Красные нити - читать онлайн бесплатно полную версию книги . Страница 6

Эпизод пятый

СИЛЬВЕСТР ГОЛЬШАНСКИЙ

Четверг, 14 января

В зале царил приглушенный сумрак. В окна через полоски жалюзи смотрел мокрый, пасмурный и сумрачный день в зимних оттенках. Гомонил телевизор, где показывали очередной отечественный сериал с замыленным сюжетом и осточертевшими лицами одних и тех же актёров. Мужчины в зале вполне миролюбиво проводили досуг. Кто-то играл в настольный теннис, некоторые резались в карты, кто-то читал книги в старых потёртых и часто заклеенных скотчем переплетах. Большинство, однако, пялились в телевизор.

Со стороны всё происходящее напоминало послеобеденный отдых в каком-нибудь дешевом провинциальном пансионате. Мало кто мог бы узнать в этих людях, увлеченно читающих классические романы или следящих за событиями сериала, омерзительных и опасных чудовищ:

серийных убийц, кровожадных садистов, каннибалов, насильников-педофилов, террористов и опасных социопатов. Тюрьма особого режима «Чёрный дельфин» собрала в себе отборных подонков и всевозможных выродков человеческого рода. Здесь за решетками зловещих тесных камер обитали те, кто заслуживал десяток смертных казней. И здесь же теперь вынужден был доживать остаток лет Сильвестр Гольшанский-Сумеречный Портной. Здесь его презирали, ненавидели и боялись. Надзиратели, обычно считающие своим долгом осложнять жизнь заключенных, опасались задирать Гольшанского. Никто не хотел связываться с человеком, который ещё несколько дней назад мог одной финансовой операцией обанкротить крупнейшие корпорации или купить несколько островов в архипелаге Карибского моря.

Сидевший за столом с Сильвестром мужчина с темными вьющимися волосами сделал ход на шахматной доске.

— Конь на В6, — почесав щетинистый подбородок, проговорил соперник Гольшанского.

Сильвестр, не отвлекаясь от чтения газеты, сидя спиной к столу, сухо ответил:

— Слон на D6.

Стоящий возле кресла Сильвестра мускулистый верзила переставил одну из фигур Гольшанского на названную клетку.

Темноволосый шепотом выругался.

— Чёрт!..

Тут сидевшие перед старым телевизором заключенные оживились, кто-то безумно захохотал, кто-то захлопал в ладоши. Остальные что-то обсуждая, поглядывали в сторону Сильвестра. Гольшанский опустил газету и поверх очков взглянул на телевизор. Там перед микрофонами журналистов говорил его сын Орест.

— Сделайте погромче, — негромко велел Сильвестр.

Кто-то из заключенных немедленно подхватился, схватил лежащий на столе пульт и быстро увеличил громкость.

— … что здесь задействовано влияние недоброжелателей банка МосИнвест! — запальчиво и эмоционально говорил Орест. — И я сейчас говорю не просто о каких-то безликих врагах моей семьи и завистниках нашего успеха! Я говорю о конкретном человеке! Я говорю о Леоне Корфе! Который больше известен, как «Аккорд»! Этот преступник возглавляет одну из самых опасных и влиятельных мафиозных группировок! Он давно положил глаз на банк МосИнвест и лишь ждал удобного случая, чтобы нанести свой подлый удар!

Все в зале отдыха слушали, не решаясь даже перешептываться или просто двигаться.

Сильвестр в раздражении отложил газету, снял очки и несколько секунд, свирепо дыша, сверлил взглядом телевизор. Некоторые заключенные боязливо наблюдали за ним. Все заметили, что Сильвестр пришел в ярость. Молчаливую, сдержанную, холодную ярость.

И в этот миг дверь в зал распахнулась. Заглянул один из офицеров охраны тюрьмы.

— Гольшанский, — небрежно позвал он. — К начальнику! Давай!..

Когда его привели на последний этаж в кабинет к начальнику тюрьмы, тот стоял лицом к окну, спрятав руки в карманы брюк.

— Оставьте нас, офицер, — бросил начальник, не оборачиваясь.

Охранник послушно вышел, а начальник тюрьмы повернулся к Сильвестру.

Он был ровесником Сильвестра, но волосы ещё не начали седеть. Хотя, возможно, он просто подкрашивал их в темный, тускло поблескивающий каштановый цвет.

— Знаешь, когда мне сказали, что у меня в застенках будет сидеть сам Сильвестр Гольшанский, я не сразу поверил, — качнул головой начальник тюрьмы. — Но, когда это оказалось правдой, я сразу понял, что с твоим приходом кое-что поменяется в рутинной жизни всего учреждения.

Он подошел к Сильвестру. Гольшанский молча, пренебрежительно взирал на него. Он не скрывал своего отношения ко всем окружающим. Они были для него не лучше клопов или тараканов.

