Статья на первой полосе газеты «Русский корреспондент»
НОВОСТНОЙ ПОРТАЛ
«МОСКОВСКИЙ КУРЬЕР»
Среда, 13 января
ЕЛИЗАВЕТА ГОЛЬШАНСКАЯ: «МОЙ СЫН НЕВИНОВЕН…»
Сегодня утром шестидесятитрёхлетняя мать только что осужденного Сильвестра Гольшанского во всеуслышание яростно заявила, что её сына путем угроз и шантажа вынудили оговорить себя. Елизавета предупредила, что не оставит «произвол гнилой судебной системы России» без наказания.
— Я заявляю, что случившееся является банальным «заказом» со стороны конкурентов моего сына, — строго и холодно заявила пожилая бизнес-леди. — И я предупреждаю, я задействую все возможные ресурсы, чтобы вернуть моего невиновного сына на свободу!
Слова Елизаветы вызвали шквал агрессивной критики и страстные обсуждения в социальных сетях…
Отрывок из статьи на новостном портале «Московский курьер».
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Среда, 13 января
Над блестящим льдом разносились крики восторга. Переполненные беззаботным счастьем люди катались по кругу просторного ледового катка. Здесь были родители с детьми, шумные компании, гордые одиночки и парочки. Последние в большинстве случаев катались, романтично держась за руки и ласково воркуя друг с другом. А вот мы с Мироном в этом случае были ярким исключением, потому что, как выяснилось, на льду Мирон не только не едет, но даже не стоит.
— Осторожно! — вскричала я испуганно. — Стой! Не маши руками… Мирон!.. Ай!..
Мой парень, в который раз поскользнувшись, неуклюже взмахнул руками, зацепил меня за руку и упал. Я упала рядом с ним, но успела сгруппироваться. Все таки не в первый раз падаю и точно не в последний.
А вот Мирон, который не бился об лёд после неудачных лутцев, акселей и ритбергеров, явно падать с минимальным ущербом не умел. И сейчас он зашипел от боли и скривился, держась за ушибленный локоть.
— Ты как?! — я бросилась к нему, присела рядом.
— Да нормально всё, — выдохнул он и посмотрел на меня. — Извини меня. Ты сильно ударилась, принцесса?
— Не сильнее, чем на тренировках, — улыбнулась я.
Я помогла ему подняться, и мы кое-как, не без труда, добрались до ограждения с металлическими перилами.
— Болит? — сочувственно спросила я, легонько коснувшись его локтя.
— Фигня, — отмахнулся Мирон. — Синяком меньше, синяком больше… Без разницы. Ты катайся… А я… Я тут передохну…
— Ещё чего! — возмутилась я. — Мы же вместе пришли! Что, я буду одна кататься, а ты тут будешь стоять… в одиночестве?
Я действительно представила, как Мирон стоит в стороне от всеобщего веселья и угрюмо, с досадой наблюдает, как другие люди катаются в своё удовольствие. Мне стало его жалко. Да так, что аж глаза защипало.
— Ну чего ты, маленькая… — Мирон ласково провел ладонью по моей щеке и тепло улыбнулся.
В этот миг неподалеку от нас краснощекий полный мужчина в красном свитере с оленями поскользнулся и с силой опрокинулся на лёд. Удар был такой, что лёд вздрогнул у меня под ногами. Я в ужасе прижала руки ко рту. А Мирон лишь понимающе усмехнулся с толикой злорадства.
— Вашу мать… — гневно выругался толстяк в красном свитере и, тяжело кряхтя, поднялся. — Чтоб я… за свои же деньги…
Ему помогли подняться подъехавшие люди и проводили к бортику.
— Ну вот видишь, — хмыкнул Мирон и посмотрел на меня с улыбкой. — Я уже не один. Езжай, солнце. Я постою немного и потом присоединюсь к тебе.
Я посмотрела на него с легким недоверием, затем оглянулась на лёд, задержала взгляд на двух самых резвых одиночках и снова посмотрела на Мирона.
— Ты точно не обидишься? — спросила я.
— На что мне обижаться? — парень пожал плечами. — Это тебе стоит на меня обижаться… Я же тебе не сказал, что я на коньках, как слон на шпильках…
Я засмеялась, быстро чмокнула Мирона в щеку и, развернувшись, оттолкнулась. Я понеслась по кругу, полетела вперёд по льду с нарастающей скоростью. Ревущий восторг волной подхватил меня, душа наполнилась бесконечным счастьем. Когда я двигаюсь, когда мчусь по льду… Господи, я живу— ярко, эффектно, в удовольствии и совершенно счастливо!
Я сделала несколько кругов. Там, где было поменьше людей, я, не удержавшись, сделала несколько лёгких прыжков. Это были обычные сальховы. Ни о каких более сложных прыжках на этих не самых лучших коньках не могло быть и речи.
Мирон тем временем о чем-то разговаривал с мужчиной в красном свитере. Наверное, оба делились впечатлениями от саднящего во всех смыслах знакомства со льдом.
Перед моими глазами, как всегда, внезапно промелькнуло несколько быстрых видений из воспоминаний окружающих меня людей. Но это были добрые, светлые и радостные воспоминания. Я несколько минут купалась в благодати человеческого счастья и самых позитивных эмоциях. И так же, как тяжело я переносила мрачные тягостные и пугающие воспоминания, я испытывала бурю позитивных чувств, переживая положительные эмоции людей из их светлых и добрых воспоминаний.
Мирон чуть позже присоединился ко мне. Я взяла его за руку, и мы очень осторожно, не спеша и бережно поехали вдоль бортика. Так мы проехали аж целых четыре круга. К концу последнего мне удалось добиться того, что Мирон хоть немного, пусть и пошатываясь, но всё-таки стоял на льду.
Спустя минут двадцать мы сидели в одном из кафе, которых в этом молле было около двух десятков, если не больше. Кафе сверкало и переливалось от сияния развешенных повсюду гирлянд. На каждом столике стоял стеклянный шарик с новогодним мотивчиком внутри. Нам с Мироном попались два обнимающихся снеговичка. Я взяла шар, встряхнула его и поставила обратно на стол, любуясь опадающим внутри шара «снегом».
Одним из того, что я люблю у русских, является их Новый год. Каким бы красивым ни было Рождество в Польше, и как бы ни наряжался горделивый и старинный Краков, с Московским шиком и всеобщим русским новогодним ликованием ему точно не сравниться. Рыночная площадь напротив Мариацкого костёла в канун Рождества достойна любых открыток. Но то фанатичное и переполненное всеобщим бурным ликованием праздничное буйство, что творится на Красной площади и в других оживленных местах… Мне лично просто не с чем это сравнить. Русские отдыхают широко, ярко, долго и с размахом.
Вот и сейчас уже прошло две недели с Нового года и неделя после православного Рождества, а весь город (да и вся страна) всё ещё повсеместно сверкает и блестит новогодним шиком.
Нам принесли два безалкогольных глинтвейна и две вазочки с рахат-лукумом. Сладости здесь готовили самостоятельно и притом отменно.
— А я смотрю, ты совсем не устала после того чемпионата в ноябре, — чуть наклонившись ко мне, проговорил Мирон с усмешкой.
— Так два месяца уже прошло, — я пожала плечами и отпила из чашки с горячим напитком.
