглядывая в каждое купе. Одна пара показалась ему подозрительной. Потому что женщина сидела молча, отстраненно глядя в окно и было видно, что совсем недавно она плакала. Мужчина, нахмурив брови, молча читал что-то на планшете. Мужчина подходил под комплекцию Пожирателя, но стоило женщина обратить взор заплаканных глаз в сторону Стаса, как Корнилов мгновенно понял, что здесь виной всему бытовая ссора. Стас заметил синяки на руках женщины, и хотя ему было жаль её, сейчас у него не было времени разбираться в семейных скандалах.
Корнилов прошел в следующий вагон, где его настиг звонок мобильного телефона.
— Да? — порывисто бросил Стас.
— Стас, вы уже в поезде? — Аспирин был раздражен и разочаровано одновременно.
— Да, только что отправились.
— Стас, Елизавету отпустили.
— Что?! — Корнилов понадеялся, что ослышался. — Кто?!
— Удивлю тебя: твой хороший «друг» постарался, — негодующе ответил Антон Спиридонович.
— Датский?! — рыкнул Стас.
— Он самый, падла усатая, настоящий скандал в СКР устроил. Хорошо, хоть Клару и Ореста ему освободить не дали.
— Какое ему дело?!
— Чёрт его знает, — бросил генерал Савельев, — тебе сейчас нужно о другом беспокоиться. Есть информация, что люди Елизаветы тоже могут быть в этом поезде.
Стас едко и опасно усмехнулся:
— Елизавета хочет убрать Беккендорфа, пока мы до него не добрались?
— Скорее всего, — мрачно ответил Аспирин, — а заодно и вас всех, если получится.
— Черта с два, — угрожающе, воинственно ответил Стас.
— Её люди могут быть в поезде, Стас, — снова предупредил генерал, — будь внимателен.
Стас услышал беспокойство в голосе Антона Спиридоновича, а это означало, что ситуация более, чем серьёзная. Начиная с того, что от него, Сени и Ники зависит, предстанет ли Сумеречный Портной перед судом и заканчивая тем, что они могут погибнуть.
Стас мысленно отругал себя: ведь не хотел же он брать с собой Нику! Ведь понимал, на какой риск они все идут!
— Известно, сколько людей Елизавета отрядила на охоту за Беккендорфом?
— Понятия не имею, — вздохнул Аспирин и вдруг спросил, — Стас, может, остановим поезд и задержим всех? У нас хватит сил, люди есть и…
— Нет! — от волнения Стас произнес это резче, чем хотел, и потому добавил мягче. — Нет, товарищ генерал. Во-первых, Беккендорф обязательно заподозрит неладное и… что-то выкинет. Может быть, даже уничтожит видеозаписи, которые нам нужны, чтобы набить себе цену, как свидетелю и торговаться с нами. А во-вторых, если вы правы, и люди Елизаветы уже в поезде, могут быть жертвы среди гражданских. Я категорически против остановки поезда и общего досмотра!
Аспирин пару секунд молчал, затем явно вынужденно и с неохотой ответил:
— Поступай, как знаешь. Но я всё-таки запрошу подразделения «СОБР» на всякий случай.
— Да, лишним не будет, — кивнул Стас и поспешно добавил. — Мне нужно идти, товарищ генерал.
— Ни пуха, Стас.
— Да, к чёрту, — Стас дал отбой.
Сообщение Аспирина заставило Стаса нервничать. Один бог знает, сколько людей и с каким заданием Елизавета Гольшанская могла отправить в погоню за Беккендорфом.
— Вот же упёртая баба, — проворчал Стас своим мыслям.
Хотя Стас мог её понять. Если бы речь шла о его семье, он бы тоже бился до последнего.
В третьем с конца вагоне было закрытым только одно купе. Благо, у Стаса был ключ, который позволял открывать любое купе на свое усмотрение.
Не особо церемонясь, Корнилов открыл купе… и обнаружил внутри обнаженную пару, предающуюся жаркой любви.
— Какого чёрта?! — воскликнул голый мужчина, сидевший в углу возле окна.
Сидящая на нём девушка закричала и быстро закуталась в простыню, прижимаясь к любовнику.
— Извините, — буркнул Стас, закрывая дверь.
— Извращенец! — раздался вслед обиженный и плаксивый голос девушки.
— Успеете ещё на*****ться, — пробурчал Стас, ступая дальше.