— И, к несчастью, мои опасения полностью оправдались, Гольшанский.

Начальник тюрьмы обернулся в сторону приоткрытой двери второй комнаты и проговорил:

— У вас не больше двадцати минут.

Затем он окинул уничтожающим гневным взглядом Сильвестра и вышел прочь.

Приоткрытая дверь, скрипнув, широко открылась и в кабинет неспешной поступью вошел мужчина в расстёгнутом пиджаке цвета синей стали. На нём были светлые брюки и тонкий желтый вязаный свитер под пиджаком. На бронзовом ремне брюк блестела золотая пряжка в виде розетки гитары с шестью струнами. Седые волосы уложены в красивую стильную прическу с бакенбардами. На шее мужчины висели громоздкие чёрно-желтые наушники.

— Здравствуй, Сильвестр, — импозантный гость вальяжно прислонился к дверному косяку, скрестив ноги и усмехнулся. — Как твоя новая жизнь?

Гольшанский несколько секунд недобрым тяжелым взглядом смотрел на обладателя золотой пряжки со струнами.

— Тебе то здесь какого чёрта нужно?

— Разве нужен особый повод, чтобы проведать старого приятеля, — пожал плечами гость.

— Только если ты не пытался несколько лет к ряду уничтожить банк своего старого приятеля, — с недобрым прищуром едко произнес Сильвестр.

— Сильвестр, ты утрируешь, — покачал головой мужчина в сине-стальном пиджаке. — Я никогда не пытался уничтожить твой бизнес, я просто убеждал тебя поделиться.

— Мы это уже обсуждали не один раз, Аккорд, — с нескрываемой неприязнью процедил Сильвестр. — Ты уже двенадцать лет не даешь мне покоя, пытаясь оторвать кусок от того, что я создал. От моего дела, от моего банка!

Последнее слово Гольшанский ядовито, со злостью процедил.

Аккорд, он же Леон Корф, неопределенно шевельнул седыми бровями.

— Да, Сильвестр, ты настоящий гений и умелый бизнесмен, — Аккорд ответил издевательский полупоклон. — Ты действительно с нуля сам создал свой банк, сам потом и кровью… кровью особенно… заработал свой первый капитал.

Корф остановился возле стола начальника тюрьмы и раскрыл лежащую у края стола папку. В таких обычно держат дела заключенных.

— И, хочешь верь, хочешь нет, я тебя уважаю, — глядя в документы папки серьёзно произнес Аккорд. — Но не твоего сына, Сильвестр.

Голос Леона похолодел, а когда он поднял взгляд на Гольшанского, его глаза смотрели со сдержанной каменной суровостью.

— Ты смотрел новости, Сильвестр?

Гольшанский чуть поджал губы. Он подозревал, что заявление его сына заденет Аккорда. Именно поэтому поступок Ореста так разгневал его. Леона Корфа, по прозвищу Аккорд, можно было обвинить во многих грехах. В убийствах, шантаже, финансовых спекуляциях, контрабанде и прочих преступных действиях. Но чего за главой одной из крупнейших мафиозных группировок не водилось никогда, так это подлости и низости. Леону Корфу совсем не чужды были законы чести и совести. Конечно, и на то, и на другое у него были очень своеобразные взгляды, но уж точно Аккорд никогда бы не стал опускаться до того, чтобы подставить и обвинить в преступлении неугодного человека. Леон Корф расправляется с соперниками собственными силами, а не спускает на них продажных полицейских, судей или прокуроров. Кто угодно, только не Леон Корф.

— Я видел выступление Ореста, если ты о нём, — проговорил Сильвестр вынужденно. — И готов принести тебе извинения. Прости. Он ещё мальчишка. Сам понимаешь, молодость, горячность, ярость.

— Да, всё так, — кивнул Аккорд. — И потому я предлагаю тебе сделку. Ты уступаешь часть акций твоего банка, я не трогаю ни твоего сына, ни твою семью.

Гольшанский двумя широкими шагами подошел к столу начальника. Аккорд замер, вскинул брови. Сильвестр, прожигая его взглядом, чуть наклонился вперёд и тихо прорычал:

— Нет.

— Я в тебе не сомневался, — покачал головой Аккорд. — Но и ты во мне не сомневайся.

Последние слова прозвучали с выразительным намеком.

— Кстати, мне просто любопытно, — Аккорд кивнул на раскрытую папку. — Это правда сделал ты? А?

— Не твоё дело, — прорычал в ответ Сильвестр. — Ты всё сказал? Есть ещё предложения?

— Боюсь, что нет, — холодно и спокойно ответил Аккорд. — Боюсь, наша встреча себя исчерпала.

— Согласен, — процедил Сильвестр.