— Да, но в последние три недели перед тем, как улететь в Гётеборг, ты так усердно тренировалась, что мы вообще с тобой не виделись.
Я бросила на него чуть встревоженный взгляд и быстро посмотрела в сторону. Я в который раз ощутила тяжелый пинок совести.
Да. Почти за месяц до соревнований Мег так нагрузила нас с Сашей, что мы чуть ли не жили на льду. И времени у меня не то что на свидания с Мироном, а даже просто поспать, поесть и хоть какие-то уроки сделать просто не было. Абсолютно! И конечно меня терзали навязчивые угрызения совести, когда на очередное предложение Мирона сходить куда-нибудь я вынуждена была отвечать отказом.
— Солнце, — Мирон мягко и ласково накрыла своей ладонью мою.
Я подняла на него несмелый взгляд.
Парень усмехнулся чуть насмешливо, но по-доброму.
— Ну чего ты опять приуныла, — хмыкнул он. — Я всё понимаю… Не буду говорить, что мне нравится такое положение дел, но…
— Мирон, я…
— Подожди, — Мирон поднял палец, и я осеклась, — я не собираюсь тебе жаловаться или в чем-то тебя обвинять. У меня нет таких прав, потому что я давно понял… — тут он широко и довольно улыбнулся, — какое сокровище мне досталось.
Он выразительно посмотрел на меня. И у меня на короткое мгновение всё застыло, замерло и сжалось внутри. Чуть сдавило грудь и горло, слегка закружилась голова. А затем всё тело наполнилось вибрирующей, горячей пульсацией. Бешено, как в истерике, билось сердце. Усилилось головокружение. Меня сковало дикое смущение, по-прежнему было трудно дышать, а в голове хаотично роились противоречивые мысли.
Сокровище?! Он назвал меня сокровищем? Он серьёзно? Или он шутит? Да нет, он просто пошутил!.. А если нет? Он правда так думает?! Честно?! Честно?! Правда?!.. А если… Да нет…
— М-мирон… — заикаясь слабым голосом проговорила я. Захлестнувшая меня сотрясающая разум и тело волна взбудораженного волнения мешала сосредоточиться. Я не знала, почему слова Мирона произвели на меня такое впечатление. Комплименты мне говорят далеко не в первый раз. Но почему-то именно прозвучавшее из уст Мирона лестное сравнение повергло меня в совершенный шок и глубочайшую растерянность. А ещё я до конца так и не поняла, правду он говорит или нет?.. Но я думала, что правду. Я хотела так думать.
— А вообще, — продолжил Мирон, — я просто хотел выразить удивление, что ты несмотря на изнуряющие тренировки и соревнования уже так быстро пришла в себя и… вон просто порхаешь на льду.
Он пожал плечами.
— Только и всего, — он снова улыбнулся. — Я лишь в очередной раз восхитился тобой.
Я нервно сглотнула, глядя на него. Он улыбался и согревал меня взглядом. Я улыбнулась в ответ. Этот день обещал быть прекрасным.
В приподнятом настроении мы вышли из молла. Январский день встретил нас серо-молочным небом, привычным городским шумом на дорогах и очаровательным снегопадом.
Я остановилась возле входа в молл и с любованием окинула взглядом городские улицы. Ещё не снявший новогодние наряды город, осыпаемый обильной снежной пыльцой, выглядел завораживающе и волшебно! Улицы с сияющими гирляндами, красочными украшениями и вывесками напоминали праздничный вишневый пирог, посыпанный сахарной пудрой!
Я шагнула вперёд, одержимая необъяснимым весельем, поспешила на широкую аллею со скульптурами оленей и рождественских эльфов.
Мирон ринулся за мной.
— Ника, что с тобой такое? — засмеялся парень.
— Посмотри, как здорово! — воскликнула я, оглядывая улицы города и аллею со скульптурами. — И снег идёт, как в сказке!..
Я с неподдельной радостью закружилась под вихрем падающих снежинок. На душе стало так легко и прекрасно, что хотелось петь любимые песни! Я нагнулась к сугробу неподалёку, быстро слепила снежок и швырнула в Мирона. Мой «косой» снежок угодил Мирону чуть выше левого колена. Парень удивленно уставился на меня. Я задорно захихикала и бросилась прочь.
— Вот значит как!.. — воскликнул Мирон и тоже быстро слепил снежок.
Я снова кинула в него снегом, он побежал ко мне. Я взвизгнула, бросилась прочь. Удар снежка пришелся мне пониже спины. Я ойкнула испуганно, оглянулась.
— Как ты попал только! — воскликнула я и, сделав новый снежок, опять метнула его в Мирона.
Тот ловко уклонился и бросил в меня снежком. Я пригнулась, снежок Мирона попал в дерево. Небольшая стайка синиц с громким щебетом сорвалась с веток и спикировала на шумную компанию из нескольких мужчин и женщин. Те, ничуть не испугавшись, достали телефоны и попытались заснять стайку птиц. Мы с Мироном продолжали нашу снежную дуэль. Азарт нарастал, веселье продолжалось! Мирон попал в меня уже пять раз, а я в него только два. Но моего желания продолжать «перестрелку» это ни в коем случае не убавило.
Очередной снежок Мирона, пронесся мимо меня. Мой жеугодил точно в цель — в левое плечо Мирона.
— Да-а! — я победно вскинула руки и тут же испуганно пригнулась от ответного снежка Мирона.
Снежок Мирона пролетел над моей головой и угодил в спину какому-то парню, что гулял с двумя девушками. Его спутницы захихикали, парень удивленно оглянулся, уставился на меня.
— Извините пожалуйста! — я подняла ладони. — Мы не специально…
— Ничего, — незнакомый мне парень вдруг наклонился, сделал снежок и бросил его в Мирона.
Тот уклонился и бросил очередной «снаряд» в нового противника. Его спутницы тоже слепили снежки и начали со смехом кидать их в меня. Но с меткостью у них было ещё хуже, чем у меня, поэтому я без особого труда спаслась. Присев за засыпанной снегом скамейкой, я быстро сгребла немного снега в перчатку, слепила снежок и бросила в своих противниц. Снежок угодил в бедро одной из девушек. Та ойкнула, развернулась, бросила снежок в меня, но промахнулась и попала в проходящих мимо двух парней лет по шестнадцать. Те переглянулись и, недолго думая, присоединились к нам. Через несколько минут в снежной баталии всех против всех участвовало уже человек двадцать или даже больше. Остальные смотрели на нас со стороны, смеялись, снимали на телефоны, давали советы и шумно «болели».
Не знаю, сколько мы играли, но, когда мы с Мироном осыпанные снегом с ног до головы вышли из игры, в «сражение» вступили новые игроки. Особенно поразили меня двое патрульных полицейских, играющих в снежки чуть ли не с детским азартом. Это зрелище, когда люди разных возрастов, профессий и статусов с оживленным азартом носятся по заснеженному скверику друг за другом и перебрасываются снежками, не могло не вызывать счастливую улыбку у всех, кто это наблюдал.
— Солнце… Что ты наделала… — с насмешливой улыбкой покачал головой Мирон, глядя, как разросшаяся компания продолжает бросаться снежками.
