ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 9 января. Ночь.
Такие странные сны в последнее время случаются всё чаще. Всё чаще в своих сновидениях я вижу воспоминания людей, которых никогда не видела, и иногда животных. Но… Иногда всё выглядит так, как будто… Как будто это и не воспоминание вовсе. То есть не минувшее событие, а происходящее… Нет, это конечно всё бред, но… Просто эти воспоминания в сновидениях, которые я проживаю, отличаются от тех, что набрасываются на меня во внезапных видениях. Вот и сегодня, сейчас я была почти уверена, что это не воспоминание. Это… Это то, что происходит в настоящей действительности. Или всё же мне это кажется? Я не знаю…
Я бежала по лесу. Я стремительно, ловко и проворно мчалась по сугробам. Ровно, часто, гулко билось сердце. В горле и в груди приятно теплело разгоряченное дыхание. Я не сразу осознала, что бегу на четырёх конечностях… Этот факт взбудоражил и потряс меня!.. Я не могла понять, где я, и кто я… Что происходит? Я бежала… Я продолжала неуклонно мчаться вперёд. Мягко, пружинисто, почти бесшумно я перепрыгиваю через поваленные недавней бурей деревья и горки сугробов. Я лечу дальше. Я легка и свободна в зимней ночи! Необъяснимое чувство безумного азарта рвется из груди и манит меня вдаль, вперёд… Быстрее! Быстрее!.. Охваченная восторгом безграничной свободы я призраком летела между осыпанными снегом гигантскими многолетними деревьями. Исполинские дубы, сосны, ели и буки в горделивом молчании возвышались над лесными тропами. В ночном ледяном воздухе вокруг меня вились сотни манящих запахов. Они щекотали мое обоняние и звали за собой. И среди них ярче прочих выделялся один. Резкий, стойкий, кислый и солёный. Я остановилась, задрала голову к ночному небу и с жадностью втянула воздух с привкусом врага. Извечного, самого опасного врага для меня и для всего леса. Человека.
Я зарычала агрессивно и угрожающе. И помчалась за развевающимся на холодном ветру запахом человеческого тела. В сочном запахе на бегу я ощущала страх и злость, ненависть и ужас. Противоречивые эмоции переполняли этого человека! Нет! Нет, их двое! Двое людей! Меня охватил праведный гнев! Людям нечего здесь делать! Это наш лес! Наша территория! Нужно прогнать двуногих хищников!
Я увидела свет вдали. Он пробивался через покрытые снегом ветви деревьев, пробирался между древесными кронами, расползался по обледенелым сугробам. Я услышала их голоса. Два голоса. Один рычал, другой жалобно скулил. Я тихо подкралась поближе, поморщилась от горького запаха бензина. В ярком свете автомобильных фар я увидела двух людей. Я увидела рыжеволосую девушку, что стояла на коленях в снегу и рыдала. А к ней с решительным и угрожающим видом подходил какой-то седовласый мужчина в темной куртке. Он был заметно старше неё. У него был ледяной и ненавидящий взгляд. В его правой руке под светом фар бликом сверкнуло лезвие ножа.
Тревожное наитие едва не вытолкнуло меня вперёд. На моих глазах вот-вот совершится убийство. Мужчина явно был настроен серьёзно. И создавалось впечатление, что он делал это далеко не в первый раз.
— Сильвестр… — надрываясь рыдала девушка. — Пожалуйста… Умоляю тебя… Прошу… Пожалуйста!.. Не надо… Стой… стой… нет…
— Давно нужно было с тобой разобраться, — прорычал в ответ мужчина, подойдя к ней.
Тут он безжалостно ударил её в лицо. Я ахнула, с моих уст сорвалась глухое рычание. Да что же он делает! Вот же подонок!
— Знаешь, — с гневной холодной задумчивостью произнес мужчина, — а ведь я действительно любил тебя… Ты была единственной из тех, кто смог заставить меня поверить… Ты была единственная, кто подарил мне надежду… Надежду на то, чего мне до тебя никто не мог дать… Но ты очень быстро доказала, что я ошибся и в тебе.
Так вот оно что. Что ж, это объясняет его ненависть. Отчасти. Как же! Обманули его бедного! Не оправдали надежды! Не знаю, насколько сильно виновата перед ним рыжеволосая, но, чёрт возьми, она не должна вот так умирать на коленях в снегу от рук седовласого ревнивца!
Мужчина резко взмахнул ножом. Девушка вскрикнула. Я увидела, как на снег обильно брызнула кровь. Рыжеволосая, плача, прижимая окровавленную руку к груди, склонилась к земле. Но мужчина вновь дёрнул её за волосы вверх.
«Чёртов садист!» — гневно подумала я. Во мне разгоралась ярость и злость на этого властного старого козла! Чуть припав к снегу, я приблизилась к людям. Они не замечали меня. Яркий свет автомобиля делал ночь вокруг них непроницаемо чёрной для их взглядов. Хорошо… Этот физический эффект мне на руку. Я подобралась ближе. Они по-прежнему не замечали меня.
— Хватит орать, — прорычал седой. — Тебя никто здесь не услышит! И перед тем, как перережу твою су**ю глотку, ты будешь испытывать боль… готовься, тварь! Ты заслужила именно такую смерть…
Я хотела броситься на него, хотела вмешаться. Я жаждала спасти неизвестную рыжеволосую девушку, потому что я могла это сделать! Я могла помешать случиться самому отвратному поступку, на который способен человек. Но… Почему я ничего не делаю? Ну же!.. Давай!.. Но животное, в сознании которого я пребывала, отказывалось что-то предпринимать. Я могла только наблюдать глазами зверя.
А рыжеволосая внезапно изловчилась и ударила седого ревнивца в пах. Тот скривился от боли. Я надеялась, что ему и правда больно. Рыжеволосая бросилась бежать, но упала, затем поднялась снова. Однако мужчина догнал её, обхватил левой рукой за шею, прижал к себе.
— Желаю тебе гореть в аду для всех шлюх!.. — услышала я.
На моих глазах он два раза быстро вонзил нож в правый бок девушки. У той подкосились ноги. На ее куртке расцвело тёмное влажное пятно, кровавые струи стремительно потекли по одежде. Кровь быстро, часто закапала на снег у ног девушки. Рыжеволосая коротко, слабо, с печалью вздохнула. Она словно надломилась. Ноги её подкосились, и она начала оседать.
Я молча заорала в сознании животного. На моих глазах происходит убийство, а я ничего не могу сделать!
Убийца занёс руку для третьего удара. Я была рядом. Сейчас! Быстрее! Ну, пожалуйста! Давай! Давай! Я разбудила ярость лесного хищника. Из пасти вырвалось гневное рычание. Я рванулась вперёд, оттолкнулась от земли, взлетела и в коротком прыжке вцепилась зубами в руку мужчины.
Он дико заорал от испуга. Затряс рукой, выронил нож. Я разжала зубы, чувствуя в пасти кровь. Меня замутило и едва не вырвало.
Седой мужчина заорал, держась за разорванную руку. Он отшатнулся от меня. Его лицо исказил страх. «А-а,» — злорадно подумала я. — «Самому то страшно, когда перед тобой тот, кто может причинить тебе вред! Когда перед тобой тот, кто даже может тебя убить!..»
Но убивать я его не собиралась. Боже упаси. А вот напугать и покусать очень даже стоит в поучительных мерах. За его спиной я неожиданно увидела, как рыжеволосая, пошатываясь, с усилием поднимается.
Седовласый тоже оглянулся. И на этот раз к страху на его лица прибавилось испуганное изумление. Рыжеволосая качаясь, нетвёрдым шагом, ковыляла в сторону леса. А за ней тянулась тропа из багровых цветков кровавых капель на снегу.
Седовласый мужчина было бросился к упавшему в снег ножу. Я прыгнула вперёд, мужчина закричал, я вцепилась в его правую ногу, с остервенением разодрала плоть на икре. Его кровь окропила снег и брызнула мне на белую шерсть.
— Отвали! Отвали от меня! — орал он, валяясь в снегу. — Да чтоб ты сдохла! Тварь блохастая! А-а-а… С**а!!!
Я отскочила, обежала вокруг него. Он с трудом, поспешно поднимался. Я подождала, пока он ковыляя поспешит к автомобилю. Он опасливо оглянулся на меня. Трясущимися руками достал ключи. Я подбежала, прыгнула. Он сдавленно, хрипло вскрикнул, испуганно закрылся руками. Я второй раз вцепилась в его правую руку, но на этот раз только разорвала куртку. Я и не собиралась его ранить. Ключи со звоном упали в снег. Я подхватила их и бросилась прочь в укрытую морозной ночью уютную чащу леса.
— Сто-о-ой!! — кричал мне вслед любитель вершить «справедливость». — Стой, паскуда!!! А ну вернись! Отдай ключи!!!
«Пешком погуляешь» — мелькнула у меня мысль на бегу.
А затем я неожиданно проснулась. Открыв глаза, я увидела заполненную сумерками комнату. Пару секунд, часто и взволнованно дыша, я отрешенно глядела на полки с книгами. Затем перевернулась на спину, подтянула одеяло к подбородку и уставилась на потолок, где тусклым молочным светом сияли приклеенные флуоресцентные звёзды, планеты и большой месяц.
