СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 29 января.
Увидев, что Ника прислала видео, Стас сперва недоуменно нахмурился. Но, едва он просмотрел его, как на лице у него расплылась одобрительная улыбка.
— Ишь, какая находчивая, — похвально проворчал он.
Пусть и всего на секунду, но лицо потенциального террориста все же попало на камеру телефона Ники, и теперь Стас знал его в лицо. И не только он. Стас переслал сообщение двум группам оперуполномоченных, которые ждали команды.
«Действуем очень осторожно, оружие применять только в случае крайней необходимости», — написал Стас.
Он ринулся вперёд по вагонам. С момента, как пришло сообщение от Ники, прошло полминуты. Ника была в восьмом вагоне, а он сейчас в четвёртом. Как далеко может убежать этот мужик с бомбой в сумке за это время? У него на выбор четыре вагона, в которых можно спрятаться.
Стас поразмыслил, как бы он действовал на месте террориста, если бы заподозрил, что его засекли? Самым эффективным способом, как это ни печально, было бы использовать взрывное устройство и максимально быстро покинуть поезд.
Стас уже сталкивался с минами и бомбами, но прежде ему ещё не приходилось спасать от теракта поезда. Корнилов старался не думать о возможном количестве жертв, это было заведомо пораженческое мышление. Вместо этого он сосредоточился на том, кудаон, на месте террориста, по-быстрому пристроил бы устройство? Если оставить в вагоне, громыхнет конечно знатно, но убьет преимущественно, только людей в этом самом вагоне. Значит, скорее всего, бомбу для наибольшего эффекта стоит разместить между вагонами в месте их сцепления. Такой взрыв ударит по двум вагонам сразу, и направит ударную волну сразу в обе стороны. Поезд едет на огромной скорости, и поэтому больше всего пострадают вагоны, едущие за точкой взрыва. Значит, террорист будет стремиться заложить мину как можно ближе к электровозу. Значит, нужно его подождать. Стас остановился и сделал вид, что глядит в окно. Хлопнула дверь тамбура.
Корнилов бросил взгляд в сторону звука, но это была какая-то женщина с пачкой сигарет в правой руке.
Стас смотрел на пролетающие за окном зимние пасторали и мысленно отсчитывал время. Он не смотрел на часы, предпочитая считать время лично.
Прошло двадцать секунд. За окном промелькнули деревенские дома и небольшие уютные коттеджи. Сорок пять секунд. Лес, бесконечный густой лес за окном. Стас подавлял рвущееся наружу нетерпение. Рядом за спиной пробежали двое шумных детей. Стас отвлекся, посмотрел им вслед. Увидел, как на детишек зашикала мать и быстро загнала их в купе.
Стас представил, что эта молодая мать и двое её детей могут погибнуть, могут никогда не вернуться домой, и эти дети никогда не начнут жить…
Корнилов мотнул головой, прогоняя прочь назойливые мрачные мысли. Прочь. Этого не будет! Этого не произойдёт! Они не допустят! Он не допустит…
Открылась дверь из тамбура. Стас бросил взгляд в сторону и тут же вновь уставился в окно. Это был он. Тот самый мужчина с… очень неприятным взглядом. Взглядом человека, который готов на все, и ему всё равно.
Стас ждал, когда он подойдёт ближе. Корнилов с трудом удержался, чтобы не взглянуть на сумку в руке мужчины. Но тот вдруг остановился. Стас почувствовал, как его сердце сделало сальто, и осторожно взглянул на мужчину с сумкой.
Тот мгновение смотрел ему в глаза, а в следующий миг развернулся и бросился прочь. Стас молча рванул за ним. Мелькнула мысль выстрелить в спину мужчины, но Корнилов не знал, какого рода взрыватель на бомбе террориста. Это может быть едва заметный проводок с кнопкой, зажатой большим пальцем террориста, и стоит его пристрелить, как палец разожмется, и это будет конец. Стас уже видел последствия поспешных действий как полиции, так и подразделений сил специальных операций.
Они ворвались в следующий вагон. Корнилов выругался, увидев сколько людей вышли из своих купе.
— Мать вашу!.. — рявкнул Стас.
Люди во все глаза таращились на двух бегущих мужчин.
Внезапно террорист резко остановился и замер, подняв вверх правую руку. Стас тоже остановился на бегу.
— Всем оставаться на месте! — проорал он неожиданно высоким голосом. — Я взорву здесь всё к чертям! Я взорву! Стоять!..
Стас остановился, гневно дыша и глядя на террориста.
— Ни с места, мент! — мерзко ощерившись, произнёс террорист. — Я взорву на хрен этот поезд!
Люди вокруг буквально оцепенели, все в ужасе глядели на происходящее.
— Сам-то тоже сдохнешь, — холодно проговорил Стас с презрительной снисходительностью.
— Да и по**й, — с ядовитым пренебрежением бросил мужчина. — Меня в этом с**ном мире больше ничего не держит!
Стас смотрел ему в глаза и видел, что этого человека бесполезно убеждать в обратном. Он давно решил уйти и только ждал момента, чтобы сделать это как можно заметнее и больнее для всех. Он ненавидел этот мир и ненавидел всех живущих в нём. А это значит, что и взывать к его совести и жалости тоже бесполезно.
— А если его нет в этом поезде? — Спросил Стас.
Его вопрос поставил террориста в тупик.
— Чего?
— Если Беккендорфа нет в этом поезде, — произнес Корнилов, — всё, что ты сделаешь, будет напрасно. Разве нет?
— Я знаю, что он в этом поезде, — гадостно ухмыляясь ответил мужчина. — Мы знаем. И он обязательно сдохнет, мент. Можешь не сомневаться.
— Не факт, — пожал плечами Стас. — Если ты взорвешь бомбу здесь, пострадает только этот вагон и немного те, что рядом.
В глазах террориста мелькнула тревога, ему хотелось уйти как можно громче. Ему хотелось, чтобы все заметили его уход, чтобы все говорили об этом. А это можно было сделать только прихватив с собой несколько десятков или даже сотен спутников.
Елизавета Гольшанская отлично знала, кого посылать на такое задание.
— Ты даже не знаешь, какая мощность у этой штуки, — с торжеством проговорил террорист.
— Полагаю, у тебя в сумке килограммов шесть тетрила, чего вполне достаточно, чтобы поезд сошел с рельсов и погибло достаточно человек, чтобы об этом поговорили пару-тройку недель.
— Пару-тройку недель?! — воскликнул мужчина, и глаза его едва ли не буквально налились кровью. — Об этом буду говорить годами!
«Бедный парень», — мимоходом подумал Стас, — «Он считает мир дерьмовым местом, а людей в нем искренне презирает. Но, видимо, сам даже и не подозревает, что человечество, в большинстве своем, эгоистично ровно настолько, чтобы быстро забыть о произошедшей под Москвой трагедии. В лучшем случае, пройдёт пара месяцев, пока подавляющее большинство людей перестанет обсуждать этот теракт и количество жертв».