Люди вокруг шумели, из открытых купе доносились разговоры, споры и смех. А Корнилов шёл дальше и ощущал нарастающее, сжимающее легкие, тугое напряжение. Казалось, даже воздух затвердел и уплотнился в преддверии грядущей опасности.
Его мобильный снова отозвался звонком, Корнилов поднёс дисплей к лицу и увидел, что звонит Ника.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 29 января
Воспоминания атаковали меня хаотичным и бурным потоком быстро сменяющихся изображений, звуков и запахов. Пока я прошла от начала вагона до конца, я успела прожить, наверное, лет тридцать и побывать в двух-трёх десятках стран! Когда я переходила в другой вагон, голова кружилась и болела от пережитых воспоминаний! Да ещё эти Леркины ботильоны неудобные, в которых я то и дело спотыкалась, и парик, который не к месту начал сползать с моих волос. Будет просто отлично, если я где-нибудь споткнусь и упаду к ногами Беккендорфа без парика на голове.
В следующем вагоне ехал целый класс детей! Ну или почти целый класс.
Тут стоял непрекращающийся дикий ор, дети носились по коридору, стегали друг друга полотенцами, швырялись мандаринами и конфетами и снимали происходящее на телефон. При этом все, даже девочки, дружно игнорировали порядком охрипшую учительницу.
— А ну, все успокоились! Сколько можно! Здесь поезд, а не цирк! — надрывалась она.
Я поспешила преодолеть этот бедлам и пробраться в следующий вагон. Здесь было куда спокойнее, хотя в этом вагоне не было купе, а вместо них располагались комфортные кресла. Салон вагона напоминал салон самолёта.
Я прошла между правым и центральным рядом сидений, когда внезапно задела чью-то сумку.
— Простите… — я наклонилась, чтобы подвинуть обратно небольшую спортивную сумку, которую беспощадно пнула ногой.
Но едва я коснулась её, как перед глазами вспыхнул свет, и я увидела владельца этой сумки.
Среднего роста, с бесцветными пустыми глазами и ежиком светлых волос. Он не спеша взошёл на поезд и двинулся мимо синих, ещё пустующих кресел. В нём и его походке чувствовалась какая-то странная холодная непринужденность. Этот человек выглядел так, словно смирился с чем-то неприятным, но неизбежным. И именно это в нём настораживало больше всего. А когда он сел на своё место, то быстро оглянулся по сторонам и, чуть-чуть расстегнув молнию на сумке, осторожно заглянул внутрь.
Я видела всё со стороны, и мне удалось заглянуть в его сумку. И вместо привычных вещей, которые люди берут с собой в поездку, внутри сумки этого незнакомца я увидела темное устройство с цветными проводками, металлическими трубками и двумя горящими точками зеленого и красного огоньков.
Воспоминание исчезло, я стояла между сиденьями и глазела в пол перед собой. А какая-то женщина в кремового цвета вязаной кофте дергала меня за рукав и участливо спрашивала:
— Девушка? С вами всё в порядке?
С лихорадочно колотящимся сердцем я оглянулась на неё, женщина выглядела встревоженной.
— Д-да… — заикаясь, слабым голосом, ответила я. — Всё хорошо… спасибо…
Да. Конечно. Всё было просто замечательно! Не считая того факта, что прямо здесь и сейчас среди всех этих людей сидит мужчина с бомбой в сумке!
Я попыталась вести себя обычно, чтобы не вызвать подозрения у террориста. В том, что я видела именно взрывное устройство, я не сомневалась. Помогая Стасу, я успела повидать их вживую. И я бы рада ошибиться, но шансы на это были мизерные. Да и решительное, но отстраненное поведение этого мужчины становилось понятным. Он знал, что, скорее всего, погибнет, знал и совершенно не боялся этого! Это была та безысходная неизбежность, которую он принял, и с которой смирился.
Я было подумала, что мне и Стасу дико не везёт: в погоне за Пожирателем сесть в поезд, который вот-вот станет мишенью теракта! Но потом я подумала, что это слишком странно для банального совпадения.
— «Пожиратель, — подумала я, — ему… им нужен Пожиратель!»
Я почему-то не сомневалась, что этот мужчина с отрешенным взглядом здесь не один. Скорее всего, он держит в руках запасной план, на случай если ликвидировать Беккендорфа по-тихому не выйдет. Тогда они просто взорвут поезд и будут надеяться, что Нестор погибнет в этой катастрофе.