Разрастающееся беспокойство поселилось внутри меня. Мысли в голове кружили со скоростью центрифуги. Что это было? Просто чересчур реалистичный сон? Воспоминание какой-то молодой волчицы? Или… Тут мои варианты заканчивались. Хотя, нет. В голову опять полезли настырные предположения, что это могло быть не просто видение. И это было не воспоминание. Это было… событие настоящего времени! Это было то, что происходило в настоящем, а не прошлом, как раньше!
И… и если принять эту совершенно идиотскую, пугающую и бредовую идею за правду… Где-то в пределах Московской области только что… некий Сильвестр едва не прирезал рыжеволосую девушку за супружескую измену… И помешала ему это сделать внезапно появившаяся волчица. Могло ли такое происходить?..
От пяток вверх по ногам до живота и груди поползло нервное холодящее чувство. Я замерла в постели, на миг затаила дыхание. Затем закрыла глаза, глубоко вздохнула. Пульс вибрировал в венах, стучал в голове. Я не могла объяснить сама себе, что видела во сне. И это вызывало страх. Я старательно гнала прочь мысли о том, что увиденное происходило в реальности. Но назойливые мысли об этом возвращались с чувством нарастающей тревоги.
Уснуть снова мне удалось лишь через пару часов беспокойных переворачиваний с боку на бок и на спину. А утром тревожные предположения вернулись снова, потому что первое, что я увидела, сев за компьютер и зайдя на YOUTUBE, это ссылки на срочные новости.
СИЛЬВЕСТР ГОЛЬШАНСКИЙ
Пятница, 9 января. Утро.
Раны болели адски. Три рваные раны от мощных волчьих челюстей дергали и горели под плотными повязками бинтов. Особенно отзывался болью первый укус. И именно первую рану зашивали дольше остальных. Чертова волчица, а Сильвестр был уверен, что это именно волчица, очень серьёзно повредила плечелучевые мышцы на его правой руке.
Врачи предупредили, что после того, как действие обезболивающих окончится, боль возьмёт своё. И сейчас она брала. Сторицей. С процентами. Боль сейчас сама была, как свирепый лесной хищник. Она с кровожадным восторгом вгрызалась в плоть Сильвестра и с остервенением прожигала раны до самой кости.
Гольшанский уже час, как проснулся. Он не спал почти всю ночь. И вернувшись из больницы, вопреки наставлениям врачей, хорошенько напился. Осушив полбутылки дорогого скотча, Сильвестр закрылся в своей комнате и завалился спать. Ему было плевать на недоуменные взгляды охраны и на любопытные лица слуг. Он знал, что всех их мучают сотни вопросов. Знал, что сейчас большинство из его слуг и охранников обсуждают, что случилось между ним и Елизаровой. И особенно, куда подевалась сама рыжеволосая девушка.
Сильвестру было плевать. Все эти люди слишком мало значили в его жизни, чтобы он тревожил себя размышлениями о том, что они подумают или скажут. Он отлично знал, что его деньги заткнут рот каждому из них. И заставят забыть всё странное, что они видели и слышали. А особо ретивых, честных и правильных может навестить Нифонт во главе службы охраны. Или же он использует некоторых из служителей правопорядка, которых щедро спонсирует. Гораздо больше его волновала Елизарова.
«Эта рыжая с**а встала после двух ножевых ударов в печень!» — разъяренно думал Сильвестр. — «А такое категорически невозможно! Такая рана валит с ног «шкафы» под два метра! А тут хрупкая девчонка чуть выше среднего роста… Как?! Каким образом она смогла встать! И ведь ушла… Ушла, чёрт бы её побрал! И теперь поди узнай!.. Если по какому-то недоразумению она смогла выжить…» Сильвестр в гневном отчаянии замотал головой. «Если она сумела выжить… тогда эта дрянь может доставить серьёзные неприятности…» — продолжал напряженно размышлять Сильвестр — «Она успела многое обо мне узнать. И если она начнет болтать… Особенно если расскажет всё нужным людям. Например, моим конкурентам, которых немало, или же достучится до Следственного комитета, могут возникнуть очень серьёзные проблемы. Вряд ли меня посадят, но из-за её болтовни я могу потерять деньги, миллионы! И очень солидную часть своего влияния… Если девчонка выжила, её нужно срочно найти и заткнуть. Навсегда…»
По приказу Сильвестра Нифонт с охраной обыскали лес. Они нашли в чаще редкие пятна крови, которые скорее всего принадлежат Людмиле. Но снежная буря, бушевавшая всю ночь, подчистую уничтожила любые следы девушки. Впрочем, и его, Сильвестра, следы тоже были щедро засыпаны густым и плотным слоем снега. В душе Сильвестра теплилась надежда, что люди Нифонта не нашли тело Людмилы, потому что его тоже засыпало снегом.
«Но… Кто знает…» — продолжал изводить себя мучительными раздумьями Гольшанский, — «А если… Если она и вправду сумела выжить… Но… Хотя… С такой раной, с пробитой печенью, истекая кровью ночью на холоде, никто не выживет. Это невозможно!»
Гольшанский из любопытства справился у Нифонта, не видел ли он или кто-то из его людей серебристо-белую волчицу с необыкновенными синими глазами. Начальник охраны «МосИнвест» замешкавшись, удивленно ответил, что никаких волков они не видели.
«Жаль» — сказал ему тогда Сильвестр. Он был бы о-очень не против, чтобы его люди поймали ему эту четвероногую мерзавку. Он бы хотел посмотреть, как его псы загрызут синеокую тварь. Он бы хотел услышать её визг и скулеж. Хотел бы увидеть, как она сдохнет, визжа от боли и истекая кровью.
Из-за этой волчицы Сильвестр не успел закончить начатое. Из-за этой зверюги он сейчас мучился пугающими сомнениями. А ещё вынужден был почти полтора часа сидеть в машине, пытаясь дозвониться до Нифонта, и ещё час ожидая, пока его найдут. Его кровь насквозь пропитала сиденье под ним и половину салона дорогого автомобиля. Он ещё о чем-то думал перед тем, как уснуть, но сейчас уже не мог вспомнить, о чем именно.
Внезапно в дверь его покоев деликатно постучали.
— Катитесь все к чёрту! — отозвался Гольшанский.
Стук повторился. Сильвестр раздраженно вздохнул.
— У тебя что, в ушах слуховые каналы слиплись?! — вскричал Гольшанский. — Пошли вон все! Кто бы там ни был!!!
Но в ответ в дверь снова постучали. На этот раз громче и требовательнее.
— Вы что там… — Сильвестр фыркнул, встал с кровати, нетвердой походкой направился к двери, — вы что, бессмертными стали… Совсем уже страх потеряли?!
Он открыл дверь и удивленно застыл на месте. Перед ним стоял темноволосый мужчина в синей расстегнутой парке. Из-под неё виднелась светло-голубая рубашка и чёрный галстук. У мужчины были пронзительные серо-зеленые глаза с золотистым ореолом, а взгляд — колючим, внимательным и острым.
— Капитан Евсей Карабанов, следователь по особо важным, — представился молодой мужчина, показав Сильвестру удостоверение. — Это лейтенанты Самоедов и Тамаридзе.
Мужчина с лохматым русыми волосами и темноволосая женщина с греческим профилем сухо кивнули Гольшанскому.
— Ну и чему обязан вниманием Следственного комитета? — спросил Гольшанский нарочито небрежно.
— Думаю, будет лучше, если вы нас впустите, — властно и с толикой угрозы проговорил Евсей Карабанов.
Сильвестр порядком опешил от такого тона. С ним давно уже никто не смел так разговаривать. Но он решил сперва выяснить, что у СКР на него есть. А уж потом он им покажет…
— Проходите, — Сильвестр вынужденно посторонился, и следователи вошли внутрь.
***
— Откуда у вас раны? — сухо спросил Евсей.
Женщина с грузинской внешностью и сам капитан Карабанов восседали на диване напротив кресла, в котором полулежал сам Гольшанский. Возле дивана прогуливался из стороны в сторону лейтенант Самоедов. Онто и дело изучающе поглядывал на Нифонта Олсуфьева, что стоял за креслом Сильвестра.
— От дикого зверя, — усмехнулся Сильвестр.
Тамаридзе скептически вскинула свои длинные темные брови, взглянула на Карабанова. Тот чуть склонил голову к плечу, издевательски усмехнулся. А затем вынул из-под куртки нечто в прозрачном пакете.
— А вот этот предмет вам случайно не знаком? — спросил капитан, положив пластиковый пакет на столик между диваном и креслом.
Сильвестру понадобилось все его самообладание, чтобы сохранить контроль над собой, потому что на столе перед ним в пластиковом пакете лежал его нож. Настоящий боевой нож из высокопрочной стали с форейтором на внутренней стороне чуть загнутого лезвия. И на поблескивающем широком лезвии ножа отчетливо темнела кровь.
Сильвестр сцепил зубы, но тут же заставил себя успокоиться.
— Судя по вашем взгляду… — начал Карабанов.