Кто из нас сегодня помнит, что именно случилось в Беслане в четвертом? Кто помнит Будённовск, Домодедово или взрыв домов на Каширском шоссе и улице Гурьянова? В лучшем случае, «сознательные» граждане помнят Норд-Ост, да и то только потому, что из этой трагедии на крови погибших раскрутили настоящий инфоповод.
— Не хочу тебя огорчать, — продолжал Стас, — но нет. О том, что здесь случится, вряд ли будут долго говорить. Людей куда больше волнует то, что происходит с ними, то что затрагивает их каждый день. Цены на бензин, выплата ипотеки, какой сериал посмотреть, и что надеть завтра на работу. А уж о тебе и вовсе никто даже не узнает.
— Неужели?! — прорычал мужчина, прожигая Стаса ненавидящим взглядом.
— Да, — без сожаления, легко ответил Стас. — Ты ведь здесь даже не по своей воле, а по поручению… мы оба знаем кого.
Корнилов сделал выразительное ударение на последнем слове. Судя по лицу мужчины с пустым взглядом он поверил в слова Стаса и нашёл их вполне разумными. Корнилов видел, что террорист замешкался. Он готов был погибнуть, готов был пожертвовать собой, лишь бы сделать этому миру и стране как можно больнее перед своим уходом.
Слава… Ему нужна была слава. Ему хотелось быть уверенным, что о нём будут говорить после его ухода, что его поступок будут обсуждать десятилетиями… А сейчас стараниями Стаса этот отчаявшийся, обозлившийся и сбившийся с пути человек засомневался, и в его взгляде появился страх.
Стас видел, что террорист уже, возможно, готов отказаться от задуманного.
Положение было подобно сверхчувствительным весам, готовым сию же секунду качнуться в одну или другую сторону. На одной чаше весов был благополучный исход ситуации, а на другой самый негативный и неприемлемый.
Стас оставался спокойным, молча наблюдая за террористом. Сейчас не нужно было вмешиваться и пытаться убедить его. Если он примет нужное Стасу решение, сам он должен думать, что это решение его и только его.
Сзади в конце вагона вдруг распахнулась дверь. Стас едва успел разглядеть пистолеты в руках ворвавшихся в вагон оперативников.
«Да чтоб вас!..» — мысленно выругался Стас.
Время замерло, а затем секунды потекли вяло, неторопливо, точно стекающий вниз густой вязкий соус. Террорист начал оборачиваться назад.
— Руки за голову! — вскричал бежавший впереди всех оперативник, вытянув пистолет перед собой.
Люди вокруг упали на пол, инстинктивно закрывая головы руками. Все, кроме одного. Кроме мужчины в чёрных джинсах и полосатой рубашке. Стас уже в прыжке к террористу увидел, как человек в чёрных джинсах, стоя за спиной четырёх оперативников, выхватывает пистолет.
«Ну конечно» — искрой мелькнула в голове Стаса быстрая мысль, — «Их должен был кто-то страховать».
Его предупреждающий крик повис в воздухе, но Корнилов видел, что оперативники не успеют среагировать. Стас левой рукой схватил мужчину за кулак, в котором был зажат взрыватель. Террорист обернулся на него, на перекошенном лице застыл настоящий испуг и смятение. Корнилов был безжалостен: зажатым в правой руке ножом он рассек горло мужчины с пустым взглядом. Глаза того расширились от удивления, он втянул в себя воздух и начал оседать. Стас присел вместе с падающим телом.
В этот миг прозвучали четыре быстрых выстрела. Пронзительно закричала какая-то женщина. На глазах Корнилова двое оперативников упали замертво с простреленными головами, третий успел выстрелить, но промазал, а пуля мужчины в чёрных джинсах прострелила его колено. Четвёртый оперативник с расширенными от ужаса глазами пытался трясущимися руками выхватить ствол.
Стас, левой рукой удерживая взрыватель, правой достал свой револьвер, вскинул и, почти не целясь, спустил курок. «Питон» вздрогнул в его руке, и через долю секунды убийца в полосатой рубашке отлетел к стене, сполз на пол и задёргался в конвульсиях. На его груди быстро проступило бесформенное багровое пятно.
Стас спрятал револьвер. В ушах у него учащенно и гулко стучал пульс.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 29 января
— Ника, где?! В каком купе?! — взволнованно кричал Сеня.
— Я не знаю! — едва не плача, отвечала я.
Я чувствовала и знала, что Беккендорфа убивают прямо сейчас за одной из восьми дверей! И я, чёрт побери, понятия не имела, за какой!
— Ника!.. — позвал Сеня.
— Я пытаюсь! — прокричала я в ответ.
Всё моё тело заполнил гремящий сердечный ритм. Паника душила и сдавливала в своих тисках, щекотные капельки испарины медленно скатывались по шейным позвонкам.
«Где же ты!» — скривившись, пытливо думала я. — «Девочки!.. Покажите мне! Пожалуйста! Прошу вас! Пожалуйста!»
Тщетно. Восемь плотно закрытых дверей, отличающихся лишь нумерацией. В одном из них гремит музыка и слышится хохот. Нам точно не туда. Осталось семь. Где же ты? В каком купе?!
Пульс отмерял доли секунд, пропитавшее кровь напряжение каменело и вибрировало в локтях, плечах и коленях. Мой беспомощный взгляд метался от одной двери к другой. Я словно надеялась увидеть сквозь них. Моё желание узнать и успеть спасти Беккендорфа было так велико, что я как будто пыталась взглядом проникнуть за закрытые двери купе. Гремящая музыка и хохот, доносившиеся из одного купе, сливались с шумом пульса в моей голове. Я закрыла глаза. От захлёстывающего меня волнения и зашкаливающего страха ноги становились ватными, в коленях растекалась мерзкая слабость. И вместе с тем в сознание внезапно вклинились обрывки воспоминаний. Я замерла на несколько мгновений. Я глядела перед собой, чувствуя, как сердце требовательно рвётся из груди.
А в следующий миг я бросилась к купе с номером четыре!
— Здесь! — закричала я Сене. Арцеулов отпихнул меня в сторону, быстро открыл дверь и едва успел увернуться от широкого взмаха ножа. Я вскрикнула, прижав руки к лицу, отскочила назад. Оставивший Беккендорфа смуглый мужчина с темной бородой сверкнул оскалом и навалился на Сеню. В его правой руке зловеще переливался нож с широким массивным лезвием, край которого был выпачкан в крови.
Они с Сеней повалились на пол, начали неистово лупить друг друга. Между ними завязалась молчаливая, яростная схватка. Я неуверенно приблизилась к ним, надеясь помочь Сене. Но Арцеулов заорал мне:
— Не лезь!!!