— Привнесла праздничное настроение в скучные будни людей, — с толикой нахальства ответила я.
Мирон обернулся на меня, выразительно, с вопросом посмотрел, я в ответ засмеялась.
Попутно отряхиваясь от снега, мы пошли вдоль многочисленных магазинов и жилых высоток. Дойдя до остановки, я бросила взгляд на электронное табло. Возле номера нужной нам маршрутки сияло время пути. Я вздохнула. Как раз успеваю к оговоренному с дядей Сигизмундом времени. Мирон обнял меня, и наклонился чтобы поцеловать.
— Мирон… не надо, — я отвернулась.
— Почему? — удивился парень.
— Ну… потому что… — уклончиво ответила я и взглядом указала на стоящих рядом людей.
— Ну и что? — непонимающе нахмурился Мирон.
Он снова сделал попытку поцеловать меня, но я опять уклонилась.
— Солнце, что с тобой такое в последнее время? — спросил парень. — Тебе… неприятно?
— Нет! — тут же воскликнула я. — Ты что… Нет… Просто…
— Просто что? — настойчиво, с легким подозрением спросил Мирон.
Я вздохнула, несмело взглянула ему в глаза. Я не знала, как ему объяснить две вещи. Первое, что мне правда не хочется целоваться на глазах у людей. А второе… После того случая, когда мы целовались на мотоцикле его брата посреди дороги, я решила, что слишком быстро и легко позволила Мирону перейти к решительным действиям. Меня это расстраивало и угнетало. Я не хотела казаться ему доступной и… вообще, давать повод думать, что добиться от меня чего-то большего будет так же легко. Да и, вообще, мне было стыдно за моё поведение. Сейчас-то мы уже почти четыре месяца как вместе. Но… тогда-то ещё нет… А сейчас уже вроде, как можно об этом не думать, но… вот… я не могу. Короче, это всё сложно! И как объяснить это Мирону, я тоже не знаю! Поэтому прибегла к своему самому действенному оправданию.
— Мне неудобно при других людях целоваться, — жалобно проговорила я, опустив взгляд. — Я так не люблю…
— Ладно, ладно, — Мирон обнял меня, притянул к себе.
Издалека показался маленький автобус, который, скорее всего, был нашим.
Но тут я услышала жалобное и звонкое тявканье. Я оглянулась. Возле небольшого мясного магазина сидел рыжий щенок. Маленький пёсик приветливо тявкал всем, кто заходил и выходил из магазина. Он старательно вилял хвостиком, заглядывал в глаза людям, но никто даже не смотрел в его сторону. Малыш не оставлял надежд. Снег осыпал его шерсть, было видно, что ему довольно холодно, но он не уходил.
— Ника, — сказал Мирон, — наш автобус…
— Что? — рассеяно спросила я и взглянула на подъезжающую маршрутку. — А… да…
Щенок снова тявкнул. Я оглянулась. Малыш от старания аж привстал на задние лапки. Меня затопила жалость, глаза увлажнились от сочувствия к одинокому щенку.
— Мирон… подожди, — я отстранилась от парня и направилась к мясной лавке.
Увидев меня, щенок снова радостно, с надеждой затявкал.
— Ника, ты куда? — спросил Мирон. — Это наш автобус!..
— Подождем другой, — ответила я, доставая из сумки остатки бутербродов, которые я брала сегодня в школу.
Учуяв запах еды, щенок нетерпеливо приблизился ко мне. Его карие глазки с надеждой и интересом смотрели на свёрток из фольги в моих руках.
— Держи, малыш, — отделив от булки оставшиеся пару ломтиков балыка, я положила их в фольгу перед щенком.
Пёсик немедленно проглотил угощение, облизнулся и вопросительно уставился на меня.
— У меня больше нет… — я расстроенно пожала плечами и оглянулась на Мирона.
Тот вздохнул.
— Подождите здесь, — ворчливо сказал парень и зашел в мясную лавку.
Через несколько минут он вышел с пакетом сосисок. Одну мы скормили щенку. Тот, чавкая, скушал угощение, а затем повел себя довольно странно. Он отбежал от нас, потявкал, вернулся к нам и снова отбежал.
— Что с тобой, малыш? — спросила я удивленно. — Ты чего?
— Ника, он хочет, чтобы мы пошли за ним, — объяснил Мирон.
Я оглянулась на него. Щенок снова загавкал. Мы с Мироном последовали за ним. Пёсик провел нас несколькими переулками. Следуя за ним, мы прошли во внутренний двор нескольких домов. Здесь щенок привёл нас в подвальное помещение одного из домов. Пригнувшись, мы с Мироном прошли вслед за щенком под толстыми извивающимися трубами. Освещая себе путь телефонами, мы спустились по узким ступеням и подошли к куче тряпья. Здесь в сыром, зловонном подвале находилось ещё четыре щенка. А рядом неподвижно лежала большая рыжая собака. Мне хватило одного взгляда, чтобы заметить отсутствие её дыхания и признаков жизни вообще.
— Боже… — прошептала я, прижав руки ко рту. — Мирон…
Парень осторожно прошел к телу собаки. Щенки тявкали и путались у него под ногами. Они обнюхивали Мирона и приветливо виляли короткими хвостиками.
— Ничего себе, — фыркнул Мирон. — Это же сеттер!
— Я вижу, — кивнула я и пораженно покачала головой. — Кто выкинул на улицу беременную собаку?! Да ещё породистую!
— Похоже, что так, — невесело кивнул Мирон.
Я тяжело сглотнула. Людское хладнокровие даже к тем, кто готов безвозмездно любить их, иногда просто ужасало меня. Я с горьким сожалением смотрели на мертвую собаку, а затем взглянула на повизгивающих рядом щенков.
— Мирон… — проговорила я со слезами. — Нужно что-то делать… Они же… Они же тут погибнут одни… Они…
— Сейчас что-нибудь придумаем, — оглянувшись сказал Мирон. — Не плачь только, пожалуйста.
— Мы же не можем их забрать к себе! — я покачала головой и присела возле двух песиков, что подошли ко мне.
— Зато другие люди вполне могут, — ободряюще сообщил мне Мирон.
— В каком смысле? — поглаживая щенков, я беспомощно и удивленно взглянула на парня.
— В прямом, — сказал Мирон. — Так… накорми их сосисками, а я сейчас приду… Только не уходи никуда! Хорошо?!
— Ладно…
Он убежал. Пока я раздавала сосиски изголодавшимся щенкам, Мирон вернулся с огромной пустой коробкой, внутри которой лежало свежекупленное одеяло.
— Давай их сюда, — распорядился он.
Мы пересадили щенков в коробку. Те немедленно устроили там игривую потасовку.
— Так, а ну тихо там, — прикрикнул на них Мирон.
Удивительно, но песики его послушались.
— Не кричи на детей, — шутливо сказала я.
Парень поднял на меня внимательный взгляд своих серо-зеленых глаз, понимающе усмехнулся.
— Я не кричу, я воспитываю.
Мы засмеялись.
Следующий час я, наверное, запомню очень надолго, может быть, даже навсегда. Потому что вряд ли ещё в моей жизни будут подобные события. Под всё тем же снегопадом, посмеиваясь и обсуждая свои действия, мы с Мироном сели на один из автобусов и проехали пару кварталов. Подальше от новостроек, к районам, где стояли двух- и трёхэтажные жилые дома, огороженные невысокими заборчиками.