— Слушайте, вы… — начал отвечать Гольшанский.
— …И отпечаткам пальцев, — с нажимом закончил капитан, — этот нож как минимум один раз бывал у вас в руках.
— Вы уже успели сверить отпечатки на нём с моими отпечатками пальцев? — усмехнулся Гольшанский.
— О, да, — вернув усмешку, ответил Карабанов. — Их полно в вашем личном кабинете в центральном офисе «МостИнвеста».
Сильвестр порывисто оглянулся на Нифонта. Но по взгляду начальника охраны понял, что тот ничего об этом не знал.
— Мы так же знаем, — холодно продолжил Евсей Карабанов, — что на ноже кровь вашей гражданской супруги.
Сильвестр почувствовал, что потеет. Ему становилось душно. Дыхание сбилось, живот свело нервными спазмами. Слишком быстро. Слишком быстро для обычного, тривиального следствия. Так не бывает… Его мозг напряженно и быстро соображал. Он пристально вглядывался в глаза Евсея Карабанова.
— Наверное, думаете, как мы вообще что-то смогли узнать? — победно улыбнулся Карабанов. — Не буду скрывать, мы получили анонимный звонок. Звонивший…
Он поднял взгляд на Нифонта и улыбнулся шире.
— Представился Нифонтом Олсуфьевом.
— Это ложь! — гневно вскричал начальник охраны «МостИнвест». — Я никуда не звонил!
— Мы знаем, что это были не вы, — кивнул Евсей и перестал улыбаться. — Вот только звонивший сообщил, что ваш босс собрался убить свою супругу за измену… И каково же было мое удивление, когда мои люди действительно обнаружили на месте преступления кровь, окровавленный нож, следы машины и…
Он оглянулся на лейтенанта Самоедова. Тот достал что-то из кармана и бросил капитану. С торжествующим видом Карабанов положил на стол ключи от машины Сильвестра.
— Это ключи от вашего внедорожника, — объявил он. — Если не ошибаюсь, от Range Rover-a… V8 Supercharged в оригинальном тюнинге от самого дорогого тюнинг-ателье Москвы.
Карабанов вздохнул.
— Вы бы хоть на ключах не делали платиновую инкрустацию и гравировку… — капитан Карабанов с издевательским сожалением покачал головой. — Беда всех дорогих вещей в их очевидной узнаваемости.
Он хмыкнул и развел руками.
— Из всего выше сказанного и ввиду наличия неопровержимых доказательств у меня к вам теперь один вопрос: где вы спрятали тело Людмилы Елизаровой?
Сильвестр, пряча злость, ухмыльнулся.
— Я её не убивал.
— Вот как? — вскинул брови капитан. — А как же кровь на ноже?
— Мы поссорились.
— И как часто ваши ссоры заканчивались поножовщиной?! — повысил голос капитан Карабанов.
Судя по наглому поведению капитана, он явно не опасался расправы со стороны семьи Гольшанских. А раз так, значит за его спиной стоит кто-то как минимум не менее могущественный. Сильвестр окончательно убедился, что следователи кем-то подосланы. Значит ли это, что Людмила жива и успела добраться до «нужных людей»?
— Так что вы скажете, господин Гольшанский? — прервал затянувшееся молчание капитан Карабанов.
Сильвестр открыл рот, чтобы высказать только что на ходу придуманную версию. Но тут в дверь спальни Гольшанского постучали, и заглянувший внутрь полицейский в униформе бросил:
— Товарищ капитан…
— Что-то нашли, сержант? — спросил капитан.
— Так точно, но… не то, что вы ожидали, товарищ капитан. — несколько смущенно проговорил сержант.
Во дворе примерно в двухстах метрах от особняка Гольшанских группа полицейских окружила неряшливо раскопанную яму. Чуть в стороне сбились в кучу несколько слуг и охранников. Сильвестр окинул их мрачным и презрительным взглядом. Жалкие крысы! Пришли поглазеть Событие! Полюбоваться, как арестовывают человека, который дал им работу! Человека, который исправно и щедро платит им!.. Трусливые и завистливые ничтожества! Все они! Эти нищие ни на что не способные насекомые!
Гольшанский в сопровождении Нифонта, сержанта полиции и трёх следователей подошли к раскопанной яме.
— Мы нашли в земле вентиляционные отверстия, — торопливо и нервно объяснял сержант, что позвал следователей, — Начали копать, а там… судя по всему, это какой-то погреб… Потайной…
Сильвестр скривился, слушая полицейского. Гольшанский не мог понять, о чем говорит этот сопляк. Какой ещё потайной погреб на его территории! Но когда они подошли к разбросанным кучам земли и заглянули внутрь, Сильвестр почувствовал глубокий, пронзающий укол в сердце.
«Нашли — подумал он. — Чёрт бы их побрал! Они нашли!»
В яме, которую раскопали полицейские, обнаружилось узкое, маленькое помещение с дощатыми стенами. Здесь стоял небольшой стол, рядом стул и десятка полтора маленьких манекенов на металлических стойках. Все манекены были облачены в разную одежду. В куртки, шапочки и шарфики. Из отдельного ящика пузатый полицейский с усами вытряхивал на снег ботинки, кроссовки и туфли. Вся обувь была не больше тридцатого-тридцать второго размера.
Сильвестр тяжело сглотнул. Нифонт сдавленно кашлянул в кулак. Лейтенанты Самоедов и Тамаридзе с ошарашенными лицами переглянулись, а затем медленно обернулись на Сильвестра. На лицах обоих следователей замерло выражение изумления и отвращения. Стоящие возле ямы полицейские тоже поглядывали на Сильвестра с угрюмой молчаливостью. А Гольшанский, созерцая груду детской обуви на снегу и детские манекены внизу, в погребе, пытался справиться с приступами подступающей тошноты.
Евсей Карабанов присел на корточки, аккуратно взял два разных ботинка одной рукой. Затем достал мобильный телефон, что-то быстро пролистал большим пальцем левой руки. Хмыкнув, он повернулся к Сильвестру. С самодовольным видом Евсей показал ему экран своего смартфона. Там были фотографии двух девочек лет шести-семи.
— Эта обувь, — Карабанов поднял в руке два ботиночка, — принадлежала Дарье Прокоповой и Полине Горшковой.
Карабанов сделал паузу и прибавил со злым ехидством.
— Это обувь девочек, которые были убиты четыре года назад.
Теперь уже все — и полицейские, и слуги, и охрана со смесью ужаса, изумления и презрительного осуждения глядели на Сильвестра Гольшанского.
— Гражданин Гольшанский, — Карабанов подошел к Сильвестру вплотную, заглянув в его глаза, — вы арестованы. Вы подозреваетесь в убийстве Людмилы Елизаровой, Дарьи Прокоповой, Полины Горшковой… и всех остальных жертв… Сумеречного Портного.
Сильвестр лишь криво усмехнулся. За его спиной сдавленно вскрикнула одна из служанок.
— Самоедов! — не отводя испепеляющего взгляда от Сильвестра, вскрикнул Карабанов.
— Товарищ капитан?.. — с готовностью спросил лейтенант.
— Наручники! — скомандовал Карабанов.
— Что?! Какие наручники?! — рассерженно запротестовал Нифонт. — Вы не имеете права!
Он попытался оттеснить Карабанова, но тот схватил его за руку, ловко скрутил и подсек правое колено ударом ноги. Нифонт грузно, плашмя рухнул в снег. Карабанов достал пистолет, передернул затвор и наставил оружие на Нифонта.
Охранники Сильвестра Гольшанского замешкались в смятении. Кто-то неуверенно потянулся за оружием.
— Каждый, кто хоть шевельнется будет определен, как соучастник серийного убийцы! — громко и яростно воскликнул Евсей Карабанов.
Угроза подействовала. Никому из охранников особенно не хотелось рисковать ради Гольшанского. И ещё меньше им хотелось рисковать ради «Портного», которого поймали с поличным.
Когда Сильвестра в наручниках вели к машине, возле дома остановился темно-синий Bently Continental. Из шикарного седана выскочил мужчина в темной куртке. Он был взволнован, его взъерошенные темно-каштановые волосы торчали во все стороны.
— Какого чёрта вы творите?! — вскричал он яростно. — Немедленно отпустите Сильвестра Гольшанского! Вы что, не знаете, кого арестовываете?! Совсем обнаглели, шакалы?!
— А вы ещё кто? — хмыкнул Карабанов, пряча руки в карманах куртки.
Мужчина в темной куртке яростным широким шагом подошёл к Карабанову, встал перед ним. Гневно раздувающиеся крылья носа у молодого мужчины были такими же широкими, как и у самого Сильвестра. У него были такие же высокие, чуть выступающие скулы, идеально прямой нос с тонкой переносицей и такой же цвет глаз. Только лицо было куда более округлое, а шея покороче.
— Я Орест Гольшанский! — громко объявил стоявший перед Карабановым мужчна. — По какому праву вы задерживаете моего отца? Вы что, не знаете, кто он?! Вы вообще знаете, где вы находитесь?!!
— В логове Сумеречного Портного, — с фальшивым равнодушием ответил Карабанов. — А что?