Я отпрянула. В этот момент из купе, шатаясь, вывалился Беккендорф. Он был взмылен, его всклоченные волосы торчали во все стороны. Зажимая рукой окровавленную рану на плече, он бросил взгляд на борющихся мужчин, затем на меня. Мы с ним встретились взглядами, я увидела, как изменилось лицо Пожирателя: он узнал меня. Он прорычал ругательство и, спотыкаясь, бросился прочь. Я с ошеломленным видом посмотрела ему вслед, затем обернулась на дерущихся Сеню и чернобородого убийцу и снова растерянно уставилась вслед Беккендорфу.
Сеня сказал не лезть… Надеюсь, он справится. Но мы не можем опять упустить Пожирателя. Потому что, я в этом почти не сомневалась, второго шанса поймать его нам не представится: или он безнадёжно и крепко заляжет на дно, или же раньше нас до него доберутся люди Елизаветы.
Да, несмотря на запредельный уровень шокового состояния и вызванное этим смятение, я осознавала уровень опасности. Я понимала, что Пожиратель может запросто убить меня. Но я также понимала, что сейчас он легко может ускользнуть.
Я перешла в следующий вагон, здесь столпилось большое количество любопытных, я слышала, что все обсуждают какие-то выстрелы, раздавшиеся в первой части состава. Я тут же подумала о Стасе и о том террористе с пустым, отстраненным взглядом. Предостерегающее, тревожное чувство закралось внутрь меня и застряло в горле. Отбрасывая пугающие раздумья о Стасе, я едва не бежала вперёд. В следующем вагоне я его догнала, точнее увидела спину убегающего Беккендорфа.
— Нестор! — зачем-то закричала я.
И тут же поняла, что это была ошибка. Пожиратель развернулся и вскинул руку с пистолетом. Люди в вагоне с криками, пригнувшись едва ли не к полу, юркнули в свои купе. Большинство из них тут же позакрывали двери к себе.
Беккендорф, в безумном взгляде которого дрожали лихорадочные блики, свирепо и шумно втягивал носом воздух. Его правая рука с пистолетом слегка подрагивала. Я инстинктивно подняла ладони на уровне груди и чуть отступила назад. От плеч по спине до пяток спустилось щекотное, вибрирующее и прохладное чувство — мое тело лучше меня ощущало зашкаливающую опасность и вероятность моей сиюминутной гибели.
— Надо было вас с твоей подружкой ещё тогда по-тихому удавить! — озлобленно прорычал Пожиратель.
— В конечном итоге это всё равно ничего бы не поменяло, Беккендорф, — подрагивающим голосом проговорила я. — О том, что ты делал с этими девочками, рано или поздно всё равно стало бы известно.
— Я с ними ничего не делал, — фыркнул Пожиратель и похабно ухмыльнулся, — я только иногда наблюдал…
— И записывал видео, — выразительно произнесла я.
Ухмылка сползла с лица Беккендорфа.
— Так полиции от меня нужны видео?
— Да, — я не стала скрывать истины, в этом не было смысла.
— Интересно… — протянул Пожиратель. — А что нужно тебе? Ты ведь не полицейский… что тебе надо от меня? А?
Я пару секунд смотрела в его глаза. Там в бликах и отражениях очертаний коридора вагона дрожала накопленная ненависть, злое презрение и тщательно скрываемая трусость. В этот миг для меня стало ясно, что Беккендорф, как и многие другие до него, стал порочным и мерзким человеком, чтобы скрыть собственную слабость, страхи и осознанное чувство неполноценности. Этот человек в глубине души презирал себя, стыдился своей истинной натуры, боялся своих мечтаний. И ещё больше боялся, что кто-то может узнать его настоящего.
— Мне от тебя нужно только одно, чтобы ты перестал бояться себя, — произнесла я печальным и проникновенным голосом.
Беккендорф скривился.
— Бояться? Себя?! Ты головой ударилась что ли? Или дура от рождения?!
— Ты знаешь, что я права, — не обращая внимания на его язвительность, произнесла я и сделала шаг вперёд.
— Чего?.. — лицо Пожирателя перекосило от непонимания. — Что ты несёшь?
— Что это было, Нестор? — вопрошала я. — Что ты пытался скрыть от мира, все эти годы? Что ты пытался защитить своей показательной жестокостью и мерзостью? Ты ведь не психопат, Нестор. Твоё мышление и эмоции такие же, как у большинства людей. Значит твои преступления — лишь тщетная попытка защититься от этого мира и самоутвердиться в нём. Эти девочки… Ты считал себя их хозяином, не так ли? Ты делал это все не только ради денег, тебе нравилось… чувствовать себя всемогущим, распоряжаться их судьбами… Тебе нравилось, когда они молили тебя о пощаде… Умоляли не отдавать их в руки этих богатых извращенцев… Говоря это, я ступала вперёд, постепенно приближаясь к Нестору. На его лице так и застыла перекошенная гримаса.
— Что ты можешь знать обо мне?!
— Гораздо больше, чем ты решишься кому-то рассказать, — размеренно и мягко произнесла я. — Ты… ты рос с двумя старшими сёстрами и тёткой… Тебе было очень несладко, сёстры то и дело подшучивали и даже издевались над тобой… Из-за этого над тобой нередко глумились и в школе… И хотя тебе, наверняка, доставалось от мальчишек твоей школы, больше всего ты ненавидел девушек… Нет! Я быстро мотнула головой, пристально глядя в глаза Беккендорфа, его зрачки начали расширяться.
— Девочки, — с нажимом проговорила я. — Ты их ненавидел. Ненавидел девчонок из своего класса… Да, Нестор? В каждой из этих девчонок, что ты подкладывал богатеям, ты видел кого-то из своих ненавистных одноклассниц? Так ведь? За что тебя больше всего презирали, Нестор? За что над тобой издевались?.. И за что ты больше всего ненавидел девочек, Нестор?..
Я подступила ещё ближе.
— А-а… — кивнула я, — да… Ты ненавидел девочек, потому что… ты не мог себе позволить то, что могли позволить они. Тебе хотелось другого Нестор… Так ведь?
Я вспоминала те эпизоды из жизни Нестора, которые мне удалось увидеть, когда я перебирала его вещи. Если я права, то многое в поведении Беккендорфа на протяжении всей его жизни теперь становилось понятным. А судя по бледному лицу Нестора и выступившим каплям пота на его щеках, я, как минимум, была близка к истине.
— Тебе ведь всегда нравились не девочки, Нестор… — проговорила я уже тише.
— А ну заткнись! — вскричал взбешенный Нестор. — Захлопни пасть! Слышишь?! Ты ничего обо мне не знаешь! Ни черта! И не смей тут стоять и трындеть с таким умным видом, как будто ты знаешь большего моего!..