ЕЛИЗАВЕТА ГОЛЬШАНСКАЯ

Четверг, 14 января

Отливающая тусклыми бликами дверь резко открылась, и в конференц-зал вошли четверо мужчин почти в одинаковых деловых костюмах. Даже внешне они были похожи. Темноволосые, с южно-европейской внешностью и чуть смугловатой кожей.

— Добрый вечер, — одарив мужчин скупой улыбкой, произнесла Елизавета Гольшанская.

Постаревшая, но не утратившая аристократичную стать и грацию женщина взглядом указала на пустующие за длинным столом стулья.

— Прошу, господа.

— Добрый вечер, госпожа Гольшанская, — поздоровался один из мужчин.

Он выглядел самым уверенным из них. И часы на его левой руке также были дороже, чем у остальных. Наверняка и ездит он на более дорогой машине. Поэтому Елизавета Гольшанская сосредоточила свой взгляд на нём.

— Спасибо, что согласились прийти, — произнесла она грудным голосом. — Мне было тяжело найти адвокатов, которые согласятся работать на благо Сильвестра.

— Понимаю, — ответил всё тот же мужчина с часами от Картье на левой руке, — и дело вовсе не в морально этической стороне, как вы, наверное, догадываетесь госпожа Гольшанская.

Женщина плавно, изящно изогнула тонкие брови в сдержанном удивлении.

— Неужели? — с холодком произнесла она. — Мне кажется, я предлагала достаточно серьёзную сумму.

— В обычных обстоятельствах, более чем, — согласился «главарь» адвокатов.

Остальные трое пока что помалкивали, деликатно внимая беседе Елизаветы и их главного.

— Но вот это, — адвокат с дорогими часами положил на стол вскрытый конверт, — кардинально меняет всю ситуацию, госпожа Гольшанская.

Елизавета сжала губы, втянула носом воздух и расправила плечи.

— Судя по вашему виду, — улыбнулся главный из адвокатов, — вы отлично осведомлены о содержании письма, госпожа Гольшанская.

— Лучшем, чем вы думаете, — холодно ответила женщина, глядя на конверт на столе. — Такие письма с угрозами получили все, к кому я пробовала обратиться за помощью. Даже мне самой пришло подобное.

— Но вы не испугались, — ухмыльнулся главный адвокат.

Елизавета подняла на него ледяной взгляд серо-зелёных глаз.

— Речь идёт о моем сыне… Неужели вы могли подумать, что какие-то исчерченные каракулями бумажки в состоянии заставить меня испугаться?

Сидевшие перед ней адвокаты обменялись неуверенными взглядами. Только их главный выглядел вполне удовлетворенным. Он поправил ворот своей рубашки на округлой толстой шее и широко улыбнулся Елизавете.

— Я так и подумал, госпожа Гольшанская. Но для нас нужна более… материальная мотивация, чтобы мы рискнули своими жизнями. Понимаете?

— Я удвою ваш гонорар, — проговорила Елизавета Гольшанская, — но ни копейкой больше, господа.

— Нас устраивает такое предложение, — кивнул главный.

— Рада, что мы достигли соглашения, — произнесла Елизавета.

— Почти любое соглашение в наше время — лишь вопрос цены, — пожал плечами главный адвокат, открывая свой кейс. — Но вынужден напомнить, госпожа Гольшанская, мы не даем никаких гарантий успеха.

— Знаю, — усмехнулась Елизавета, — но в случае успеха, я утрою ваше вознаграждение. Имейте это ввиду.

Юристы за столом оживленно переглянулись. Им было страшно, это было очевидно. Но не каждый день у них есть перспектива получить за одно выигранное дело сумму достаточную для покупки элитного спорткара.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 15 января

Мяч прилетел неожиданно. Я перестала завязывать шнурки на спортивных кедах, испуганно вскрикнула и пугливо отпрянула.

Сидевшая рядом со мной Логинова схватила мяч и с силой швырнула его в открытое окно.

— Логинова, ты чё творишь?! — вскричал один из наших одноклассников.

— А надо следить за мячом, — огрызнулась моя подруга, поправляя шорты на пояснице.

— Ты дура, мы нечаянно! — произнес один из парней с чёрными, зачесанными вперёд волосами.

— Да ты что, Голубев! — с издевательским сарказмом всплеснула руками Лерка. — Четвёртый раз уже! Нечаянно?

— Девочки, может мы так заигрываем? — улыбнулся полноватый парень с вечно взъерошенными рыжими волосами.

— Если ты так будешь заигрывать с девушками, Локтев, — ответила Лерка, — то так и будешь до старости сам себя радовать.

Парень в ответ покраснел. Его приятели злорадно захихикали.