Самоедов и Тамаридзе, усмехнувшись, повели Гольшанского к своей машине. Проходя мимо Ореста, Сильвестр бросил на него пристальный выразительный взгляд. Тот ошарашенно открыв рот, таращился на отца.
Карабанов с издевкой шутливо похлопал его по плечу. Орест оглянулся на него.
— Я понимаю ваше состояние, — ухмыляясь проговорил Евсей Карабанов. — Не каждый день узнаешь, что твой отец — редчайшая кровожадная мразь и хладнокровный детоубийца.
Лицо Ореста отвердело. Он молча прожигал капитана убийственным взглядом.
— Тяжело ему придется в тюрьме, — с обманчивым сожалением покачал головой Карабанов, надевая перчатки.
Орест не выдержал, рванулся вперёд, схватил капитана за ворот куртки.
— Орест, не смей! — гневно и требовательно проревел Сильвестр у полицейской машины.
Сын Сильвестра свирепо втягивая носом воздух, глядел в насмешливые глаза капитана.
— Слушайся папочку, — пошутил Карабанов. — Вы вряд ли увидитесь в ближайшее время.
С этими словами он отбросил руки Ореста Гольшанского и направился к машине, в которую усаживали Сильвестра.
— Подождите!
Тамаридзе закрыла дверцу автомобиля и обернулась. Самоедов застыл возле открытой дверцы водителя. К ним подошёл Нифонт Олсуфьев.
— Я хочу передать это Сильвестру Гордеевичу! — решительно, отчаянно волнуясь, произнес Нифонт.
Он всё ещё был весь в снегу с того момента, как капитан Карабанов уронил его с помощью приема.
— Передадите потом! — протестующе подняла ладони Тамаридзе.
— Да и вряд ли ему что-то понадобится, — бросил Самоедов.
— Ну пожалуйста! — едва ли не взмолился Нифонт. — Прошу вас!..
— Передайте мне! — вздохнула Тамаридзе и протянула руку.
— Ирма, отойди от него! — прокричал Карабанов, стремительно бросаясь вперёд.
Ирма с протянутой рукой недоуменно посмотрела на командира. Нифонт резко перехватил её руку, коротко ткнул её кулаком в живот. Выхватил у нее оружие и тут же два раза выстрелил в упор. Самоедов обежал автомобиль, сунул руку под куртку. Нифонт выстрелил навскидку. Пуля выбила из головы Самоедова струю крови, и тот рухнул в снег.
Грянул выстрел. Затем ещё один. Нифонт обежал автомобиль, выхватил у мертвого Самоедова ключи и прыгнул за руль.
— Огонь! Огонь! — закричал взбешенный Карабанов, расстреливая уезжающий чёрный Вольво.
Пули разбили стекла автомобиля, высекли искры из корпуса, но седан вырвался с территории особняка и рванул по автомагистрали.
— Чёр-рт! — прорычал со злостью Евсей Карабанов.
Он подбежал к Тамаридзе.
— Ирма, Ирма! Смотри на меня! — он одной рукой приподнял её голову, а второй отвёл окровавленные ладони от раны женщины.
Темно-багровая кровь резвыми, бурными толчками выплескивались из раны. Кровь растекалась на животе раненой женщины и лужей стремительно собиралась под ней.
Евсей выругался. Рана у Ирмы Тамаридзе была смертельной. Женщина что-то прохрипела, неразборчиво шепнула какое-то слово и замерла, повиснув на левой руке Карабанова. Капитан поднялся, достал рацию.
— Ситуация семь два четыре! Нужен план-перехват! — проговорил он быстро в микрофон. — Машина — чёрный седан, Вольво S60, номер…
***
— Нифонт, какого хрена ты творишь?! — орал с заднего сидения Сильвестр. — Ты убил двух следаков!
— Плевать! — процедил Нифонт.
Они летели по городу, обгоняя другие автомобили.
Из-за поворота на дорогу выскочили два форда патрульной службы. Завыли полицейские сирены, зловеще засверкали красно-синие огни.
— Чёрный вольво, номер А010АЕ! Немедленно прижмитесь к обочине и заглушите двигатель! В противном случае…
Нифонт в сердцах надавил на газ. Вольво рванулся вперёд. Сильвестра отбросило на сиденье. Он нервно оглянулся назад, увидел несущиеся за ними полицейские автомобили.
— Нифонт!..
— Что?!
— Гони быстрее!!! — проорал Сильвестр.
Гольшанский нервно облизнулся.
«Чёрт его знает, может и получится.» — подумал он.
Они круто развернулись на перекрестке. Остановившийся автобус протяжно, возмущенно просигналил. Нифонт лихорадочно крутил руль. Вольво занесло, они перескочили на соседнюю полосу, едва не столкнулись с красным внедорожником.
Полицейские машины отстали. Сильвестр ухмыльнулся. Как же он недооценивал своего начальника охраны! Впереди показался полицейский заслон из трёх машин и шипов на асфальте. Нифонт свернул на тротуар. Люди с криками бросились врассыпную. Один мужчина не успел отпрыгнуть. Вольво сбил его, тело мужчины ударилось о лобовое стекло и перелетело через автомобиль. Они мчались вперёд, сшибая стоящие перед магазинами указатели и разгоняя перепуганных прохожих. Сильвестра на заднем сиденье бросало из стороны в сторону. В зеркале заднего вида мелькало безумное лицо Нифонта. Олсуфьев с решительным видом и сверкающей в глазах злостью лихорадочно крутил руль и дёргал рычаг коробки передач. Старенький вольво выскочил с тротуара на широкий проспект. Полицейских машин за ними не было, но в воздухе над ними гулко зашумел двигатель вертолёта. Нифонт выругался, быстро переключил скорость и снова резко свернул. Вольво в который раз занесло.
Тяжелый бензовоз, мчащийся на них, пронзительно взревел сигналом, с упорством жестко затормозил. Из-за него выскочил белый универсал и на всей скорости протаранил левое крыло вольво. Стекла левых дверей вольво лопнули искрящимися осколками. Проскрежетал металл, и следом раздался грохот. Сильвестра с силой швырнуло на переднее сиденье и резко отбросило назад. Перед капотом вольво замелькали витрины магазинов, прохожие, машины. Седан закрутило. Нифонт отчаянно пытался справиться с управлением, но впереди вырос столб светофора. Гольшанский едва успел сгруппироваться. Вольво с жестким ударом врезался в светофор. Лобовое стекло покрыла сеть глубоких трещин. Крыша Вольво просела от мощного удара упавшего столба светофора.
— Нифонт… — простонал с заднего сидения Сильвестр.
— Прости…те… — простонал лежащий на руле Нифонт Олсуфьев. — Я… Я хотел…
— Глупый ты мальчишка! — вскричал раздосадованный Сильвестр. — Какого же чёрта…
— Можете мне ответить?.. — Нифонт, морщась от боли, повернул к Сильвестру окровавленное лицо.
Гольшанский увидел, как вокруг них останавливаются полицейские машины, и патрульные приседают возле открытых дверей, достав пистолеты.
— Спрашивай, — разрешил Сильвестр.
Всё-таки Нифонт пытался… Отчаянно, самоуверенно и честно. Пытался его спасти. Парень теперь сядет, и надолго. Сядет из-за него.
— Спрашивай, Нифонт, — оглянувшись на полицейских, разрешил Сильвестр.
— Те девочки… — прошептала Нифонт. — Это… Вы?.. Да?..
Сильвестр усмехнулся, глядя в глаза Олсуфьева, и вздохнул.
— Да, — посмотрев ему в глаза, кивнул Сильвестр и пожал плечами. — Прости… Ты пытался спасти монстра. Хорошо, что тебе не повезло.
Он подмигнул Нифонту, открыл дверцу рядом с собой, с трудом выбрался из автомобиля. Глядя на полицейских вокруг, он с кривой ухмылкой поднял вверх руки в наручниках.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Понедельник, 11 января.
— …И никто из них, из этих напыщенных дураков не в состоянии меня понять! — качая головой проговорил сидящий за столом со Стасом мужчина. — Никто! Ни мой босс, этот усатый морж с рожей подзаборного пьянчуги! Ни хренов директор по продажам, ни даже мой непосредственный начальник! Никто! Никто из этих остолопов не может понять, что у меня есть идеи!.. Я действительно могу помочь!
Толстощекий, небритый мужчина с жирными черными волосами посмотрел на Стаса.
— Вот у тебя такое было, подполковник?! Ты говоришь, хочешь им что-то донести, объяснить и… посоветовать!
Он горько усмехнулся и качнул головой.
— А тебя не желают ни слышать, ни замечать, — осипшим голосом добавил он. — И ты понимаешь: им всем на тебя на***ть!
— Знаешь, я примерно раз в месяц предлагаю нашему генералу ввести иной порядок работы, — Стас макнул кусочек картошки фри в кетчуп и положил в рот. — Но он каждый раз лишь отмахивается от меня.
— Вот! — выразительно выпучив глаза, произнес собеседник Стаса. — Вот! То, о чем я говорил! Отмахиваются, и всё! Никакого уважения! Те, кто стоят выше нас, плевать хотели на то, что мы думаем, на наши старания, цели и даже на нашу помощь!