Он тяжело сглотнул и продолжил свою тираду:
— Девок я всегда презирал и ненавидел за их лживую, непостоянную и меркантильную натуру! Посмотрите на себя! Вы же с детства только и делаете, что берёте… В какой-то момент вы решили, что вам всё дозволено, что вы можете играть чувствами парней, что можете требовать от них все, что захотите, стоит вам только ноги раздвинуть… А что вы вообще можете предложить мужчине, кроме своего тела и временной, фальшивой любви? Вы всегда… постоянно ищете только там, где вам выгодно, и вам плевать на чувства парней… Вы никогда не сможете до конца понять мужчин… Зато один мужчина всегда поймёт другого… Нам куда больше свойственна верность и преданность, мы и правда умеем любить и горячо, и долго, мы умеем хранить любовь… а не ищем, где уютнее и потеплее… Так какого хрена стоит на вас тратить время и силы… Единственное, на что вы годитесь, так это исключительно на репродуктивную функцию… Всё! В остальном вы — пустое место! Наглые, лживые, двуличные, жадные и меркантильные с**и!
Выплюнув всю эту болезненную тираду, Беккендорф с яростью сплюнул себе под ноги.
— Будьте вы все прокляты, грязные ш**хи!..
Я почувствовала странный толчок в спину. Как будто плотный сгусток воздуха врезался в мою спину и пронзил легкие, сердце и грудь. А в следующий миг грянул грохот, я увидела вспышку пламени, пол под ногами взбрыкнул, поднялся вверх. Я упала на спину и полетела назад.
Гудящий, мощный, рокочущий звук, скрежет металла и звон лопающихся окон поезда. Всё пространство вокруг меня содрогалось свирепыми толчками. Меня швырнуло влево и назад, я влетела в открытую дверь одного из купе, мощный удар в спину вышиб из меня воздух, в глазах потемнело.
Я услышала чей-то крик, в окне рядом со мной мелькнуло вечернее небо, заснеженные деревья и головокружительная высота.
С тяжелым протяжным стоном вагон перевернулся, я ощутила новый удар, пол подо мной накренился, и я сползла вправо, врезалась плечом и ребрами в сиденье купе! Я не сразу осознала, что лежала рядом с сиденьем… на потолке. Вагон снова качнулся, я сползла в сторону и тут же увидела, как на меня падает чья-то плотно набитая дорожная сумка из открывшегося рундука. Я чудом успела увернуться и юркнула в сторону. В тот же миг я увидела мужчину, безжизненно повисшего на перилах коридора в вагоне. Под ним, в выбитом стекле зияла ужасающая высота и трепетали свесившиеся вниз порванные тёмно-синие занавески.
В вагон поезда влетал порывистый холодных ветер. Рядом со мной с шипением искрился разбитый светильник, а под столом я увидела ещё одно тело — молодая женщина. На её голове темнела жуткая, залитая кровью, кошмарная рана.
Корчась от боли в ушибленной спине, плечах и чувствуя сползающую по щеке струйку крови, я обвела взглядом купе, затем снова посмотрела вниз на разбитое окно коридора поезда. Послышался скрип, стук, я перевела взор и увидела, как несколько сумок из багажа мёртвых пассажиров сползли вниз. На моих глазах две больших дорожных и одна женская сумочка провалились в разбитое окно. Словно в каком-то сюрреалистичном slowmo я увидела, как сумки, медленно вращаясь, летят вниз в глубокую пропасть. Задержав дыхание, я с ужасом наблюдала, как сумки стремительно уменьшались в размерах, пока не взорвались белыми всплесками на поверхности тёмной серой реки, протекавшей внизу. Теперь понятно, откуда доносится этот запах влажного холода.
Внутри вагона вновь что-то обрушилось и прогремело. Я услышала чей-то крик. Вагон в который раз слегка накренился. Меня прижало к стене купе с окном, и через его покрытую трещинами поверхность я увидела ужасающую картину, как сразу несколько человек, беспомощно барахтаясь в воздухе, рухнули вниз, в пропасть. Вагон снова встряхнуло, он перевернулся так, что я едва не рухнула вниз, на стену с дверью купе. Я отчаянно удерживалась, упираясь ногой в верхнее сиденье и разложенный столик.
Меня пробрал леденящий кровь ужас. Я понимала, что вагон вот-вот рухнет вниз, на дно глубокого оврага, над которым, до сегодняшнего дня пролегал мост.
Нужно выбираться отсюда! Эта трезвая мысль ворвалась в мое сознание и словно забила в тревожный колокол. Часто дыша, стараясь унять угнетающее шоковое состояние, я осмотрелась и только сейчас увидела, что стена справа от меня проломлена и вполне можно пробраться в соседнее купе. Потому что из того, в котором я сейчас, выбраться уже не получится, окно, смотрящее вверх, придавило каким-то металлическим обломком. Даже если я его разобью, мне не выбраться.
Я, стараясь не двигаться резко, шипя от тупой и давящей боли в спине и в правом колене, пролезла вперёд. Мне пришлось изловчиться, чтобы проползти мимо торчащего под опасным углом заостренного обломка, на котором уже засыхала чья-то кровь.
Как только я перебралась в соседнее купе, из моих уст вырвался крик ужаса.
Купе было залито кровью, здесь все были мертвы. Погибла целая семья. Мужчина, женщина и двое детей… Я встретилась взглядом с застывшими глазами мальчика лет десяти, и с моих уст сорвалось судорожное всхлипывание.
— Господи… — выдохнула я, чувствуя, что задыхаюсь. Я зажмурила глаза и скривилась. Воспоминания погибших людей закружились в моей голове, подобно беспокойной стае бабочек. Последним из них был день, когда родители в этой семье объявили детям, что завтра они едут в Финляндию. Радости детей не было предела. Сколько радостного предвкушения и восторга было в голосах счастливых детей и смеющихся родителей. Они так давно планировали эту поездку, они уже несколько раз откладывали планы посетить эту страну, несколько раз им мешали разные обстоятельства… словно кто-то пытался помешать им отправиться в это путешествие, словно зная, что из этой поездки они не вернутся…
Я истерично замотала головой, отгоняя прочь нахлынувшие не к месту воспоминания только что погибших людей. Я услышала надрывный стон боли и хрипловатый крик. Беккендорф! Он жив!..
Мысль о Пожирателе беспокойным волчком завертелась в моей голове.
Я, сохраняя осторожность, терпя саднящую глубокую боль в спине и содранных в кровь локтях, перебралась к столику и, бросив взгляд вниз, на коридор вагона, увидела Беккендорфа.
— По… моги… — с трудом, выплевывая кровь через разбитые губы, прохрипел Нестор.
До меня не сразу дошел смысл его просьбы, поскольку я не могла отвести шокированного взгляда от огромного треугольного обломка металлической отделки потолка, который вонзился в грудь Беккендорфа.
Темная кровь багровой звездой «разгоралась» на теле Нестора, пропитывая одежду и стекая в разные стороны по поверхности окна и стене коридора.
— Помо… ги… — прохрипел ещё раз раненный Бекендорф.