Наш план был простым, но не лишенным положительных перспектив. Мирон предложил попробовать подбросить щенков под двери живущих в этом районе людей. Только сперва мы решили щенков вымыть, а то вид у них был, мягко говоря, не самый презентабельный. А я попутно предложила их ещё и принарядить.
— В смысле?! — удивился Мирон. — Во что принарядить?!
— Ну-у… — протянула я, мечтательно глядя вверх. — Во что-нибудь милое и стильное.
Мирон лишь хмыкнул, покачал головой.
— По-моему, они и так ничего.
— Да, но в одёжке они вызовут больше умиления и желания взять их к себе, — не уступала я.
Вымыть собак мы решили у Лерки, которая жила не слишком далеко отсюда. Я позвонила ей и изложила всю ситуацию.
— Роджеровна, — проворчала в ответ Лерка, — нормальные люди на свиданиях ходят в кино, кафе и гуляют за ручку по интересным местам, а не пристраивают бездомных дворняг!
— Ну, Лер, пожалуйста! — заныла я. — Ты бы их видела… Они такие несчастные, голодные и…
— Ладно, ладно! — воскликнула в трубку Лера. — Хорошо! Приходите!.. Только шампунь собачий купите, наши с Ладой я им не дам.
— Спасибо, Лерка, — произнесла я и прервала связь.
Купив все необходимое, мы привезли щенков домой к Логиновым. Лерка дома была одна. Лада вместе с Беатрисой Константиновной гостила у родственников в Болгарской Софии. Лерке оставили еду, машину, деньги и кучу заданий по дому, которые моя подруга пока что успешно игнорировала.
— Слушайте, — проговорила Лерка, помогая нам загружать визжащих щенков в ванную. — Это же… сеттеры. Нет?
Логинова оглянулась на нас своими малахитовыми глазами.
— Их покойная мать точно сеттер.
— Вот же изуверы… — с сердитым осуждением покачала головой Логинова. — Чтоб я свою собаку, да ещё беременную, зимой на улицу!..
— Да, скоты ещё те, — согласился Мирон.
— Ну послушайте, — решила вступиться я, — может быть, у этих людей что-то случилось… Мы же не знаем всей правды.
Мирон и Лера переглянулись. Пару секунд они с пониманием глядели друг на друга.
— Теперь ты понимаешь, с кем ты связался, да? — кивнула Логинова.
— С доброй, милой, и иногда слегка наивной принцессой, — со вздохом ответил Мирон.
— Ты забыл добавить завышенное чувство справедливости, — ухмыльнулась Лера. — И патологическое стремление к порядку.
— Ну последнее почти плюс, — улыбнулся Мирон.
— О, это она ещё не заставляла тебя выставлять книжки на полках строго в соответствии с серией…
— Ребята, — я развела руками. — может быть, чтобы обсудить меня, вы хотя бы выберете момент, когда я не буду стоять рядом?
Мы перемыли всех щенков. При этом конечно сами порядком оказались забрызганными водой и пеной от шампуня. Маленькие сеттеры оказались шумными и проворными озорниками. Они громко хором тявкали, скакали по ванне, разбрызгивая воду. Гонялись друг за другом, играли с мочалками и периодически пытались выбраться из ванны.
Лерка замаялась ловить одного из них, который был активнее своих братьев и сестёр. Она даже в шутку нарекла его «мистер Свифт» за его непомерную подвижность.
— Лера, — засмеялась я. — Это девочка!
— Да? — слегка растерянно переспросила Логинова и бесцеремонно заглянула щенку в причинное место. — Действительно… Ну значит, Леди Свифт.
Щенок, словно обрадовавшись кличке, радостно гавкнул.
— Вот! — щелкнул пальцами Лерка. — И никак иначе!
Мы с Мироном переглянулись и обменялись улыбками. Кое-кто начал привязываться.
После мытья мы с Леркой примерили на щенков некоторые одежки с игрушек Лады. На удивление они отлично подошли всем пяти маленьким сеттерам. Леди Свифт Лерка не дала одевать в платьице, как её сестрицу.
— Как же она бегать то будет в платье, а! — резонно возразила Лерка. — Ей нужен какой-нибудь свитер… О! Вот это то, что нужно.
— Лер, это костюм супермена! — со смешком заметила. — Во что ты её нарядила?!
— В то, что ей точно к лицу, — довольно ухмыльнулась Лерка. — Смотри, а? Ей нравится!
Шустрый и бойкий щенок, похоже, и правда был рад синей кофточке с красно-желтой буквой «S» и красному плащику на спине.
Остальных щенков мы так же очень модно приодели. Вымытые, причесанные, в кофточках, пиджачках и свитерах рыжие щенки все стали такими клёвыми милашками! Я не удержалась и сделала несколько фоток на телефон.
— Хеш-тег— собачья неделя моды, — с кривой ухмылкой подсказала Лерка.
— Отличное название, — похвалила я, оставив пост в Инсте.
Мирон присел возле одного из щенков, которого мы нарядили в желто-чёрный пиджачок с черной бабочкой. До этого пиджак был на игрушечном медвежонке.
— А знаешь, — вдруг сказал парень. — Я, пожалуй, возьму этого альтруиста себе.
Мы с Леркой переглянулись. Логинова одобрительно улыбнулась мне: добряк он у тебя. Я довольно усмехнулась в ответ.
— Ты серьёзно? — спросила я Мирона. — А что скажут твои родители?
— Я сумею их убедить, — взяв щенка на руки и поглаживая его, проговорил Мирон. — Да и отец давно хотел взять пса… А этот мне сразу глянулся.
— Чем же? — спросила я, поглаживая другого щенка.
— По снегу и морозу пришел за едой и привел нас к своим братьям и сёстрам, чтобы мы и их накормили, — пожал плечами Мирон и взглянул на меня. — А как оказалось, мне очень нравятся храбрые альтруисты и в особенности альтруистки.
Я смущенно улыбнулась в ответ, чувствуя, как от слов Мирона снова приятно разгорается нежное тепло под сердцем.
— Тогда нам осталось пристроить только четверых, — обрадованно произнесла я.
— Кхм-кхм, — откашлялась Лерка и демонстративно взяла к себе на руки Леди Свифт. — Троих.
Последнее слово Логинова произнесла тоном, не допускающим возражений.
— Лер, ты… хорошо подумала? — с легким подозрением спросила я.
— Более чем, — Лерка опустила взгляд на юркую рыжую кроху у себя на руках. — Лада тоже давно хотела собаку. И мама как-то об этом говорила…
— А Антон? — осторожно спросила я про отчима Лерки.
— А его мнение мне до свечки, — решительно и воинственно ответила Логинова.
Мирон украдкой вопросительно взглянул на меня, его правая бровь выразительно выгнулась. Но я быстро качнула головой — не сейчас.
В итоге щенков у нас осталось аж трое. Лерка осталась дома со своим внезапно обретенным питомцем. А мы с Мироном, укутав щенков в одеяло, направились по заснеженным улицам подальше от городских высоток. Пройдя пару кварталов, мы дошли до двух- и трёхэтажных домов, огороженных невысокими заборчиками.