— Да, такое встречается, — согласился Стас, поедая очередной ломтик картошки. — И ты поэтому решил их наказать?
Корнилов кивнул на четверых мужчин в деловых костюмах, что стояли на коленях, держа руки за головой, как и остальные восемнадцать заложников.
— Я лишь хотел преподать им урок, — собеседник Стаса переложил пульт дистанционного управления в другую руку и свободной взял стакан с колой. — Я хотел научить их слушать!
Он отпил из стакана. Капли колы стекли на его щетинистый подбородок.
Корнилов посмотрел на четверых мужчин. У всей четверки на вспотевших лицах застыло одинаковое внимательное и опасливое выражение. Их кадыки то и дело дергались от нервных глотков. Боязливые, пристальные взгляды метались от Стаса к его собеседнику. Остальные заложники жались друг к другу возле стойки с кассовыми аппаратами закусочной, где их усадил обиженный на весь мир Артём Солонкин. По обе стороны от группы заложников на полу стояли две плотно обмотанные скотчем чёрные спортивные сумки. В каждой из сумок притаилась самодельная взрывчатка. Сомневаться в этом не приходилось, потому что за два часа до захвата заложников в этой закусочной Артём взорвал автомобиль гендиректора компании, в которой работал. Пострадало три человека. Уже через двадцать минут после захвата заложников стало известно, что Солонкин служил срочную и сверхсрочную службу в сапёрных войсках. Так что во взрывчатых веществах он разбирается едва ли не лучше, чем в проводке кабелей для интернета и телевидения. Солонкин шесть лет проработал монтажником в одной из Московских компаний-провайдеров. Шесть лет, прежде чем он решился на сегодняшний акт «справедливости».
— И на чем ты остановился? — спросил Стас, с фальшивым интересом глядя на Артёма.
— На чём остановился? — переспросил Солонкин. — Я…
Он наморщил лоб, поджал губы. Посмотрел на четверку своих угнетателей и снова обернулся на Стаса.
— Я хотел… Хотел предложить… новую… и…
— Революционную? — мягко подсказал Корнилов.
Солонкин быстро кивнул.
— И революционную идею… Систему… которая позволила бы… с-сэкономить…
У Артёма Солонкина, как и у большинства подобных ему «непризнанных гениев», была серьёзная проблема с формулировкой собственной мысли. Этот недуг проистекает отнюдь не из-за умственной отсталости, а, скорее, из-за хаоса в процессе построения предложений и выражения мысли. Особенно в период волнения или стресса. Как сейчас, например.
— Я вижу, ты волнуешься, — заботливым и дружелюбным голосом произнес Стас. — Давай сделаем так… ты расскажешь всё мне, а потом мы вместе объясним эту идею твоим коллегам. Как ты на это смотришь? Заодно и я у тебя поучусь…
— У меня? — растерянно заморгал глазами Артём. — Чему?! Чему я могу тебя научить?
— Как чему? — пожал плечами Стас. — Хотя бы твоей решимости донести мысль. Мне, к сожалению, не достаёт твоего мужества и смелости.
— Мужества и смелости? — завороженно повторил Солонкин. — Ты правда считаешь, что я поступаю мужественно… и смело?
Сейчас он был похож на ребенка. Большого, растерянного и напуганного сорокалетнего ребенка.
— Конечно, — пожал плечами Корнилов. — Много ли людей могут осмелиться пойти на то, на что решился ты?
Стас с сожалением покачал головой.
— Мы живем в мире покорных овец и жалких лебезящих трусов.
— Да-а… — с готовностью согласно закивал Артём. — Да! Да, ты прав, подполковник! Мы… мы все… мы все живем в рабском подчинении!
Он обратил сердитый и осуждающий взгляд на своих четверых начальников. У тех враз побледнели лица, а глаза затопил страх.
— Но какое счастье, что в нашем мире ещё есть такие люди, как ты, — Стас старался не переборщить с лестью.
Артём Солонкин был инфантильным, истеричным и не слишком рассудительным. Но идиотом он тоже не был. Почувствует неладное — и нажмёт кнопку.
— Спасибо, — самодовольно усмехнулся Артём.
Стас достал из кармана ручку и блокнот, который всегда носил с собой.
— Буду записывать, чтобы потом помочь тебе объяснить всё твоим коллегам, — пояснил он в ответ на вопрошающий взгляд Артёма.
— А-а… — протянул Артём и кивнул. — Ну ладно. В общем, слушай… У тебя же есть дома интернет?
— Конечно, — усмехнулся Стас.
— Ну вот! — начал Солонкин, и глаза его загорелись азартом.
Пока он с увлечением рассказывал, Стас внимательно следил за выражением его лица, жестами и мимикой. То, как бурно и эмоционально повествовал Солонкин, можно было сравнить с рассказом ребенка лет восьми или десяти, который сам что-то сделал и ужасно этим гордится. Во взгляде Артёма сиял неподдельный наивный восторг, когда он описывал свою идею.
Стас не забывал задавать вопросы, изображать внимание и следить за теми знаками, что подавало ему тело Солонкина. А оно говорило, что перед ним на самом деле не злой отщепенец и отброс общества. Перед ним обиженный, разочарованный и брошенный любимыми людьми человек. Одинокий, в душе очень робкий, но искренний человек, который столь же искренно хочет помогать, улучшать, изобретать и создавать. Это не агрессивный психопат или уязвленный социопат, жаждущий мести отвергающему его обществу.
Стас заметил на его безымянном пальце правой руки след от кольца.
— … И вот когда происходит соединение, трафик интернета может быть… — продолжал взахлеб рассказывать Артём.
— Слушай, подождёшь немного? — Стас полез во внутренний карман куртки. — Хочу взять чашку кофе. Ты же не против?
— Нет, конечно, — пожал плечами Артём. — Давай…
— Чёрт возьми, — расстроенно произнес Стас, — не одолжишь полсотни? А то я, похоже, кошелек дома оставил… На кофе не хватает.
Артём удивленно моргнул глазами и оглянулся.
— Но ведь… — начал он, — здесь сейчас всё под моим контролем… Может, так возьмёшь? Вон на стойке кофемашины…
— Артём, — развел руками Стас. — Я не грабитель, да и ты тоже. Так ведь?
— Да, — согласился Солонкин и рассеянно кивнул. — Да, ты прав.
— Так что? Одолжишь?
— Ладно, — легко согласился Артём и полез под свою куртку.
Как и ожидал Стас, Солонкин достал бумажник, открыл его и расстегнул молнию.
— Красивая, — протянул Стас, прибавив голосу оттенок зависти.
— Что? — не понял Артём и тут перехватил взгляд Корнилова на фотографию в кошельке. — А это… Это Ася… Жена моя… бывшая.
Он вздохнул, и настроение его заметно испортилось. Он протянул Стасу пару купюр.
— Спасибо, — Корнилов взял деньги, встал из-за стола.
Подойдя к автомату самообслуживания, Стас купил себе стакан ароматного кофе. Забрав сдачу из автомата, он перехватил настороженный и ошарашенный взгляд одного из кассиров-продавцов и подмигнул ему.
Незаметно для Солонкина Стас поставил на смартфоне будильник.
Он вернулся за стол к Артёму. Тот уже ёрзал от нетерпения.
— Оставь себе, — сказал Солонкин, когда Стас протянул ему сдачу.
— Ты очень великодушен, — ответил Корнилов, положив деньги в карман. — Так, что там дальше?
Через минут двадцать рассказ Артёма прервал звонок мобильного у Стаса.
— Прости, — скривился Стас, — жена… Я должен ответить.
— Ничего, я понимаю, — вздохнул Артём.
— Да, любимая? — проговорил Стас, приложив телефон к уху. — Да, конечно!.. Да, я помню, конечно, солнце. Я помню, что обещал купить ей шоколадку. На обратном пути куплю две. Не-ет… Одну тебе, одну ей. Да, и я тебя люблю. Хорошо, пока.
Корнилову самому было тошно от той приторности, с которой «общался» с Ритой. Но ему было важно, чтобы Артём среагировал на это. Среагировал правильно.
— Извини, — Стас спрятал телефон. — Беспокоится… Сам понимаешь.
— У тебя есть ребёнок? — спросил Артём.
— Да, — пожал плечами Стас.
Он заметил, что голос Солонкина изменился. Стал задумчивым и немного грустным.
— А кто? Сын или дочка?
— Дочка, — улыбнулся Стас. — Четырнадцать лет.
— У меня тоже есть… две дочки, — кивнув, усмехнулся Солонкин. — Только их мать… Ася… Она нечасто позволяет мне общаться с ними… Я их очень люблю. Ты бы видел, какие они у меня молодцы. Вот недавно на школьной олимпиаде второе и третье место заняли! Представляешь?!
— Здорово, — согласился Стас. — А сколько лет твоим красавицам?
— Девять и двенадцать, — вздохнул Артём. — У старшей скоро день рождения. Вот… на подарок коплю…
— Уверен, она будет очень счастлива, — заявил Стас. — Но не забывай, что главный подарок для неё — это ты, Артём.
Солонкин снова взволнованно взглянул на Стаса и несколько раз медленно кивнул.