Я обладала скудными познаниями в медицине по сравнению с любым студентом медвуза, но даже я понимала — ему не выжить. Этот кусок металла почти разрезал его пополам.
Я с трудом оторвала взгляд от ужасающей раны на теле Пожирателя и посмотрела в его глаза. Я всхлипнула, когда увидела в глазах жестокого и гадкого человека настоящие, неподдельные страх и слёзы. Он боялся, как и все другие люди. И он не хотел умирать, как и все другие люди в мире. Он был беспомощен и осознавал это, но ещё не понимал, что уже почти покойник. Нестор Беккендорф, подобно утопающему, отчаянно хватался за жизнь, сопротивляясь скорой гибели.
Его жалостливый беспомощный взгляд заплаканных глаз и понимание, какую боль он сейчас испытывает, вызвали у меня истерическое состояние. Я задрожала всем телом, чувствуя, как теплые, соленые слёзы потекли по моим щекам.
Да, Беккендорф — сволочь и скотина, каких поискать в наше мире. Хуже того, он самый настоящий подонок!.. Но я ни в коем случае не желала ему смерти, тем более вот такой.
— Пож-ж…с-ста… — на губах Беккендорфа лопнул кровавый пузырь.
— Подожди… сейчас… — я поняла, что должна сделать хоть что-то, хотя бы просто попытаться, это гораздо лучше, чем просто наблюдать, как он умирает.
Нельзя стоять и наблюдать чужую боль или чужую смерть, и не попытаться помочь хоть чем-то, хоть как-то. Даже если я уверена, что ему не выжить, я обязана что-то предпринять!
Стараясь не упасть, я с величайшей осторожностью спустилась вниз к Нестору. Я присела на стене с дверью купе, которая теперь лежала горизонтально. Теперь нас разделяло не больше полутора метров. Ещё немного и… И что? Чем я собираюсь ему помочь? Я нервно сглотнула, вдруг осознав, что и правда совершенно не знаю, что собираюсь предпринять. Я могла бы спуститься вниз, но… Но Нестор лежал на треснувшем окне поезда и любое увеличение веса повлекло бы его обрушение. Да и что потом? Я бы всё равно не смогла его оттащить в сторону — сейчас, я уже видела, что осколок потолка не просто пронзил тело Нестора, он ещё и фактически пригвоздил его к окну. И я ничего, вообще ничего не могла сейчас сделать, чтобы хоть как-то помочь ему!
От понимания этого меня охватил новый приступ рыданий.
— Нестор… — всхлипнув, прошептала я. — Я не могу… не могу… я не знаю… ты… я не знаю, что делать! Прости! Прости! Прости!!!
Я замотала головой, истерично зажмурив глаза.
— Прости! — прошептала я с горьким сожалением. — Прости… я не знаю…
— Я… умираю?.. — прошептал он с трудом и вдруг испытал явное облегчение от того, что сказал это вслух.
— Да, — кивнула я, глядя на него сквозь влажный туман слёз. — Прости…
— То… что… ты… сказала… — прохрипел он. — Откуда?..
— Откуда? — переспросила я, и он на миг закрыл глаза вместо кивка головой.
Я вздохнула, вытерла слёзы с щек и прошептала.
— Я… Нестор, я… я могу видеть… гораздо… гораздо больше, чем другие люди…
Нестор смотрел на меня слегка затуманенным взором.
— Об… сни…
— Объяснить? — слова Нестора звучали едва слышно, и мне приходилось напрягать слух, чтобы услышать, что он говорит. — Я… Ну, это трудно… В общем я вижу… я могу видеть воспоминания… Понимаешь?
Пожиратель медленно закрыл глаза, на мгновение мне показалось, что он их уже не откроет, но тут он вновь взглянул на меня.
— Мжш…
— Что? Могу? Что могу? — беспокойно переспросила я.
— Рказть… — выдавили губы Нестора.
— Что именно? — спросила я, нервно сглотнув.
— Что-то… — он подавился, выплюнул очередной сгусток крови и с усилием вымолвил. — Что-то… хшее…
— Что? Хорошее? — быстро спросила я. — Ты хочешь услышать про что-то хорошее в своей жизни? Да? Что-то, что ты уже не помнишь?..
Нестор закрыл глаза. Ну конечно. Даже таком чудовищу, как Пожиратель хочется узнать, что в его жизни было что-то прекрасное, светлое и доброе. Хоть что-то, пусть даже крупица. Хотя бы тщедушный, но заметный лучик света, забитый и погасший где-то в глубине зачерствевшей души и охладевшего сердца. Хоть что-то…
— Твоя мама… — проговорила я. — Ты ведь не всегда жил со своей теткой и старшими двоюродными сестрами… Ты какое-то время жил с мамой… Ты не помнишь?
Он едва смог шевельнуть головой.
— Когда у твоей матери не было… не было ночной смены, она всегда читала тебе… Одной из твоих любимых книжек были сказки братьев Гримм. Помнишь? Такая яркая книжка с золотой надписью и Бременскими музыкантами внизу, под надписью…
Я улыбнулась и добавила:
— Собаке и ослу ты закрасил глаза зеленым фломастером, а коту фиолетовым… Помнишь?
Я увидела, как расширились его глаза, и как он взволнованно дёрнулся. Он даже на секунду приподнял голову. И тут же стекло под ним угрожающе затрещало, по его поверхности стремительно расползлись новые трещины.
— Тебе нельзя двигаться… Нельзя!..
— Ты… — выдавил он. — Как… как ты…
— Не знаю, — ответила я то же, что и всем тем людям, кто задавал мне этот вопрос. — Правда, не знаю…
— Ясно… — тут он вдруг поднял правую руку и с видимым трудом засунул её под полу пиджака.
Стекло под ним вновь затрещало.
— Не двигайся ты! — взмолилась я. — Пожалуйста…
Я резко замолчала, увидев, что он вынул из-под пиджака крохотный серебристый предмет. Это был миниатюрный флеш-накопитель.
И что-то мне подсказывало, что именно на этой крохотной вещице хранились те видео, которые так нужны Стасу, чтобы посадить Гольшанских за решетку.
— Ищ… чт-т… — говорить Нестору было уже слишком трудно, он издавал лишь едва различимые звуки.
Но я поняла и робко улыбнулась сквозь слёзы.
— Альфред…
И снова Беккендорф взволнованно дернулся.
— Так звали маленькую мышку-альбиноса, которая жила у вас с мамой, — проговорила я. — Помнишь?
Нестор закрыл глаза и через мгновение вновь уставился на меня. Он ждал. Ждал с надеждой в тускнеющем взгляде. Он жаждал услышать всё, о чем успел давно позабыть.
И я продолжала. Я, тихо плача, пересказывала события из его жизни. Всё самое теплое, светло и нежное, что давно затерялось в глубине его сознания. Он скрыл свои слабости от мира и вместе с ними скрыл от себя самого свое прошлое, прошлое, которое он по-настоящему любил и в котором был счастлив.