К моему радостному удивлению двух щенков, которых Мирон лично посадил под калитки ворот, приняли, что называется, с распростёртыми объятиями. Первый раз на звонок Мирона в ворота вышел грузный очень высокий мужчина в растянутой футболке с гербом хоккейного клуба. Он очень удивился, увидев на своем засыпанном снегом пороге одинокого маленького сеттера. Я очень переживала, как отреагирует великан на появление маленького гостя и, пока мы с Мироном наблюдали из-за угла, я всё время нервно удерживала большую руку парня в своих ладонях.
Но великан очень обрадовался появлению малыша в элегантном фраке, который мы сняли с некогда говорящего медвежонка, и одновременно испугался за его здоровье.
— Откуда ты тут только взялся, бедняжка! — воскликнул он, и бережно подняв щенка, скорее понёс его в дом.
Маленькую и чуть пугливую девочку-сеттера забрала невысокая, чуть полноватая миловидная женщина средних лет. Она очень растрогалась, увидев робкую рыжую малышку в кукольном платье с кружевами.
— Ты ж моя кроха! — всплеснув руками, воскликнула женщина, поднимая маленького сеттера с заснеженного порога. — Пошли-ка скорее в дом! Ты хочешь кушать? Как тебя зовут?
С этими словами женщина вместе с щенком скрылась в своем доме.
Реакция этих добрых людей так обрадовала меня, что я прослезилась от счастья.
— Ну ты чего? — Мирон прижал меня к себе, обнял. — Чего ты плачешь?
— Я не знаю… — всхлипнула я, уткнувшись ему в куртку. — Я просто… я боялась, что они их не возьмут…
Я шмыгнула носом, Мирон ласково погладил меня по голове. Мы пошли дальше мимо домов. Щедро осыпанная снегом улица выглядела очень живописно. Снег скрадывал некоторые очертания деревьев, домов, автомобилей, заборов и автобусных остановок. Благодаря снегу все словно становилось немного нарисованным, немного сказочным и… источало добродушный уют. Мы отыскали следующий дом, который, по нашему мнению, подходил для того, чтобы предложить его хозяевам нового жителя.
Мирон всё сделал, как и в прошлые разы. Посадил щенка под дверцу калитки, нажал на кнопку звонка и стремглав бросился в укрытие.
Издалека нарастал шум автомобиля. Я почувствовала упругий, вкрадчивый укол беспокойства. Яд тревоги побежал по венам, вселяя нарастающее чувство опасности. Я бросила взгляд на дорогу. Вдалеке приближалось темное пятно автомобиля. По звуку мотора похоже было на BMW. Только какой-то другой, необычный.
Я бросила взгляд на щенка, что сидел у калитки. Затем на приближающуюся машину. Беспокойство перерастало в неудержимую панику. Из дома, в который позвонил Мирон, никто так и не вышел. Маленький сеттер вдруг развернулся и побежал к нам. Я закричала. Собачонок выбежал на центр дороги, я бросилась к нему. Автомобиль приближался. Сильный толчок отбросил меня в сторону.
— Миро-он! — закричала я в истерике. — Стой! Ты что!..
Парень прыгнул на дорогу. Чёрная БМВ летела на бешеной скорости. Мое сердце отмеряло мгновения. Резко завизжали покрышки длинного седана. БМВ занесло. Мирон с щенком отпрыгнул в сторону. Виляющая машина пронеслась рядом с ним, завертелась и резко застыла. Из-под её кузова вырвались облачка разгоряченного пара. Мирон постанывая и кряхтя поднимался с асфальта. Лицо его сморщилось от боли. Я бросилась к нему. В доме, в который звонил Мирон открылась дверь, на порог выскочил какой-то парень с громоздкими наушниками на шее. А из черного BMW, хлопнув дверью вышел молодой мужчина. Хотя нет. На вид он был постарше нас Мироном максимум лет на десять. На «мужчину» в полном смысле слова он явно не тянул. Скорее парень. Он был в вязаном модном синем свитере, джинсах с легкими потёртостями и темных ботинках. У водителя шикарной БМВ были темно-каштановые волосы со стрижкой полубокс и лицо достойное голливудского актёра. Вообще, от него прямо издалека одновременно веяло выдержанным лоском и суровой холодностью. Темные красивые брови чуть надломлены в хмуром и недовольном выражении лица.
— Ты в порядке? — он резко и громко обратился к Мирону.
Тот бросил на водителя БМВ угрюмый взгляд и проворчал:
— В порядке.
— Какого чёрта ты вылетаешь на дорогу?!
Тут вмешалась я.
— Прошу прощения, но это вы мчались с бешеным превышением скорости! — с возмущением сказала я. — Вы чуть было не задавили собаку и не сбили человека! Хоть бы извинились!
Я смерила водителя элитного седана осуждающим взглядом. Тот хотел мне ответить, но тут из его машины раздался женский, надрывающийся до хрипоты крик.
— Чёрт… — он оглянулся на БМВ. — Так, если вам надо в больницу, я вас подброшу.
— Да не надо нам ничего!.. — сердито ответил Мирон, прижимая к груди перепуганного щенка в полосатом свитере.
Но я, стоя рядом, закатала ему разорванный в трёх местах левый рукав куртки, и с моих уст сорвался крик ужаса. Локоть и кисть Мирона заливала кровь. Алые блестящие струи крови проворно сбегали по коже его руки и капали на асфальт.
Вид крови Мирона поверг меня в едва ли не в истерику.
— Мирон!!! — со страхом воскликнула я, быстро открывая свою сумку. — Боже!.. Да у тебя рана на весь локоть!
У меня тряслись руки от переживания. Нарастающая тревога беспощадно комкала нервы. Мне казалось, что мое тело интенсивно сдавливают и разжимают невидимые тиски. Я поспешно достала антисептические салфетки и эластичные бинты. Хорошо, что я на свидание поехала прямо из школы. В который раз я радуюсь, что почти всегда ношу с собой всё, что нужно при всяких травмах!
— Ника… — попытался возразить Зубатый.
— Помолчи, пожалуйста, — нервно перебила я его и бесцеремонно закатала рукав.
Водитель БМВ подошел к нам, и помог мне поднять рукав Мирона.
— Спасибо, — не глядя на него бросила я.
— Не за что, — суховато отозвался водитель БМВ.
Мирон одарил его враждебным взглядом.
— Мирон, рана глубокая… нужно в больницу и срочно! — я с сожалением покачала головой.
Зубатый в ответ пренебрежительно скривился.
— Ой, да и так всё заживёт…
— Да?! Ты уверен?! А если так заживёт, что ты потом в свой баскетбол играть не сможешь?! Что тогда?!
Я была рассерженна и напугана. Что за манера у парней хорохориться и пренебрежительно относиться к своему здоровью? Что они думают, что круче выглядят от этого? Кровь так и хлещет, а он выпендривается!
— Парень, твоя девушка права, — заметил владелец БМВ. — Квалифицированная медицинская помощь необходима.
— Хорошо, но мы сами доберемся.
— Мирон… — я подняла на него взгляд. — Пожалуйста!
Он посмотрел на меня. Несколько секунд мы выразительно глядели друг другу в глаза. Мирон недовольно, а я с осуждением и просьбой.
Крик из машины повторился.