— Спасибо, подполковник…
— Ну что? — Корнилов кивнул на стоящих на коленях начальников Солонкина. — Может, уже и этих подключим к нашей беседе? Ты готов с ними поговорить?
Артём снова занервничал. Всё-таки Стас не был его начальником и точно не разбирался в тонкостях интернет-услуг. А вот перспектива беседы с вышестоящими людьми, которые сведущи в данной области не меньше, чем он, его сильно нервировала.
— Эй, эй, — Стас похлопал Артёма по руке. — Ты чего? Не парься…
Стас постучал по блокноту.
— Я всё записал, если что, сумею объяснить. А ты дополнишь. Идёт?
— Да, — нервно сглотнув, ответил Солонкин. — Хорошо… Спасибо тебе.
— Слушай, я тут подумал… — сказал Стас. — Ты не против, если они тоже позвонят своим семьям… ну, чтобы их жены, дети и матери не переживали… Им же не нужно переживать?
Стас с вопросом, пристально посмотрел на Артёма.
Солонкин ещё больше занервничал под взглядом Стаса.
— Н-не н-нужно… — заикаясь, ответил он.
— Присаживайтесь к нам, господа, — Стас позвал начальников Артёма.
Когда угрюмые, уставшие и напуганные мужчины сели с ними рядом, Стас положил на стол свой мобильник и включил громкую.
— Набирайте… Кто первый?
— Можно мне? — спросил седой мужчина лет сорока пяти или старше. — У меня дочка сегодня заканчивает университет…
— Поздравляю, — улыбнулся Стас.
— Поздравляю, — повторил Артём.
Выражение лица Солонкина постоянно менялось. Он то хмурился, то вскидывал брови, словно в удивлении. Его взгляд метался из стороны в сторону, он что-то беззвучно бормотал. Налицо были видны явные признаки внутренней борьбы.
По очереди все четыре мужчины звонили по громкой связи своим женам, детям и родителям. Слыша звонкие голоса их детей, взволнованные голоса жен и матерей, Артём Солонкин стремительно менялся. Он краснел, его лицо покрылось испариной, волосы слегка увлажнились. Он часто, громко дышал, и смотрел то на телефон Стаса, то на своих начальников, что общались с родными.
— Хватит! — неожиданно вскричал он и стукнул ладонью по столу. — Хватит!..
Его начальники с опаской замерли, глядя то на него, то на Стаса.
— Убирайтесь! — прошипел Солонкин и снова хватанул ладонью по столу. — Ну?! Чего смотрите?! Убирайтесь! Быстро!.. Уходите! Вас же… Вас же…
У него задрожали губы, он громко и сердито шмыгнул носом, замотал головой.
— Вас же ждут… — добавил он, — ваши дети и жены… Уходите!
Начальники Артема оглянулись на Стаса. Тот молча кивнул. Мужчины поспешно ретировались. Стас услышал, как пару раз звякнул колокольчик над дверью закусочной.
Солонкин нервно сглотнул и обернулся к другим заложникам.
— А вы чего там засели?! Тоже пошли все вон! Ну! Быстро!..
Не веря своим ушам, пораженные неожиданным поворотом заложники поспешили вслед за топ-менеджерами интернет-компании.
Через несколько минут Артем и Стас остались вдвоем. В закусочной звенела выразительная тишина. Корнилов не спешил нарушать её. Солонкин со злостью сопел, глядя перед собой. Затем покачал головой.
— Ты ошибся во мне, подполковник, — он нервно сглотнул. — Никакой я не смелый и не мужественный!.. Я… Я же… Я…
Он судорожно вздохнул. Посмотрел на пульт радиоуправления в своей руке, и с брезгливостью отложил его прочь.
— Что было бы, если бы я нажал кнопку?! Что было бы?!
Он посмотрел на Стаса. Корнилов молча смотрел на Солонкина с изучающей снисходительностью.
Тот снова тяжело и шумно сглотнул.
— Я чуть было не убил их всех! Понимаешь?! Я… Я не знал… Я просто не думал… Их дети, жены… Они… Они такие же, как моя Ася и мои дочурки! Точно такие же… Как я… Как я вообще мог решиться на такое?! А?! Я… Я чудовище… Да?
Последний вопрос был произнесен жалостливо и боязливо.
— Никакое ты не чудовище, Артём, — Стас отпил кофе. — Ты отчаявшийся человек, любящий муж и добрый отец.
Артём лишь усмехнулся.
— Если я выйду… меня посадят, да?
— Боюсь, что да, — с сочувственной грустью, суховато ответил Стас. — Но на какой срок, сейчас зависит от меня.
Артём вопросительно, с надеждой взглянул на него.
— А ты можешь… что-то сделать?
— Могу и сделаю, — вздохнул Стас. — Но… полностью избежать наказания тебе не удастся.
— Но я же никого не убил…
— Да, но, если тебя не накажут, кто-то может последовать твоему примеру, — Стас вздохнул. — И кто знает, хватит ли ему сил понять, что он собрался сотворить зло, о котором будет жалеть всю оставшуюся жизнь?
Артём Солонкин протяжно, жалобно всхлипнул и покорно кивнул.
Спустя несколько минут они вдвоем вышли из закусочной. А ещё спустя десять минут, Стас наблюдал, как Артема усаживают на заднее сиденье полицейской машины и увозят в ближайшее отделение для последующей передачи под суд.
Перед тем, как он уехал, Стас вернул ему сдачу и позволил допить его колу.
Корнилов достал сигарету из пачки, поджег её зажигалкой и закурил, стоя среди сверкающих полицейских мигалок и растоптанного людьми снега.
Всё опять закончилось куда лучше, чем могло бы. Его ли в том заслуга, или просто удачное совпадение? Глядя на то, как спасенные заложники обнимают своих родных у машин скорой помощи, Стас понимал, насколько это неважно. Важно то, что все остались живы. У этой короткой истории оказался счастливый конец. И только это имеет значение.
Корнилов ленивой походкой направился к припаркованному неподалеку черному Land Rover Defender.
Как только он собрался завести двигатель, у него заиграла мелодия звонка на телефоне. Стас устало и раздраженно вздохнул, достал телефон, взглянул на дисплей. Звонил один из оперуполномоченных его следственной группы капитан Николай Домбровский.
— Привет, Коль, — произнес Корнилов.
— Здорово. Слышал, ты выехал на переговоры со «взрывателем». Как всё прошло?
— Ну я же с тобой разговариваю, — мрачно пошутил Стас.
— Не смешно, — проворчал Коля. — Я звоню тебе, сказать, что сегодня в городском суде состоится заседание…
— Коля, мне это не интересно, — поморщился Корнилов.
— Ты не знаешь, кого будут судить, — с интригующими нотками, взволнованно проговорил Коля.
— Мне всё равно…
— Это Сумеречный портной, — выпалил Добмровский.
Стасу показалось, что внутри него что-то оборвалось, надломилось и тяжело рухнуло в бездонную пропасть. В голове распространилась небольшая тяжесть и легкое головокружение. Корнилов пару секунд смотрел вдаль, на двух полицейских, что опрашивали одного из заложников.
— Сумеречный портной? — задумчиво переспросил Корнилов. — Ты уверен, Коль?
— Что тип, которого они взяли, это тот самый су**н сын, которого мы пытались поймать почти два года? — хмыкнув, спросил в ответ Домбровский. — Конечно, нет. Но я уверен, что слышал и видел в новостях прозвище «Сумеречный портной». Хочешь, скажу, кто им оказался?
— Нет, не нужно, — сказал Стас, заводя двигатель внедорожника. — Я хочу увидеть сам. Спасибо, давай.
— Бывай.
Корнилов пристегнулся и поспешно влился в поток движущихся машин. Через сорок минут он был возле здания городского суда.
СИЛЬВЕСТР ГОЛЬШАНСКИЙ
Понедельник, 11 января. События, происходившие параллельно с выше описанными.
Когда его с наручниками на запястьях ввели в зал суда, помещение немедленно наполнилось криками, плачем, воплями и ругательствами. Заливающиеся слезами матери жертв слали ему проклятия и желали «подохнуть в муках». Трое мужчин, не сговариваясь, рванулись было к нему, но были остановлены полицейскими. Один из них в ярости плюнул в сторону Сильвестра. Плевок попал на стекло камеры, в которой сидел Гольшанский, и медленно сполз вниз. Судья требовательно и грозно стучал молотком, тщетно требуя тишины. Угомонить присутствующих в зале родителей и других родственников убитых девочек, оказалось непросто. Полицейским пришлось вызвать подкрепление и взять зал в плотное оцепление.
Гольшанский смотрел на всё это с равнодушной флегматичностью. Он не понимал, зачем эти люди пришли в зал заседания суда. Насладиться судебным процессом? Убедиться, что убийцу их детей точно посадят? Просто посмотреть на него?.. По мнению Сильвестра, если бы кто-то из этих родителей действительно хотел бы что-то сделать, он бы исхитрился пронести в зал оружие. И тогда бы он, Сильвестр, получил бы пулю, как только его завели в зал.