— Ты… — прохрипел он надламывающимся голосом, когда я закончила. — Д… джи… взьми…
Он с трудом вымолвил эти слова и поднял правую руку, протягивая её ко мне.
— Взми-и… — простонал он свистящим голосом. — Это… то… вам… нжно… ты… знаешь…
— Знаю, — кивнула я, — спасибо…
Я протянула руку, но не дотянулась до его дрожащих пальцев, в которых он сжимал флешку с видеозаписями. Мне пришлось свеситься вниз, зацепившись правой ногой за выемку между стеной и сиденьем, а правой рукой за пролом между сиденьями. Но даже так я с трудом дотягивалась до руки Беккендорфа. Я достала пальцами до маленькой серебристой флешки, наши взгляды встретились, я увидела, как окровавленные губы Нестора прошептали: «Спасибо».
А затем стекло под ним с хрустом звонко лопнуло, и я увидела, как Нестор в вихре серебрящихся осколков стекла падает вниз в холод и бездну. Я смотрела в его глаза до тех пор, пока различала его лицо.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 29 января.
— Не отпускайте меня! Не отпускайте, пожалуйста! — девушка отчаянно цеплялась за руку Стаса и продолжала молить его.
Корнилов молча, напрягая мышцы потащил её наверх. Девчонка была насмерть перепугана и то дело опускала голову, глядя на разверзшуюся под ними пропасть с рекой.
— Не смотри вниз! — прорычал Стас, вытягивая девушку наверх.
Она послушно подняла взгляд и уставилась на Стаса перепуганными голубыми глазами.
— Не смотри вниз, — повторил Корнилов уже мягче.
Он все-таки поднял её, и девушка поспешно вскарабкалась на стену коридора вагона, которая сейчас была их полом.
Стас оглядел полуразрушенный вагон. Многие окна были выбиты, кругом валялись помятые обломки, оторванные от купе двери и бесчисленное множество разноцветных предметов одежды. Корнилов задержал взгляд на мертвой женщине, которую явно убило ударом об стену, и на втором теле, принадлежавшем парню лет двадцати, в спине у того торчало несколько обломков.
— Не двигайся, — сказал Стас только что спасенной девушке.
Та дерганным движением головы кивнула.
Стас осторожно свесился вниз и выглянул в разбитое окно коридора вагона.
Его лицо овеяло холодящими порывами поднимавшегося снизу морозного воздуха. Стас по мере возможности оглядел результаты взрыва. Все выглядело весьма паршиво. В результате взрыва были разрушены две опоры моста, из-за чего состав фактически повис между двумя краями моста. Из окон некоторых вагонов вырывалось бушующее пламя.
В этот же миг Корнилов увидел, как из одного вагона выпало сразу несколько человек. Их крик огласил окрестности и тут же затих, когда они улетели вниз, туда, где примерно в трёх-четырёх сотнях метров протекала бурлящая река. Стас тихо ругнулся и отстранился от окна. Он немедленно достал телефон, посмотрел на карте местонахождение поезда и сообщил в МЧС по горячей линии. Спрятав телефон Корнилов встретился взглядом со спасенной им девушкой. Та молча плакала.
— Всё будет нормально, не переживай, — заверил он её.
Он оглядел вагон, прислушался.
— Эй! — закричал Корнилов. — Живые есть? Отзовитесь!
Раздалось сразу несколько голосов.
— Да!
— Мы здесь!
— У меня тут два трупа!
— Мы живые!
Стас попытался посчитать выживших по голосам, выходило всего двадцать два человека вместе с девушкой, которую он спас.
— Хорошо, — отозвался Стас. — Меня зовут подполковник Корнилов, я из Уголовного розыска. Этот поезд стал мишенью для террористического акта. Сейчас нам нужно осторожно и без паники выбраться из поезда.
— Слышь, подполковник? — из четвёртого купе выглянула мужская голова с небольшой бородой. — А может подождем спасателей?
— Нет, нужно выбираться самим, — выразительно глядя на него, ответил Стас. Мужчина оказался понятливым и не стал задавать вопросов. Он понял, что Стас не хочет поднимать панику, говоря о том, что поезд в любую секунду может рухнуть в раскинувшуюся под ними пропасть. Стас мысленно поблагодарил его.
— Так, слушайте… — начал он.
Корнилов велел всем выжившим снять постельное белье и связать между собой. Затем, люди, по его указанию, связали получившиеся веревки из белья, а получившийся канат закрепили в разных концах вагона.
— Отлично, — похвалил их Корнилов. — Выбираться будем через окно третьего купе.
— А почему?.. — раздался женский голос.
— Потому что, там аварийный выход! — прорычал в ответ Корнилов.
Он переполз к третьему купе и увидел здесь троих живых. Два парня и девушка, прижимавшая к груди руку с открытым переломом. Рядом с ней Стас увидел светловолосую девушку с разбитой головой.
— Пульс проверяли? — спросил Корнилов, кивнув на неподвижно лежавшую девушку.
Один из парней, кивнул.
— Пульса нет…
Девушка со сломанной рукой слёзно всхлипнула.
— Сними ремень и перетяни ей руку, — приказал Стас одному из парней.
Тот поспешил выполнить его указание. Затем девушке перевязали руку полотенцами, а из разорванной одежды сделали подобие бандажа.
— Теперь нужно открыть окно, — сказал Стас парням.
— Мы пробовали, — ответил парень, что перевязал девушке руку, — похоже аварийный выход заклинило.
— Понятно… отодвиньтесь от окна, — приказал Стас и вынул револьвер.
Девушка с окровавленной рукой испуганно вскрикнула, Стас направил дуло револьвера на окно и выстрелил. Тяжелая пуля патрона 357 magnum безжалостно высадила окно купе. Стас проворно увернулся от сыплющихся вниз осколков, и снова заглянул в третье купе.
— Выбейте осколки и выбирайтесь наверх, — велел он.
Разбитое окно было куда шире, чем если просто открыть его, и выбираться через него будет заметно проще.
— А что потом? — спросил второй парень с кудрявыми рыжими волосами.
— Выбирайтесь наверх! — рявкнул на них Стас.
В этот миг послышался заунывный гул стонущего металла, и вагон качнулся вниз. Раздались испуганные голоса, Стас увидел, как некоторые нетерпеливые люди спешат выбраться из своих купе.
— Напоминаю! — прогремел голос Стаса, — Выбираемся в строго организованном порядке! Никак по-другому! Кто будет лезть вперёд и подвергать опасности жизни остальных — пристрелю! Я не шучу!..
Настала гробовая тишина, выбравшиеся из купе двое мужчин и женщина, замерли на месте, а потом, под взглядом Стаса, забрались обратно в свое купе.
— Начинаем с девятого купе, — сказал Стас, — Вы там сможете самостоятельно выбраться?