Не оглядываясь на владельца злополучной сумки, я прошла вперёд на дрожащих ногах.
Паника внутри меня росла скачкообразным темпом. Беспокойная дрожь ощущалась во всём моем теле. У меня подрагивали губы, и по коже головы под волосами растекалась мерзкая вкрадчивая щекотка. Я отчаянно пыталась справиться с переизбытком адреналина в крови. Я ощущала удары крови в голове и нарастающее давление в области живота. На коже выступила легкая испарина.
Я поспешила отойти подальше от мужчины с бомбой в спортивной сумке.
Я понимала, что нужно вести себя как можно более непринужденно. Но как, чёрт побери, это сделать, когда рядом террорист с бомбой, готовый погибнуть здесь вместе со всеми?! Я давно не испытывала такого страха. Прозвучит пафосно, но я, наверное, боялась не столько собственной гибели, сколько возможной массовой гибели всех этих людей в поезде.
Дети, взрослые, мужчины, женщины разных возрастов и национальностей. Неужели ради того, чтобы убить Пожирателя, Гольшанские, а это наверняка их люди, готовы погубить десятки и сотни людей?! Десятки и сотни собственных сограждан?! Я понимаю, что семьи, подобные Гольшанским, вряд ли часто задумываются о жизни людей с меньшим достатком и худшим положением. Я сама как раз из подобной семьи и знаю, что Гольшанские равно, как и Лазовские, не считают за полноценных людей тех, у кого на счету меньше полусотни миллионов. Но вот так хладнокровно и безжалостно… взять и убить их всех? Просто по щелчку пальцев отнять жизни ни в чем не повинных граждан? На такое даже моя семья не пойдёт!.. Хотя… Кое-кто из наших дальних родственников уже отметился в схожих делах.
Я замотала головой, отгоняя сравнения со своей династией.
Так. Хорошо. В любом случае, первое, что мне нужно сделать, это предупредить Стаса. Да, правильно!
Я уселась на одно из свободных мест, быстро достала телефон и набрала Корнилова. Я могла бы отправить ему сообщение, и это, наверное, было бы даже безопаснее, но я боялась, что Стас может не сразу его прочитать. А эту информацию он должен был узнать сию минуту!
— Да?! — голос Корнилова прозвучал резко и агрессивно. — У тебя всё в порядке? Где ты?
Я вздрогнула и тихо проговорила в трубку.
— Я в восьмом вагоне, — чуть громче шепота проговорила я.
— Будь очень осторожна, веди себя как можно более незаметно, — судя по голосу, Стас заметно нервничал. — Похоже, в поезде могут быть люди Елизаветы Гольшанской!
— Да, я уже поняла, — с намёком и нажимом в голосе произнесла я.
Стас понял.
— Сколько? — быстро спросил он.
— Один, — я вздохнула.
— Он вооружен?
— Да, ещё как. Но не тем, чем ты мог бы подумать.
Корнилов задумался.
— Не огнестрельное? — через мгновение спросил он.
— Нет, скорее с большим… эффектом, — невеселым голосом ответила я.
Корнилов соображал быстро.
— Ника, у него бомба?! — Ага, здоровая такая, — я старалась отвечать нейтральными фразами, из которых сидевший где-то сзади от меня террорист ничего не поймёт.
Стас выругался в трубку.
— Так, только ничего не делай… Можешь его описать?
— Нет, — боязливо ответила я.
— Думаешь, может услышать?
— Очень вероятно, — кивнула я, игнорируя заинтересованный взгляд сидящей напротив полноватой женщины.
Стас выждал пару секунд.
— Можешь тогда незаметно его сфотографировать? Только, Ника, очень осторожно! И если видишь, что он может что-то заподозрить, лучше просто уйди.
— Стас, — вздохнула я, — почему ты всё время думаешь, что во мне живет дух нездорового авантюризма?
После паузы Стас с нервным смешком ответил:
— Мне с самого начала перечислить причины, или хватит двух недавних примеров?
Я сделала каменное лицо. Стас был прав.
— Хорошо, я поняла, — ответила я. — Я перезвоню.
— После этого найди Сеню. Ты помнишь, в каком он должен быть вагоне?
— В предпоследнем от головы поезда, — ответила я.
— Отлично…
— Всё, пока, — попрощалась я.