— Тишина! Порядок в суде! Порядок! — рокотал недовольно пузатый судья с лохматыми усами. — Граждане, прошу проявить сдержанность и адекватность! В противном случае…
— Чтоб ты сдох, мразь! — проорал через весь зал какой-то мужчина с взъерошенными волосами.
Сильвестр улыбнулся и издевательски подмигнул ему. Тот в ответ немедленно бросился к нему, но был отброшен назад заслоном полицейских.
— Тварь! Сволочь! Да чтоб ты в аду сгорел! — рыдая простонала какая-то женщина в дурацком зеленом костюме.
— Чудовище!
— Ублюдок!
— Отдайте его родителям! Этот ублюдок не должен ходить по земле!
— Чтоб ты дерьмом своим захлебнулся, выродок!..
— Хватит! — теряя терпение проорал судья, снова грохоча молотком по подставке. — Всем немедленно взять себя в руки! Иначе заседание, я обещаю, будет закрытым! И вы все вообще ничего не узнаете до самого конца! Я понимаю ваши эмоции и чувства! Но здесь здание суда! И сейчас перед судом предстал убийца ваших детей! А вы своим поведением мешаете проведению суда и дарите ему желанную отсрочку перед началом отбытия уголовного срока!
Это пылкое и страстное заявление подействовало. Люди в зале притихли.
А сидящий неподалеку от камеры Гольшанского предоставленный ему по правилам адвокат лишь вздохнул, глядя на судью. Бедняга знал, кого ему выпало защищать, и был вовсе не в восторге ни от «клиента», ни от предрешенного итога судебного заседания, которое только что огласил судья. А ещё он понимал, что все запомнят, кто был его «клиентом».
Сначала выступил государственный обвинитель. Им оказался тучный и лысый мужчина с пышной каштановой бородой. Нахмурив свои густые, темные брови он нарочито презрительным и гневным голосом перечислил злодеяния Сильвестра. Каждый раз, когда обвинитель называл имя и фамилию очередной жертвы Сумеречного портного, в зале суда звучали болезненный вой, горький плач и истеричные стенания. Здесь, на суде, копившиеся четыре года страдания и тлеющие надежды почти с болью вырывались из человеческих душ. Пережитая ими невыносимая горечь утраты самого дорого, что было в их жизни, все эти годы точила, угнетала и сжигала несчастных родителей. И только сегодня, сейчас, здесь… наконец-то, они увидели его. Увидели того, кто более четырех лет назад с ожесточением умертвил их маленьких дочерей. Они смогли увидеть лицо монстра, который навсегда разрушил их жизни.
Бородатый обвинитель представил суду более чем убедительные вещественные доказательства. Когда он показывал вещи убитых девочек, одна из женщин закричала и упала в обморок. Другая, зажав рот ладонью, давилась слезами. Остальные, обессиленные, измученные горем, в слезах взирали на обвинителя. Все они узнавали вещи своих детей. И каждая из матерей вспоминала свою малышку, которую она больше не сможет увидеть, обнять и прижать к сердцу. И всё по вине Сильвестра Гольшанского — Сумеречного портного, который терроризировал столицу и окрестности почти два года, а затем притих на следующие четыре.
— Все эти вещи, — продолжал государственный обвинитель, указывая на представленную суду одежду жертв Портного, — принадлежали погибшим от руки Сумеречного портного детям!
В зале звучали сдавленные, надрывные рыдания. Мужья, отцы, братья и дедушки утешали рыдающих матерей, сестёр, бабушек и других родственниц убитых девочек.
— Помимо этого, — обвинитель вынул на свет тугую бечевку с приделанными на концах деревянными рукоятями, — следствие обнаружило орудие убийство. Сомнений быть не может. Экспертиза четко показала, что на ткани самодельной удавки остались частички эпителия, которые вне всякого сомнения принадлежали жертвам Портного.
За удавкой последовали материалы, из которых Портной шил зеленые платья в белый горошек.
— Прошу обратить внимание, ваша честь, на то, что материал, найденный в тайном убежище подсудимого, полностью соответствует тканям, из которых были сшиты платья для всех жертв Портного.
Помощник обвинителя передал судье распечатанные результаты анализов.
Судья, нахмурив брови, с вниманием прочитал документы по анализам судебно-медицинской экспертизы. Затем он обратил внимание на адвоката, что отчаянно потел и нервно ёрзал, сидя рядом с камерой Гольшанского.
— Защите есть, что сказать? — пророкотал судья.
— Нет, ваша честь, — помотал головой адвокат.
При этом он выглядел так, как будто его страшила сама мысль о том, что можно сказать хоть слово в поддержку своего подзащитного.
На каждый вопрос судьи о словах защиты, адвокат лишь мотал головой. Судья и гособвинитель несколько раз выразительно переглядывались. Всё-таки адвокат должен был сыграть свою роль, пусть и с известным финалом, а не молчать, как рыба, весь судебный процесс. Однако у адвоката, похоже, ни свидетелей защиты не было, ни каких-либо косвенных и ничтожных улик хотя бы гипотетической невиновности Гольшанского, ни вообще какой бы то ни было стратегии защиты.
Сильвестр поискал взглядом лица своих родных, среди присутствующих на суде. Ни сына, ни матери и никого из дальних родственников Сильвестр на суде не увидел. Собственно, он и не слишком надеялся. Учитывая настроения большинства публики, если бы кто-то узнал, что на суде присутствуют мать и сын Сумеречного портного, могло случиться все, что угодно. Единственное, о чем жалел Сильвестр, это то, что сейчас рядом с ним не было его первой жены. Ксении был сорок один год, когда она погибла в авиакатастрофе в Мюнхене. А их единственному сыну Оресту тогда было двадцать один. И он уже три года ярко демонстрировал свои поистине гениальные способности в финансовой сфере. Так что Сильвестр был спокоен за «МосИнвест» и его проекты. Он сядет, но его детище останется в надежных и умелых руках.
Обвинение вызвало свидетелей. Первым среди них оказался уже знакомый Сильвестру капитан Карабанов. Одарив Гольшанского испепеляющим, ненавидящим взглядом, капитан подробно рассказал, как Гольшанский собрался убить свою жену, которая до сих пор числится пропавшей без вести, и как при попытке побега его охранник по наущению самого Сильвестра убил двух следователей из Следственного комитета.
Публика на суде с ужасом внимала словам капитана.
— Лейтенант Тамаридзе фактически скончалась у меня на руках, — говорил капитан Карабанов, и голос его подрагивал от сдерживаемых эмоций. — А другой мой коллега… лейтенант Самоедов умер мгновенно от выстрела в голову.
Капитан неловко прокашлялся, когда голос его начал скрипеть нервной осиплостью. Он отпил из стакана с водой. А гособвинитель степенно задал следующий вопрос:
— Расскажите подробнее о том, как вы вышли на Сильвестра Гольшанского.
— Не буду врать, моей заслуги в этом нет, — вздохнул Евсей Карабанов. — Примерно в одиннадцать часов я получил анонимный звонок, и неизвестный мужчина сообщил, что Сильвестр Гольшанский собирается убить свою любовницу Людмилу Елизарову…
— Вы ведь до сих пор не нашли никаких следов девушки? — перебил капитана обвинитель.
— Так точно, — кивнул Карабанов. — Поиски Людмилы Елизаровой продолжаются.
Сильвестр хмыкнул. А вот это была крайне неприятная новость. Вопреки его надеждам, Людмила, похоже, могла выжить… И во всем виновата та гребаная волчица с синими глазами. Откуда она только взялась, чтоб её грузовиком переехало! Тут среди присутствующих на заседании Гольшанский увидел женщину с темно-русыми волосами. Она со смесью странных чувств пристально следила за ним. Непонятно было, что она чувствует. Не то сожаление, не то злорадство. Впрочем, учитывая, как они расстались, последнее было более вероятно. Сильвестр как можно более выразительно улыбнулся второй, уже бывшей, жене. Ему бы хотелось, чтобы в зале подумали, что она ему очень дорога…
Его бывшая супруга в ответ быстро отвела взгляд и с любопытством уставилась на капитана Карабанова. Сильвестр две-три минуты с подозрением рассматривал бывшую супругу. Он прикидывал в уме, могла ли она быть замешана в том, что капитан Карабанов «получил анонимный звонок». По всему выходило, что могла.
«Видимо, — подумал Гольшанский, — этой с**е мало того, что она смогла получить после развода…»
Анжелика Орбелова — одна из немногих в России женщин-банкирш. Причем, её банк «ORBEL» успешно расширяется, процветает и растет последние пять лет.
— Благодарим вас, господин капитан, — сказал гособвинитель и громко произнес. — Обвинение вызывает следующего свидетеля…
Сильвестру надоело ждать, пока закончится весь этот балаган. Он поднялся со своего места. Стоящие рядом полицейские дёрнулись, один даже положил руку на рукоять пистолета в кобуре.
— Подсудимый, — обратился к Сильвестру судья, — вы хотели бы что-то сказать?
— Да, ваша честь, — кивнул Гольшанский. — Я хочу признаться…
В зале суда все присутствующие, включая судью и обвинителя, лишились способности говорить. А некоторые, судя по их виду, ещё и дышать.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Понедельник, 11 января.