— Да-а… — из указанного купе выбрались две девушки.
Одна из них была ранена, и ей помогала вторая. Девчонки, держась за «канат» из связанных простыней, прошли по коридору и забрались в третье купе. Здесь им помогли выбраться те двое парней, что были с девушкой, у которой был перелом.
Под надзором Стаса пассажиры вагона организованно выбрались на боковую поверхность вагона. Стас выбрался последним.
— Господи! — воскликнул кто-то.
— Какой ужас! — всхлипнула какая-то женщина средних лет, прижимая ладони к лицу.
Они все стояли на перевёрнутом вагоне и отсюда открывалась полномасштабная картина потрясающего своим ужасом крушения поезда. Вокруг внизу темнели присыпанные снегом деревья густого леса, белели скалы и камни на дне пропасти. Порывы холодного зимнего ветра трепали одежду и волосы пассажиров. Стас выругался, глядя на поезд. Состав, словно гигантская гирлянда или связка сосисок, висел над пропастью и только чудом вагоны не падали вниз. Впрочем, это было видно и понятно, вагоны не падали потому, что в узком пространстве пропасти, фактически оказывали давление друг на друга, что создавало упор и не позволяло составу полностью обрушиться вниз. Но долго эта конструкция, ясно дело, не продержится.
— Нужно МЧС вызывать! — высказался кто-то.
— Я уже вызвал, — хмуро оглядываясь по сторонам, ответил Стас, — они скоро прибудут… а пока нужно выбираться. И мне понадобится помощь тех, кому небезразличны судьбы других пассажиров.
Таких нашлось аж восьмеро. Впрочем, остальные мужчины и женщины были слишком сильно ранены, чтобы кому-то помогать.
Стас попытался дозвониться до Арцеулова и Ники, но тщетно. Ни у Сени, ни у Ники телефоны не отвечали. Стас сделал над собой усилие, чтобы не допускать мрачных мыслей.
— Эй, подполковник, — его окликнул давешний мужик с бородой.
— Да? — спросил Стас.
— Ты в курсе, что у тебя кусок стекла в спине торчит?
Стас выругался, а он то думал, что просто ободрал спину, и поэтому она так печёт.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 29 августа.
Выжившие выбирались по-одиночке. Кто-то пытался организовать людей, но это было тщетно. Оставшиеся в живых люди в страхе просто пытались выбраться. Я слышала, как кто-то сказал, что нужно открывать окна и выбираться на противоположную поверхность поезда. И я была с ними солидарна. Вот только я в купе была одна, а окно ни черта не открывалось, и судя по крикам пассажиров, у многих была схожая проблема. Я подумала, что стоит попытаться перебраться в следующее купе, быть может, там окно открывается, а то и вовсе есть аварийный выход.
Однако, когда я туда перебралась, я увидела, что и здесь окно вряд ли откроется. Зато в стекле окна была заметная пробоина, размером с кулак. Я подумала, что можно попытаться выбить окно чем-то тяжелым. Вот только чем? Подходящего под рукой ничего не было. Я судорожно вздохнула и в который раз пожалела, что во время крушения поезда у меня выпал телефон, и теперь я не знаю, где он. А так я могла бы позвонить Стасу… Хотя вряд ли он чем-нибудь смог бы мне помочь. Придется мне выбираться самой. Ладно, чёрт с ним. Не в первый раз… Мой взгляд упал на плотно набитую дорожную сумку, что лежала на одном из сидений. Появилась авантюрная мысль, привязать к сумке один конец простыни, а на другом сделать петлю и зацепить ею острый край стекла. Если потом столкнуть сумку вниз… Хм, под её весом стекло в окне может обрушиться, и я смогу выбраться. Нужно попробовать, другого плана у меня всё равно нет.
Осуществить задуманное оказалось куда тяжелее, чем придумать. Я буквально вспотела, пока дотянулась до окна, чтобы зацепить его завязанной на конце простыни петлей. А потом пришлось изловчиться, чтобы столкнуть вниз привязанную к другому концу простыни сумку.
Едва я это сделала, как стекло с сухим коротким треском надломилось и крупными заостренными осколками рухнуло вниз. Звон бьющихся стекол разлетелся по вагону, большая часть осколков вывалилась в разбитое окно.
Проверив флешку в кармане куртки, я взяла подвернувшийся под руку металлический обломок и, стараясь не смотреть в выбитое окно вагона внизу, где разинула пасть головокружительная высота, выбила оставшиеся в раме окна острые осколки.
Где-то прозвучал крик, кричала женщина, я с содроганием услышала, как следом закричал ребенок. У меня сжалось сердце, и сдавило горло при мысли, что где-то в потерпевшем аварию поезде остался одинокий ребенок без родителей. Я поборола сиюминутный порыв броситься на спасение всех нуждающихся. Прозвучит жестоко и, возможно, даже мерзко, но сейчас мне стоит прежде всего подумать о себе.
Во-первых, я все равно не знаю, как и чем помогать. Во-вторых, поезд может обрушиться вниз в любой момент, и я точно ничем не помогу людям, если погибну вместе с ними. А вот оказавшись наверху, на другой стороне перевёрнутого вагона…
А вот эта мысль заставила меня задержаться. Ругая себя за несусветную глупость, я старалась оправдать её зовом совести. Ну не могу я взять и, наплевав на всех вокруг, просто выбраться и свалить! Я должна хотя бы попытаться помочь, когда выберусь наверх. И возможность сделать это я видела в том, чтобы помочь людям выбраться на левую сторону вагона.
Собрав то, что осталось от постельного белья, и порывшись в одной из дорожных сумок, я затолкала все, что нашла в содранную с подушки наволочку. Эту ношу я забросила вверх, в окно, а затем, применив все навыки и умения в скалолазании, я всё-таки выбралась из купе на внешнюю поверхность вагона.
Открывшееся мне зрелище пугало своими масштабами и невероятностью!
Мост, по которому пролегал железнодорожный путь, почти перестал существовать. Вместо него с обеих сторон торчали два «огрызка» с загнутыми вниз, свисающими под тяжестью поезда рельсами. Сам поезд дохлой гусеницей провисал в проломе моста над глубокой пропастью. От некоторых вагонов вверх тянулись зыбкие хвосты черного дыма.
Вокруг во все стороны тянулся темный лес с пятнами снега и скалистые, покрытые корками льда горы. А внизу под вьющейся метелью шумели воды реки. Я отвела взор от пугающей гипнотической высоты и посмотрела на другие вагоны.
С облегчением я увидела, что многие люди сумели выбраться, как и я. И не без удовольствия я отметила, что люди не бросают друг друга в беде. Сама я тоже, опомнившись, осторожно прокралась по вагону, заглядывая в окна. Двигаться нужно было крайне осторожно — вагон кренился на одну сторону, и поскользнуться, а затем сверзиться вниз в объятия осязаемой высоты — раз плюнуть.