— Так вы едете или нет?! — взволнованно оглянувшись на свой БМВ, спросил водитель. — У меня там женщина рожает!
Я бросила на него удивленный взгляд, в следующее мгновение я вспомнила то, что сказала ему. И тут же почувствовала, как совесть каленым железом прижигает меня изнутри.
Так вот почему он так летел!.. Ну и хороша же я!
Мирон, к счастью, пусть и явно нехотя согласился. Вместе с ним в сопровождении водителя БМВ мы направились к автомобилю.
Чем ближе мы подходили, тем сильнее я чувствовала, как совесть с каким садистским удовольствием по-прежнему обжигает меня стыдом.
— Кому-то из вас придется ехать со мной впереди, — сказал парень в чёрной куртке.
— Я могу поехать… — оглянувшись на Мирона, робко предложила я.
— Ещё чего! — возмутился Зубатый и решительно открыл дверцу переднего сиденья.
Я быстро переглянулась с водителем. Тот замер с легким изумлением на лице, посмотрел на меня. Я отвела взгляд и быстро села назад.
Здесь чуть ли не полулежала несчастного вида женщина. Она была в коротком облинялом полушубке, ее лицо побледнело и покрылось болезненной испариной. Женщина часто дышала и кривилась от боли. Я бросила взгляд на её ноги и лихорадочно застучала ладонью по стене салона.
— Поехали! Поехали! Быстрее! У вашей жены отходят воды! Быст…
БМВ с ревом сорвалась с места. Меня отбросило назад. Женщина дико, с болью заорала, запрокинув голову назад.
Я в ужасе растерянно таращилась на неё, не зная, что делать и как помочь.
Я напряженно вспоминала всё, что мне известно о родах. Где-то я читала, что отход околоплодных вод только предшествует родовым схваткам. А у этой несчастной всё и сразу!.. Так вообще бывает?!
БМВ летела вперед, не считаясь с правилами дорожного движения. Меня и женщину порядком кидало из стороны в сторону. Роженица между частыми, глубокими вздохами, сомкнув зубы, истошно орала от невыносимой боли. Я лишь морщилась и с сожалением, встревоженно глядела на неё. Что делать?! Что мне делать?! Господи… Как она кричит! Сколько неудержимой и страдальческой боли в её голосе!.. Я была подавлена и напугана. Я пыталась что-то сообразить, вспомнить хоть что-то, чем я могла бы помочь! Но ни черта не приходило в голову! Мною овладели смятение и паника! Я не придумала ничего лучше, как взять мучащуюся роженицу за руку. И тут её пальцы сжали мою ладонь, сильно, крепко, с благодарностью. Я посмотрела на её лицо. Женщина, крепко зажмурившись, сдавленно стонала. Я вспомнила, что от частого дыхания во время схваток у рожениц могут пересыхать губы. И глоток воды или сока благотворно влияет на их самочувствие. Я достала из сумки недопитую бутылку с водой. Открутила крышку и осторожно поднесла к губам женщины в перерыве между схватками.
Роженица действительно с благодарностью припала к горлышку бутылки и сделала несколько больших глотков. Я убрала бутылку, чтобы рожающая страдалица не захлебнулась во время очередных схваток. Давно я не переживала таких стрессов! Пока мы доехали до ближайшей больницы, я чуть не поседела в том салоне! А когда выходила, у меня дрожали не только руки, но и плечи, и колени, и даже голос.
Водитель БМВ на своих руках переложил роженицу на каталку подбежавших санитаров. Мы с Мироном двинулись следом.
— Ника, на тебе лица нет! — с недовольством и сочувствием произнес Мирон.
— Всё нормально… — тихим голосом ответила я. — Правда…
— Как же! — пробурчал Зубатый. — Надо было на такси ехать!..
— Мирон… пожалуйста… — попросила я тонким, слабым голосом.
Мне было плохо. Меня порядком подташнивало от пережитого волнения. Слегка кружилась голова, и чувствовала я себя так, словно только что с кем-то бежала наперегонки не меньше километра! То есть была истощена и изнемогала от внезапно накатившей усталости, физической и моральной.
Спустя минут пятнадцать я в одиночестве сидела внизу в сияющем серо-белом холле больницы рядом с громоздким ресепшеном. Рядом со мной на оранжевых пластиковых сиденьях расположилась шумная семья. Судя по разговорам, они ждали какого-то своего родственника, которого сегодня должны были выписать. Я гладила сидящего у меня на руках рыжего щенка в полосатом свитере и рассеянно глядела на монитор плазменного телевизора, что висел неподалеку.
Рядом со мной вдруг опустился водитель BMW E38, на которой мы ехали. Он поправил ворот своей чёрной куртки и посмотрел на меня. Чуть улыбнулся. Улыбка вышла неловкой и скупой.
— Как ваша жена? — вежливо спросила я.
— Вроде, всё нормально, — он пожал плечами. — Но она мне не жена.
Я зачем-то (не знаю зачем!) бросила взгляд на его правую руку. Кольца не было.
— Она— ваша знакомая?.. — предположила я. — Девушка?
— Нет, — засмеялся парень. — Я подобрал её на улице примерно за пятнадцать минут до того, как чуть не сбил твоего парня. Он ведь твой парень?
Ух ты! А он то зачем меня об этом спрашивает? Какой ему интерес? Я как бы… совсем не подхожу ему по возрасту…
— Да… мы вместе… — пролепетала я смущенно.
— Повезло ему, — хмыкнул водитель БМВ.
Я опустила взор. Кожу на щеках начало припекать. Странное нервное переживание зародилось в груди.
— Спасибо, — пробормотала я и искоса несмело и быстро взглянула на него.
Наш диалог прервался. Я не знала, что сказать. Откровенно говоря, я вообще не понимала, почему он не уезжает. Почему этот странный владелец BMW тут сидит?
— Если тебе неловко, что я рядом, я могу уехать, — вдруг предложил парень. — Но, вообще-то, тебе не стоит меня бояться.
— Я и не боюсь, — дрогнувшим голосом ответила я.
— Тогда почему ты избегаешь смотреть мне в глаза, и твой голос дрожит?
Я подняла на него осторожный взгляд. Он ухмылялся, но в его золотисто-янтарных, как будто подсвеченных пламенем глазах затаилась загадочная грусть.
— Так то лучше, — усмехнулся мне этот странный парень с глазами похожими на два огненно-золотых огонька. — Раз уж нам вместе удалось пережить столько потрясений за столь короткий час, думаю, будет не лишним представиться наконец друг другу.
— Я В-вероника, — не сумев справиться с предательской дрожью в голосе, ответила я.
— Очень приятно, — наклонил голову парень. — А я Бронислав. Но можно просто Брон.
— Брон? — переспросила я.
— Ага, — кивнул со скупой улыбкой. — Так проще.
— Проще? — проговорила я с робкой усмешкой. — Кому?
Тут он внимательно, долго и пристально посмотрел на меня. Я молча смотрела в ответ.
— Зависит от обстоятельств, — неопределенно ответил Бронислав.
Тут у меня на руках заскулил щенок сеттера, о котором мы слегка забыли. Бронислав улыбнулся.
— Можно? — спросил он, протянув руку.
— Конечно, — разрешила я с доброй улыбкой.