Я чувствовала, что чем больше обдумываю и представляю, как незаметно сфотографировать обладателя спортивной сумки со взрывчаткой, тем сильнее становится моё чувство страха. Я постаралась отбросить все тревожные сомнения.
Люди вокруг вели себя максимально непринужденно и естественно: кто-то читал книги, некоторые слушали музыку или увлеченно болтали, а были такие, кто просто спал. И вот это их обыденное поведение добавляло ужаса той опасной ситуации, в которой сейчас все пребывали. Они ведь даже не представляли, что им угрожает, и что сегодня в этом поезде в самое ближайшее время они все могут погибнуть.
Мы всегда думаем, что все опасности, которыми наполнен наш мир, нас никогда не коснутся. Мы живём в полной уверенности что то, о чем говорят в новостях, происходит и может произойти только с кем-то другим и где-то очень далеко. И во многом именно человеческая беспечность способствует многим трагическим происшествиям.
Чувствуя, как от нервного напряжения ноги как будто отяжелели, я встала со своего сиденья. Ощущая бешенный ритм пульса в крови, я обвела взглядом салон вагона. Некоторые из пассажиров без особого любопытства посмотрели на меня.
Я не знала, что мне делать, но я должна была как-то запечатлеть на телефон этого мужчину с отстраненным пустым взглядом. Мне в голову пришла неожиданная и совершенно дурацкая идея. Я ведь не могу просто так взять и сфоткать этого мужика, да и если встану рядом, типа я селфи хочу сделать, он тоже может что-то заподозрить. А вот если…
— Дамы и господа! — воскликнула я. — Прошу минутку внимания!..
Мой голос дрожал, но я продолжала.
— Компания РЖД проводит социальный опрос среди своих пассажиров. Целью является выяснить, насколько комфортными стали для вас поездки, и как высоко вы можете оценить уровень сервиса!
Говоря это, я достала телефон и начала снимать. Поначалу люди выглядели растерянным и смущенными, но двадцать первый век уже давно начал менять общество.
— В поезде не разносят горячий шоколад и сладости! — с издёвкой воскликнул какой-то рыжеволосый парень в сине-желтом бомбере. Сидящие рядом с ним парни одобрительно рассмеялись.
— В салоне не выдают лишние подушки, если попросить! — пожаловалась пожилая дама в розовом свитере.
— Мало места, ноги не вытянуть, — пробубнил угрюмый мужчина с бежевой рубашке.
— А мне нравится, что проводники перестали хамить! — воскликнула какая-то девушка в очках. — Серия увольнений всё-таки на них подействовала!
В её голосе слышалось злорадное торжество.
— Стало намного комфортнее, — степенно произнёс пожилой мужчина в сером костюме.
— Мне нравится, что теперь билеты можно покупать через приложение на телефоне, — подумав, сказал парень с красными наушниками на шее.
— Спасибо большое! Ролик с вашими ответами обязательно появится на официальном YOUTUBE канале РЖД! — заверила я всех, кто отвечал. Я как раз дошла до места, где сидел террорист со спортивной сумкой.
— А что вы думаете об уровне обслуживания в поездах РЖД? — максимально угодливым голосом спросила я.
Мужчина со бомбой в сумке демонстративно смотрел в окно. Я сняла его одежду, но мне нужно было и его лицо.
— Простите, мужчина, — я рискнула подойти ближе, — вы не хотите…
В этот миг обладатель пустого взгляда бесцветных глаз резко встал и скорым шагом направился прочь. Я пристально смотрела ему вслед. На одну секунду его лицо успело мелькнуть в кадре. Так что он попался.
Помешкав, я пошла следом за ним. Нельзя было упускать его из виду — он мог спрятать взрывное устройство, где угодно!
Но вдруг передо мной поднялся с сиденья ещё один мужчина, точнее парень, лет двадцати трёх на вид. Он был в серо-красной куртке с рюкзаком за спиной. Не обращая на меня внимания, он ринулся мне навстречу.
Я едва успела увернуться, чтобы он не задел меня своим рюкзаком. Но, как только он поравнялся со мной, мою голову пронзила вспышка воспоминания. И в нём я увидела ещё одно устройство странной формы с короткими металлическими трубками и тонкими закрученными спиралью проводками, возле которых горели таки же зловещие точки красно-зеленых огоньков.
Парень с рюкзаком прошел мимо меня, как ни в чем не бывало. А я пару мгновений ошарашенно глядела перед собой. Я не могла сразу прийти в себя после увиденного воспоминания. Но первая трезвая мысль буквально пронзила голову: ИХ ДВОЕ!