Я нашла выживших через окно от себя. Это был пожилой мужчина, девочка лет восьми и парень, может, совсем чуть-чуть постарше меня. Они догадались высадить окно, но выбраться без верёвки не могли.
— Подождите, пожалуйста, я сейчас! — крикнула я им.
Я вернулась назад, наскоро связала вещи и постельное белье, затем закрепила один конец на колесной тележке поезда, а другой свесила в купе с людьми.
— Держите! — крикнула я. — Только не спешите! Я не знаю, насколько крепко связала это всё…
— Спасибо тебе, внучка, — выдохнул пожилой мужчина, первым он пустил девочку восьми лет.
Парень, наверняка брат, заботливо поддерживал её. Я подождала, пока она выберется, и быстро протянула ей руку. Мне стоило серьёзных усилий, помочь ей выбраться. Надеюсь пожилой мужчина и парень выберутся сами без моей помощи.
В этот момент с другой стороны поезда раздался крик:
— Ника! Ника, это ты?!
Я подняла взор и увидела Сеню в окружении нескольких людей.
— Выбирайся нахрен, с поезда! — Арцеулов активно замахал руками. — Слышишь?! Я сказал: сваливай!
— Я не могу!.. — прокричала я в ответ. — Здесь люди!..
— Ника, мать!.. — Сеня, явно терял терпение и только чудом успел оборвать готовое сорваться с уст ругательство. — Кто там у тебя?
— Парень и пожилой мужчина! — прокричала я ответ.
Юноша в этот миг, как раз пытался помочь подняться вверх своему деду, но у него ничего не получалось.
Тут раздался пугающий до ужаса металлический скрежет, вагон под нами снова угрожающе покачнулся. Я потеряла равновесие, на миг у меня замерло сердце. Я едва не упала, но удержалась и успела схватить за руку стоявшую рядом девчонку, которая уже ухнулась на четвереньки.
— Держись! — закричала я ей.
Вокруг раздались десятки перепуганных криков. Из окна купе, где все ещё оставались дедушка и парень, раздался крик боли.
— Дедушка! — взвизгнула внучка, которую я держала за руку.
Я с испугом заглянула в окно и увидела, что пожилой мужчина, повис на сиденье, болтая ногами в пустоте.
— Сеня! — в отчаянии закричала я с паникой в голосе.
Я услышала ругательства и удары по металлической поверхности. Обернувшись, я увидела, что Арцеулов, ругаясь себе под нос, спешит и лезет ко мне.
— Сеня, осторожнее! — заволновалась я.
Арцеулов так лихо гарцевал ко мне, что мог свалиться в любую минуту! Наконец, он подбежал ко нам.
— Отойдите обе! — бросил он мне и девочке, которую я держала за руку.
Сеня спустился вниз, и через несколько минут через окно сначала выбрался дедушка, за ним парень, а следом и сам Сеня.
— А теперь быстро и осторожно сваливаем, — приказал Арцеулов.
Вместе со всеми, кто уже успел выбраться из вагонов, мы цепью двинулись вперёд, к ближайшему краю моста. Правда большую часть пути двигаться пришлось на четвереньках, а потом и вовсе взбираться по вертикально висящим вагонам.
Но те люди, которые уже успели оказаться на твёрдой поверхности, соорудили для нас ещё одни подобия канатов из вещей, спустив их вдоль вагонов. Благодаря этому взбираться было легче. Правда, лишь относительно. Я крепко сжимала в руках канат из связанных узлами свитеров, кофт, курток и теплых штанов. С трудом переставляя ноги по перевёрнутому почти вертикально вагону, я взбиралась вверх. Взгляд неумолимо сползал то в одну, то в другую сторону. И каждый раз мое дыхание обрывалось, а душа падала и готова была упорхнуть прочь.
Высота дышала в лицо опасностью и холодом. Вьющаяся вокруг метель то и дело сыпала снег в лицо, а ветер расшвыривал мои волосы и подкидывал капюшон куртки. Мои ботильоны были совсем непригодны для того, чтобы взбираться по скользкой поверхности вагона. Поэтому, задержавшись, я все-таки сняла сначала один, потом другой. Надеюсь, Лерка переживёт и поймёт. Холод тут же обхватил мои ступни в тонких колготках, но забираться вверх теперь было куда проще.
Самое жуткое случилось, когда я перебралась на следующий вагон.
Я наступила ногой на гладкую поверхность треснувшего окна, и тут мой взгляд наткнулся на прижатое к стеклу лицо с выпученными глазами. Я вздрогнула всем телом, глядя в лицо мертвеца и едва не выпустила канат.
— Ника, быстрее! — прокричал снизу Сеня. — Не останавливайся!
Я кивнула и полезла вперёд. Удары сердца подгоняли меня ускоряющимся ритмом. Внутри все кипело и бурлило от захлестывающего ужаса происходящего!
— Давай руку! — крикнул мне высокий мужчина с рыжей бородой, что стоял наверху у края обломанных рельс.
Я с готовностью протянула ему свою ладонь, и он бережно подтянул меня к себе, помогая выбраться.
Едва я оказалась на твёрдой поверхности (а не на поезде, чёрт возьми, который висел над пропастью, удерживаемый какой-то магией природы) я упала на колени и на руки. Так, стоя на четвереньках и содрогаясь, я пыталась справиться с нахлынувшими потоками выжимающих душу переживаний.
Я на земле… я на твёрдой земле… я выбралась… у меня получилось…
Да, в этот миг я думала только о том, что мне удалось спастись из поезда. Да, в эти краткие мгновения я думала о себе и радовалась за себя. Хотя нет. Радоваться у меня не получалось. Дрожь усиливалась, меня сотрясало от пережитого шока.
Рядом вдруг оказался Сеня.
— Куда ты умчалась? Я когда разобрался с тем козлом, пытался найти тебя!
Я слушала Сеню вполуха. Сейчас его голос доносился до меня, как через глухую стену. Не обращая на него внимания, я сунула руку в карман куртки и медленно извлекла оттуда флешку. Увидев накопитель, Арцеулов оборвался на полуслове. И тут я услышала удивленный и радостный возглас:
— Ника! Сеня?! Вы целы?!
Я подняла взгляд и увидела подбегающего к нам Стаса. Не помня себя, я бросилась к нему и повисла на шее у Корнилова. Стас тут же крепко прижал меня к себе. И я не замедлила сообщить ему на ухо:
— Записи у меня! На флешке…
Стас прижал меня крепче, я почувствовала, как его пальцы мнут мою одежду. Я услышала, как он пробормотал в мои развевающиеся на ветру волосы:
— Господи, Ника… Это был последний раз, когда я взял тебя на операцию!..
— Нет, — вздохнула я и крепче обняла его за шею, — ты знаешь, что нет, Стас.
Я говорила тихо и грустно, но уверенно. Стас замолчал.