Парень осторожно взял щенка к себе на колени. Ласково погладил. Я с умилением наблюдала, как рыженький кроха приветливо замахал хвостиком, заглядывая в глаза Брониславу.
— Это твой щенок?
— Нет, — я покачала головой. — Мы… Мы хотели пристроить его.
— То есть подбрасывали людям на пороги? — усмехнулся Бронислав.
Я лишь пожала плечами.
— Они же не виноваты, что родились на улице…
— Вы дали ему имя?
— Эм… нет, — промямлила я.
— Это у нас мальчик? — Бронислав проверил. — Будет… Викингом.
— Викингом? Почему именно Викингом?
— Не знаю, — пожал плечами Бронислав. — Мне нравится.
— Он же совсем не воинственный, — засмеялась я.
— Ну это мы ещё посмотрим, — Бронислав взял малыша за лапку и потряс. — Да, здоровяк?
Я тихо засмеялась. Тут рядом с нами прозвучали чьи-то шаги. Мы не сговариваясь отвели взгляды. К нам подошла медсестра в синей медицинской пижаме. Вид у неё был опечаленный. Она плотно сжимала губы и подошла к нам явно без особого желания.
У меня камнем упало сердце.
— Извините, — произнесла девушка, — это же вы привезли ту женщину?
— Да, — сухо и очень сдержанно ответил Бронислав. — Что с ней?
— Она умерла… — медсестра подняла в руках какой-то пакет с объемистой коробкой. — Мне очень жаль.
— Нет, — хмыкнул Бронислав. — Если бы вам было жаль каждого, кого вы не сумели спасти, вы бы не смогли здесь работать. Что это за пакет?
Сотрудница больницы, в растерянности приоткрыв рот, обескураженно уставилась на парня. Я тоже пребывала в шокированном смятении. Но в то же время до противного рациональный рассудок шепнул, что, вообще-то, Бронислав скорее всего прав в своем грубом высказывании.
— Что в пакете? — повторил Бронислав голосом, которым обычно разговаривают с маленькими детьми или умственно отсталыми.
Медсестра опомнилась, прокашлялась, опустила взгляд на пакет.
— М-м… Это подарок… Та женщина… Валентина… Она… Она просила, чтобы вы передали… передали это её дочери.
— Боюсь, у меня нет на это времени, — Бронислав встал со стула и застегнул свою куртку.
— Вы… Но… — медсестра пребывала в совершенном непонимании.
Видимо, она не привыкла к такой реакции. К слезам, к крикам, к истерикам, ко всему, чем обычно люди реагируют на самые страшные известия, привыкла, но только не к такому холодному, циничному и пренебрежительному отношению.
— Вы что, даже не спросите, отчего она умерла? — вслед Брониславу громко спросила медсестра.
Сидящие в холле другие люди с интересом оглянулись Бронислава и медсестру.
— Мне всё равно, — пожал плечами Бронислав. — Пока, Вероника.
Он направился к выходу, сопровождаемый изучающими и любопытными взглядами посетителей больницы и медперсонала.
— Ничего не понимаю… — проговорила растерянная медсестра и посмотрела на меня.
— Я… — я почувствовал, как у меня начало першить в горле. — Я передам…
— Спасибо, — медсестра вручила мне пакет с коробкой. — Её дочь зовут Радой. Рада… Любинская. Приют «Зеленая колыбель».
— Подождите… — попросила я, доставая телефон.
Я забила все услышанное в смартфон, чтобы не забыть. Пальцы рук похолодели, гнетущая пустота стремительно расползалась в груди.
— Ладно… Вот пакет, — медсестра поставила пакет на стул рядом со мной. — А мне пора…
— Постойте! — воскликнула я и поднялась с сидений.
Я сделала несколько шагов вслед за медсестрой.
— Да? — девушка обернулась.
— Вы не сказали…
— Что?
— Как?..
Медсестра одарила меня продолжительным, усталым взглядом.
— Опухоль матки, разрыв и кровотечение. Она была не жилец. Извините.
— Подождите, а ребенок?
— Родился мёртвым, — нетерпеливо и раздраженно ответила девушка. — Всё, извините. Меня ждут другие пациенты!
Она ушла вперёд, гулко стуча каблуками по полу. Я, замерев, смотрела ей вслед. Я вспоминала, как женщина в машине с благодарностью сжимала мою руку… Я тяжело сглотнула и шумно всхлипнула. Ну почему? Почему так происходит? Почему… почему всё должно происходить именно так? Почему матери умирают вместе с детьми? Как… и… почему?! Я вздохнула. Сама не своя пребывая в удрученном замешательстве, я села обратно на сиденье.
С Мироном всё оказалось в порядке. Он показал мне перебинтованную руку и сообщил, что порезы у него на руке на такие уж и глубокие. И к следующему баскетбольному матчу у него всё заживёт.
Надо ли говорить, что со всеми выше описанными событиями я совершенно не смотрела на часы. И конечно же явилась домой намного позже оговоренного с дядей Сигизмундом времени.
И вот уже минут десять мы с Мироном стояли неподалеку от ворот мастерской, обсуждая сегодняшний вечер.
— Как твоя рука? — в который раз спросила я.
— Нормально, — терпеливо ответил Мирон.
Зубатый прекрасно видел, что я нервничаю, мнусь и нерешительно топчусь на месте. При этом я все время пугливо поглядывала в сторону ворот автосервиса с нарисованным ночным городом.
Мирон обнял меня, я с готовностью припала к нему.
— Хочешь, я пойду с тобой? — предложил Мирон.
— Нет, — я отстранилась от него и, нахмурившись, замотала головой. — Нет, не нужно…
— Я могу сказать твоему дяде, что это я во всем виноват, — явно храбрясь, продолжил Мирон.
Я взглянула на него снизу-вверх. Парень тоже опустил на меня взгляд. Наши губы соприкоснулись в неловком, коротком, но нежном поцелуе.
— Мне пора, — шепнула я и направилась к воротам мастерской.
По дороге я ещё несколько раз оглянулась. Мирон стоял посреди улицы, глядя мне вслед. Он так и не шелохнулся, пока я не подошла к воротам и не вошла внутрь.
Едва я переступила порог ворот, как из будок с грохочущим басовитым лаем выскочили два огромных тибетских мастифа. Эти похожие не то на львов, не на то на медведей чёрные псы способны были напугать своим видом любого чужака. Леопольд куда более шумный и бесшабашный, чем его «супруга» Каролина, врезался в меня, прижал к забору, завилял хвостом.
— Я тоже рада тебя видеть, Лео, — усмехнулась я. — Дай мне пожалуйста пройти… Ай!..
Пес снова толкнул меня, и я почти упала, но успела ухватиться за столб уличного фонаря, установленного лично дядей Сигизмундом.
Каролина с сердитым лаем отогнала от меня своего слегка глуповатого «мужа». Я погладила её по голове. Собака облизала мои руки, и погнала мужа обратно к будкам. Тот сопротивлялся, заигрывал, вилял хвостом и припадал к земле. Леопольду хотелось поиграть, но Каролина отлично знала, что вечер и ночь не время для игр. И умела растолковать это своему «супругу».