— Двое… — шепнула я. — Два террориста… две бомбы… Господи…
Думать нужно было быстро. Я развернулась и, сохраняя дистанцию, направилась следом за парнем в красно-серой куртке. Попутно дрожащими пальцами я отправила Стасу короткое видео с импровизированным соцопросом.
Этого мужика со странным взглядом Стас теперь знает в лицо и сможет переслать притаившимся в поезде оперативникам. А вот парня с рюкзаком я заснять не успела, и пока что никто, кроме меня, не знает, как он выглядит.
Ритм сердца участился, вместе с ним, казалось, вздрагивало все тело.
Я двигалась за обладателем объемистого рюкзака. Мы прошли два вагона. Я постепенно сокращала расстояние между нами, чтобы сфоткать его.
Парень с рюкзаком шёл впереди, он не оборачивался, но мне казалось, что его шаг ускорялся. Я украдкой сфоткала его и отправила новое сообщение Стасу.
Когда сообщение ушло, я включила блокировку и в отражении потемневшего экрана телефона вдруг заметила следующего за мной мужчину. В нем не было ничего примечательного на первый взгляд. За исключением того, что в его правой руке что-то едва заметно блеснуло.
Чувство опасности, подобно струе холодной воды за шиворотом, скользнуло по спине. Я прибавила шагу. Я даже не сомневалась, что у человека, который почти незаметно следует за мной, в правой руке нож. И намерения этого человека угадывались без труда.
Всё. Меня заметили, что было вполне ожидаемо. Чёрт возьми… Стас далеко, Сеня тоже, а где сидят законспирированные оперуполномоченные УГРО, я вообще не помнила. Поэтому я, не сбавляя хода, вломилась в первое же купе, где дверь оказалась не запертой.
Внутри купе я быстро закрыла за собой дверь и с учащенным дыханием прислушалась. Едва слышная вкрадчивая поступь прозвучала под дверью.
В этот момент за моей спиной раздался странный шорох. Я оглянулась и, вздрогнув, прижалась спиной к двери: передо мной вокруг стола сидели сразу шестеро азиатов. Не то китайцы, не то корейцы. На столе перед ними стояли две свечи, между которыми лежали какие-то амулеты и золотой медальон. А вокруг всей этой красоты был начерчен круг с иероглифами.
Кажется, я прервала какой-то обряд или что-то вроде этого. Но тоже мне… нашли место и время!
— Извините, — пробормотала я смущенно и выбралась из купе.
Я поправила парик на голове и посмотрела в обе стороны коридора вагона. Мужчины с ножом нигде не было.
Простреливающие голову воспоминания помогли мне вновь выйти на след парня с рюкзаком. Было тяжело сосредоточиться только на его воспоминаниях, когда в мой мозг разом потоком вваливались десятки эпизодов из жизни других людей. У меня ломило виски, и в затылке растекалась противная, болезненная тяжесть, но я быстро шла вперёд. Я почти не сомневалась, что парень с рюкзаком и тот, с отрешенным взглядом, могут заложить свои бомбы прямо сейчас, чтобы не рисковать быть пойманными.
Чёрт! Всё моя вина! Идея с этим видео была дурацкой! Но хотя бы я смогла передать Стасу и Сене изображения этих двоих. Надеюсь, парня с рюкзаком они тоже узнают: его-то я сфоткала только сзади.
От понимания того, сколько всего сейчас зависит от наших со Стасом и Сеней действий, становилось невыносимо жутко. Воображение в соавторстве с паническим предчувствием рисовали кошмарные сцены возможного итога событий!
Я нерешительно последовала в том направлении, где скрылся парень с рюкзаком. Сердце сейчас билось ритмичными тяжелыми и гулкими ударами, похожими на звук падающих из протекающего крана капель, усиленный микрофонами. Казалось, звуки сердечных ударов звучат по всему телу и отмеряют секунды до катастрофы, которую мы должны, просто обязаны предотвратить.
Впереди меня из купе вышел какой-то полный мужчина в серых брюках и синем свитере. Пряча правую руку в кармане и прижимая левой телефон к уху, он с кем-то разгоряченно спорил:
— Да не буду я им давать скидку! Да ***** мне, что они у нас уже заказывали оборудование! Ну?.. И что теперь?