Уже четвёртая сигарета кувырком отправилась в урну. Облокотившись на перила возле широкой лестницы, ведущей в здание суда, Стас напряженно и нервно ожидал финала судебного заседания. Корнилов всё это время вспоминал те жуткие и зловещие дни, когда он и его опера шли по следу Сумеречного портного. По следу из задушенных и развешенных на деревьях, как тряпки, маленьких девочек. Стас помнил, как его травила пресса, как сыпались обвинения в никчемности особой оперативно-следственной группы. Ему дважды разбили машину! Несколько раз звонили Рите и угрожали расправой над Алиной. Родители некоторых девочек как будто с ума посходили! Они во всём обвиняли Стаса и его оперов. Как будто были уверены, что Корнилов и его подчиненные всеми силами стараются помочь убийце избежать поимки или, как минимум, не желают должным образом выполнять свою работу.
Стас помнил, как они с Арцеуловым и Домбровским буквально ночевали на работе. Они копали и рыли во всех направлениях. Они тщательно обыскивали места преступлений, опрашивали свидетелей и анализировали поступки Портного. Они приближались к нему, Стас это чувствовал. Да и Портной, похоже, тоже. Но при этом он начал убивать чаще, словно назло, показательно, нагло… Дети начали пропадать из самых людных мест. А их тела, опутанные красными нитями, начали находить даже рядом с жилыми домами в ближайших сквериках, лесах и парках. Портной издевался. И откровенно демонстрировал, насколько все усилия следствия тщетны.
Он продолжал убивать. Как ни старались Стас, Коля и Сеня, они не могли его остановить. Девочки пропадали почти каждый месяц подряд!
Почти два года они тщетно пытались поймать этого ублюдка! Почти два года они охотились на зверя в человеческом обличье, но так и не смогли его остановить.
Корнилов прежде не сталкивался с таким убийцей. Его Modus operandi каждый раз немного изменялся. Не кардинально, но достаточно, чтобы сбивать следствие с толку. Несколько раз Портной умышленно оставлял ложные улики. Зверь заигрывал с ними, измывался над ними и продолжал убивать. Монстр под личиной человека упивался своей безнаказанностью и бессилием следствия.
Газеты и новостные порталы продолжали сыпать пугающими заголовками. Мрачное уныние и страх распространялись по Москве и близлежащим городам. Пресса усиленно нагнетала обстановку. В интернете в соцсетях появились группы добровольцев, которые объявили, что начинают собственное расследование. Их не трогали, пока их активисты не забили насмерть двух ни в чем не повинных мужчин. Истерия нарастающего ужаса, от которого нет спасения, захватила город, телеканалы, СМИ. Большинство родителей усердно круглосуточно опекали своих маленьких дочерей. Девочек не оставляли одних даже дома. В офисах многих компаний начались проблемы из-за нехватки персонала — многие брали отпуск, чтобы сидеть с детьми, пока Портной оставался на свободе.
Город бился в панических судорогах. В людях стремительно росла и крепла паранойя. Соседи в доме и сотрудники компаний с крепнущим недоверием и дотошным подозрением присматривались друг к другу. Жизнь под гнетущей тяжестью страха постепенно многих лишала рассудка. В УГРО сотнями звучали телефонные звонки. Раздавались сотни уверенных заявлений вроде «Я знаю, кто Сумеречный портной» или «Я видел лицо убийцы».
Портной словно этого и добивался. Стас каким-то шестым чувством это ощущал: монстр доволен. Более того, он был безмерно счастлив тем, в какой бесконечный и совершенный ужас поверг весь город и его окрестности. Он наслаждался своей ролью, своим всесилием. Его наглость росла пропорционально захлестывающему город страху. Девочки стали пропадать по две и даже сразу по три! Немыслимо! Некоторые исчезали навсегда буквально под стенами собственного дома!
И ни одного свидетеля! Ни одной стоящей и веской улики. Ничего.
Пустота. Безнадёга. Страх… А в случае Корнилова ещё и злость.
Корнилов злился на себя, на свою неспособность поймать чудовище, на свое бессилие…
Последними жертвами Сумеречного портного стали те три девочки, которых обнаружил лесник, скончавшийся от сердечного приступа. К этому времени дело Портного забрал Следственный комитет. Но после этих трёх жертв Портной внезапно перестал убивать. Следственный комитет ждал почти шесть месяцев, а затем закрыл дело, как «глухарь». Дети больше не пропадали, подвешенных на дереве девочек в зеленых платьях больше не находили. Сумеречный портной по необъяснимой причине исчез. Но ещё около года люди жили в страхе за своих дочерей и продолжали сподозрением следить за всеми прохожими. Однако убийства по-прежнему не происходили, и люди постепенно начали забывать буйствовавший среди них панический страх за своих детей. В последующие три года, в сумме четыре, Сумеречный портной словно впал в спячку, в этакий летаргический сон… И вот Сумеречный портной пойман… Спустя четыре года после последнего убийства. Кто бы мог подумать.
Тягостные раздумья Корнилова прервал нарастающий звук голосов из здания суда. Стас лениво обернулся, со сдержанным ожиданием уставился на монументальные металлические двери. Шум голосов усиливался и приближался.
Наконец, двери уда распахнулись. Толпившиеся неподалеку журналисты подбежали к ступеням, ведущим в здание суда. Засверкали вспышки фотоаппаратов. Все приготовили диктофоны, микрофоны, камеры и блокноты. Голодные взгляды репортеров прилипли к небольшой процессии людей, выходящих из дверей.
В центре полицейского конвоя Стас увидел его — Портного, Сильвестра Гольшанского. Им оказался среднего роста, стремительно седеющий мужчина с хищным, недобрым и чуть ехидным взглядом. Его серые с зеленоватым оттенком глаза без интереса скользнули по Стасу и переместились на группу журналистов.
Стас усмехнулся, задумчиво глядя вслед прошедшему мимо серийному убийце. От Сумеречного портного он ожидал другого: самодовольной улыбки, издевательского подмигивания, оскорбления, угроз, глумливой и злой усмешки… Но только не равнодушия.
— Господин Гольшанский! — воскликнул один из журналистов. — Как вы прокомментируете результат судебного заседания?!
— Господин Гольшанский, что заставило вас признать вину?!
— Сильвестр, пару слов для газеты «Русский корреспондент»!
— Назад! Все назад! — полицейские, сопровождающие Гольшанского к автомобилю, начали теснить журналистов прочь от осужденного убийцы.
Стас стоял на ступенях лестницы и угрюмым, тяжелым взглядом буквально высверливал спину Сильвестра.
«Обернись!» — думал Стас. — «Ну, давай же! Обернись! Посмотри на меня… Я же тот самый следователь, которого ты так успешно оставлял в дураках почти два гребаных года!.. Ну же, ублюдок!..»
Гольшанский не обернулся. Стас закрыл глаза, чуть опустил голову, задумчиво скривил губы. Или он стал ошибаться в психологии поведения серийных убийц, или…
ГАЗЕТА «РУССКИЙ КОРЕСПОНДЕНТ»
ЗВЕРЬ ПОЙМАН!
Вторник, 12 января
Как стало известно, в эту пятницу Следственному комитету неожиданно удалось задержать опаснейшего серийного убийцу. Не так уж давно столица пережила убийства печально известного Монохромного человека. Про ужасающие, кошмарные деяния Сумеречного портного за четыре года тишины мы все успели позабыть. И вот вчера прошло экстренное судебное заседание, по итогу которого известнейший в России и во всей Европе миллиардер Сильвестр Гольшанский, владелец одного из самых крупных европейских инвестиционных банков и нескольких дочерних предприятий, был признан виновным в убийстве девятнадцати девочек в возрасте от шести до восьми лет.
Сильвестр самолично во всем признался, приведя многих в ступор, шок и ужас. К тому же, как извещает анонимный источник из сотрудников городского суда, Гольшанский описал процесс последних злодеяний настолько верно и подробно, что не остаётся никаких сомнений в его виновности. Не каждый день происходит такое, когда один из богатейших людей страны сознается почти в двух десятках эпизодов тяжелейших преступлений!
Все гадают, что теперь будет с «МосИнвестом». Хотя, скорее всего, соперники и недоброжелатели этого банка зря рассчитывают на его крах, потому что «у руля» предприятия теперь встал сын Сильвестра Орест Гольшанский. Он уже давно доказал, что является настоящим финансовым гением!
Но, тем не менее, Сильвестр Гольшанский признан виновным, и в данный момент отправляется отбывать пожизненный срок не куда-нибудь, а прямиком в жуткую и опасную тюрьму «Чёрный дельфин». Именно там содержат всех монстров, чудовищ, извращенцев и психопатов, осужденных за кошмарные злодеяния.
Остается открытым вопрос относительно исчезновения молодой любовницы Сильвестра Гольшанского. До сих пор не найдено никаких следов двадцатидвухлетней Людмилы Елизаровой. Известно лишь, что Сильвестр, скорее всего, намеревался убить девушку, предположительно, из-за измены. Да, серийный убийца, который избежал поимки и ареста четыре года назад, попался, фактически, на бытовой любовной драме. Если конечно, такие, как Сильвестр Гольшанский, способны любить!