Я вошла в дом. Свет я не включала. Стараясь ступать бесшумно, я поднялась на третий этаж. С замиранием сердца я уже подходила к своей комнате, как вдруг за моей спиной раздался звук открываемой двери. Я застыла на месте, воровато, испуганно оглянулась. На пороге своего кабинета стоял дядя Сигизмунд. В камуфляжных брюках и в чёрной толстовке со скандинавскими рунами на груди.
— Ну наконец-то, — дядя сложил на груди напоминающие стволы небольших деревьев мускулистые руки.
Я виновато и трусливо улыбнулась дядюшке.
— Улыбочка у тебя, конечно, премилая, — пробурчал дядя Сигизмунд, хмуря седеющие брови. — Но избежать наказания тебе это не поможет.
Я опустила виноватый взгляд.
— Простите…
— Нет! — жестко и холодно ответил дядя. — Сперва наказание, а потом уже прощение. Возможно…
Я смиренно, молча кивнула. Смотреть на дядю я опасалась, поэтому вперила взор в пол и ждала, что будет дальше.
— Сейчас иди спать, — велел дядя Сигизмунд. — Но если голодна, на кухне есть пицца и тосты с ветчиной.
— Спасибо, — робко пробормотала я.
Если на этом сегодня всё закончится, мне остаётся только поблагодарить судьбу!
— И ещё, ягодка, — голос дядя Сигизмунда приобрел угрожающие и мрачные ноты. — Если подобное повторится, я тебя на домашний арест посажу. Учиться будешь дома, в перерывах пахать в мастерской наравне со всеми. Поняла?!
— П-п-поняла… — дрожащим голосом пролепетала я, испуганно вжав голову в плечи. — Н-но… но ведь…
— Что?! — рявкнул дядя Сигизмунд.
От его голоса, казалось, содрогнулся весь дом, а может ещё и соседние.
Я испуганно попятилась от дяди Сигизмунда, смотря на него с растерянным удивлением.
— Что ты хотела сказать?! — прорычал дядя.
Я нервно сглотнула, глядя ему в глаза. Его беспощадный взгляд источал ледяной гнев. Ноздри дяди шумно раздувались.
— Н-ничего… — я сочла за лучшее не нарываться. — Я… ничего… не хотела сказать… Можно я пойду в с-свою комнату?..
Последний вопрос я произнесла едва ли не молящим голосом. Дядя Сигизмунд несколько мгновений пристально глядел на меня уничтожающим тяжелым взглядом. А затем глухо рыкнул:
— Иди… ягодка.
— Спасибо…
— И Мирону своему передай, — добавил зловеще дядя Сигизмунд. — Если ещё хотя бы раз!.. Я ему ногу прострелю… Или руку. Поняла?!
Я вновь нервно сглотнула, быстро кивнула.
— Я передам.
Ага, как же. Скажу я ему!.. Чтобы он от меня сбежал без оглядки?.. Хотя, если из-за меня он получит свинцовую дробь в ногу… А он вполне реально может её получить, учитывая нрав и методы моего дяди. Может, и вправду ему лучше со мной не общаться?..
Одолеваемая тяжкими раздумьями, напуганная реакцией дяди, я зашла в свою комнату. Приняв душ и наскоро поужинав парой кусочков разогретой пиццы, я посмотрела полторы серии «Готэма» и улеглась спать.
Однако поспать мне не удалось. Едва я сомкнула глаза, как в мое сознание ворвались воспоминания сегодняшней роженицы. Перед глазами стремительно вращались смазанные отрывки её жизни. Меня бросало из одного эпизода в другой.
Я увидела, как Валентина Любинская идёт в школу. Я в её воспоминании стояла рядом с ней, когда в классе девятом или десятом с трудом решала у доски уравнение по алгебре. Я увидела, как её избивали три каких-то девушки, затем её свидание с мужчиной, что был намного старше самой Валентины. Я увидела её школьный бал, красивые декорации, сверкающие огни и нарядных выпускников. Однако все это великолепие почти сразу сменилось видом пустых ночных улиц, по которым, громко цокая каблуками, в слезах порывисто шагала Валентина. Её красивое мятного цвета платье с лентой выпускницы было залито чем-то темным. Сотрясаясь от рыданий Валентина шагала по безлюдным улицам ночного города. Я шла за ней следом, когда внезапно рядом с ней остановился видавший виды старый Форд. Водитель что-то спросил у девушки, но Валентина проигнорировала его. Очевидно сидевших внутри парней это разозлило. Потому что они немедленно выбрались из машины и ринулись к ней. Валентина побежала, сдавленно позвала на помощь. Но её быстро догнали, закрыли рот и заволокли в машину. Прежде, чем воспоминание Валентины вновь сменилось, я увидела в окне одного из ближайших домов чье-то бледное, едва различимое лицо, что с пугливым любопытством наблюдало за происходящим.
А потом начался кромешный ужас. Валентину привезли в какой-то старый дом или даже амбар… Здесь её привязали к двум деревянным балкам, сорвали одежду, несколько раз ударили, а потом насиловали. Долго. Жестоко. С каким-то необъяснимым мстительным остервенением. Все пятеро парней как будто специально старались сделать девушке как можно больнее. А её плач и мольбы о пощаде только раззадоривали и, похоже, возбуждали насильников.
Я не могла на это смотреть, я закрывала глаза, но я всё слышала. Я содрогалась от происходящего кошмара и пробирающего меня неукротимого омерзения. Я не понимала… Честно, не понимала. Зачем?! Зачем это делать?! Для чего?! Неужели нормальные отношения не удовлетворяют этих скотов?! Ну откуда в них столько злобы, грязи и мерзости?! Святые небеса… Видимо, некоторые из людей и правда в своем развитии недалеко ушли от животных.
А потом я увидела мучительные роды Валентины Любинской. Рожала она одна тайком от родителей в какой-то грязной конуре, которую с трудом можно было назвать квартирой. Затем воспоминание вновь сменилось
Теперь я стояла в ночи под дождем перед металлическими воротами, за которыми на фоне вспыхивающего от молний неба темнел зловещий силуэт длинного здания с двумя башнями. Ночное небо сотряс угрожающий грохот грома, и дождь словно усилился. Шлепая по лужам по мощеной дороге к воротам подошла согбенная фигура в грязной, потёртой куртке с зашитым капюшоном.
Валентина, а это была именно она, присела у ворот, положила на землю какой-то пухлый свёрток из одеял. Затем несколько раз нажала кнопку звонка на кирпичной стене возле металлических ворот и убежала, не оглядываясь.
Я оглянулась ей вслед, затем с сожалением посмотрела на оставленный ею свёрток у ворот. Под плотно завернутыми одеялами зазвучал крик младенца. Звук плача беспомощного ребенка царапал душу, разрывал и кромсал мое сердце.
Малышу было страшно. Он хотел обратно к своей маме. Он совсем не понимал, что случилось, и почему он вдруг оказался один. Я покачала головой, прижала ладони ко рту. За что она так с ним… с ней… Со стороны здания к воротам приближались человеческие фигуры. Исходящие от их рук желтые лучи света рассекали темноту. В очередной раз блеснула молния, и на мокрой бронзовой табличке ворот я успела прочитать: «Зелёная колыбель». Та самая, куда мне предстоит отвезти подарок умершей при родах несчастной Валентины Любинской.