Я не без труда обошла этого громкого и крупного субъекта, прошла дальше и почти добралась до двери в тамбур, когда внезапно ощутила странный мороз, растекающийся по коже. Что-то произошло с окружающей реальностью. Мне показалось, что изменился и поблек свет, и звуки вокруг исказились, стали низкими и тягучими. А сама я испытала быстро распространяющийся по телу озноб.
Впереди я увидела несколько блекло-серых низких фигур. На мгновение у меня застыло дыхание и замер пульс. Это были они. Те самые девочки, воспоминания которых я увидела, посетив «Зеленую колыбель». Таня, Диана, Ира, Лиза. Те самые четверо девочек, которых Беккендорф отдал на растерзание Сумеречному Портному. Они были здесь, они стояли передо мной и, молча, с печалью на лице смотрели мне в глаза.
Одна из них вдруг вышла вперёд, на её протянутой ладони краснело что-то похожее на шар. Нервно сглотнув, я узнала на её руке клубок красных нитей. Глядя мне в глаза, девочка перевернула ладонь, клубок нитей упал на пол и покатился ко мне. Я настороженно глядела на него. Он ударился о нос моего правого ботильона, я присела и нерешительно взяла его в руки. К моему ужасу клубок был тёплым и пульсировал в моей руке, как сердце. Или, возможно, мне это только казалось.
Я подняла взгляд, воспоминания убитых Портным девочек исчезли. Я увидела, что от пульсирующего клубка в моих руках, тянется нить. Слегка извиваясь, красная нить тянулась через весь коридор до дверей тамбура.
Мир вокруг оставался странным, с искаженными звуками и блеклыми цветами. Может, я схожу с ума, но мне даже показалось, что я сейчас пребываю в иной реальности, отличной от той, в которой мы все существуем. Мелькнула пугающая мысль, что я оказалась в мире воспоминаний, в мире, где обитают последние чувства и эмоции, которые когда-то испытывали те, кто навечно покинул нас. Я шла вперёд, чувствуя, как меня трясет, как трудно дышать, и я замечала, что мне больше не встречались люди. То есть, никто. Совсем. Абсолютно. Пока я шла с клубком красных нитей в руках, я не встретила ни одного человека. И самое ужасное, что я даже не слышала их голосов. Теперь звучал лишь перестук колёс поезда.
Я прошла в следующий вагон. Все купе здесь были открыты нараспашку, как и все окна. В вагон залетал ветер, на пол и сиденья сыпался снег. И никого, ни единого человека. Только я. Я и клубок красных нитей.
По мере того, как я шла вперёд, он пульсировал всё сильнее. Я прошла до дверей тамбура и перешла в другой вагон… И внезапно серая, безжизненная и безлюдная реальность исчезла. На меня резким шквалом обрушились звуки человеческих голосов, доносившаяся откуда-то музыка, а рядом со мной в открытом купе что-то взахлеб обсуждала компания из трёх парней и двух девушек.
Я снова была здесь, с людьми в нашей реальности. Но клубок из моих рук исчез, а вместо него на ладони осталась влажная кровь. Она стекала по моей руке мелкими каплями, между пальцами сочилась на пол.
Я завороженно глядела на неё, пытаясь осознать и понять происходящее.
— Ника!
Я вздрогнула от крика и подняла взгляд. Ко мне подбежал взмыленный Сеня.
— Ты в порядке? Я видел сообщения от тебя…
Тут его взгляд упал на мою руку, и лицо Арцеулова побледнело.
— Что с тобой?! Ты ранена?!
— Н-нет… это не моя кровь, — медленно ответила я.
Сеня вытаращенными глазами глядел на меня.
— Что?! А чья?!
Я сжала кулак с кровью и посмотрела на Сеню. Арцеулов, часто дыша, во все глаза глядел на меня. Сеня был сбит с толку и жаждал ответов.
Я перевела взор на закрытые двери купе и тихо, так чтобы слышал только Сеня, сказала:
— Он здесь.
— Кто? — нахмурился Арцеулов.
— Пожиратель, — ответила я.
Сеня оглянулся на купе, затем снова посмотрел на меня.
— Откуда ты это знаешь?
— Мне… показали, — ответила я.
— А…
— Сень, просто поверь, он здесь, — попросила я встревоженным голосом. — Он здесь и…
Я разжала ладонь и снова взглянула на кровь:
— Прямо сейчас его убивают…