— Ле-ер… — протянула я смущенно. — Причем тут вообще это…

— Притом, — хмыкнула Лерка. — Это же пацаны! Озабоченные на всю голову жертвы спермотоксикоза! Для них это страшнейший кошмар… Уверена, они уже забились, кто быстрее станет «мужиком». Порно-фанаты хреновы…

— Ника, Лера! Ну вы идете, или как? — спросила нас Оля Сливко.

Она и Наташка Пряникова стояли возле волейбольной сетки и ждали нас.

У нас сейчас физкультура. И она всегда проходит по два урока. Так было решено на одном из родительских собраний, когда все решили, что чем ставить физру шестыми уроками в Понедельник и Четверг, лучше уж поставить их первыми двумя подряд в Пятницу. И разумеется половина наших одноклассников этот урок динамила, как могла. Весь класс был только на следующих двух уроках. А те, кто приходил заниматься, переодевались в нашу сине-белую униформу, которая могла состоять из любых спортивных вещей этих цветов, и выполняли упражнения под присмотром учителя. А второй урок каждый занимался чем хотел.

Парни делились на три группы: баскетболисты, качки, задроты. Первые гоняли мяч, вторые, их было меньше, с усердием таскали гантели и подтягивались, ну а третьи, сгорбившись, вчетвером увлеченно таращились в свои смартфоны. Мы с Леркой, Олей и Наташкой чаще всего играли в волейбол. Иногда в настольный теннис, с которым я не очень дружила. А шумная компания Верки Кудрявцевой, нашей королевы красоты и моды, показательно растягивались и делали разного рода гимнастику с откровенно вызывающими упражнениями. При этом Кудрявцева непременно чем-то хвасталась, а все одиннадцать её прихлебательниц подобострастно внимали. Противное зрелище. Особенно то, как девчонки из окружения Кудрявцевой наперебой пытаются заслужить её похвалу, разливая лесть и униженно заискивая перед ней. Совсем у них гордости нет что ли…

Мы с Леркой встали напротив Наташи и Оли. Сливко подала мяч. Лерка отбила, Наташа тоже. Настал мой черед, я легко отбила удар двумя руками.

— Так что? — негромко, только чтобы я слышала, спросила Лерка. — Ты все ещё не знаешь, зачем нужна эта кукла?

Логинова отбила ещё один бросок мяча.

— Нет, — качнула я головой. — Понятия не имею.

— Мне вот интересно… — Лерка кинулась вперёд, парировала ещё один мяч, тот перелетел через сетку и ударился об пол рядом с Наташкой.

— Один-ноль! — радостно воскликнула Логинова.

— Блин, Наташа! — с досадой воскликнула Сливка.

— Ну а что? — с унылым голосом развела руками Пряникова. — Я не успела.

— Мне интересно, — быстро и тихо проговорила Логинова, пока Оля отчитывала Наташу, — почему воспоминания, которые ты видишь, не могут просто показать, кто их убил?

— Нашла, что спрашивать, — невесело улыбнулась я.

— А ты пробовала как-то контролировать это всё? — допытывалась Лерка.

— Много раз, — вздохнула я. — Получается, и то не всегда, только не поддаваться видениям. И всё.

— Досадно, — цокнула языком Логинова.

Оля снова подала. Я ринулась вперёд и со звонким ударом отбила мяч. Тот перелетел сетку, его встретила Олька и послала обратно к нам. На этот раз мяч отбила Лерка. Наташка испугано парировала его Оле, а Сливка отбила в моем направлении.

Я ринулась влево, едва не упала, но мяч отбила. Правда не в ту сторону.

Он отлетел за пределы очерченной площадки и врезался в стоящую на скамейке бутылку с пепси. Та с грохотом упала на пол, прямо рядом с компанией Верки Кудрявцевой. Бутылка проворно завертелась на полу. Из неё вырвалась тугая мощная струя пенящейся колы и обдала всю компанию Кудрявцевой. Девчонки с визгом отпрянули в стороны. Их спортивную одежду покрыли мокрые пятна от колы. Но больше всех досталось самой Верке. Кола из бутылки облила её всю с ног до головы, намочила волосы и забрызгала лицо.

Когда фонтан из бутылки стих, в просторном спортивном зале воцарилась абсолютная тишина. Все смотрели на Веру. Кудрявцева молча поднялась. Её мокрые темные волосы свисали на лицо, поэтому она сильно напоминала девочку-чудовище из одного старого ужастика. Кудрявцева двумя руками раздвинула волосы в стороны. Из уст большинства девочек вырвался вздох. У Верки на лице черными кляксами растекалась тушь возле глаз, смазалась помада и часть тональника, отчего она выглядела ещё страшнее.

Кудрявцева шумно сплюнула воду и подняла на нас с Лерой свирепый взгляд.

— Кто… — выдохнула она, — из вас… кобыл… это… сделал?!

Логинова развела руками.

— Банальная случайность, Кудрявцева. Не переживай, тебе так даже идёт…

— Ах ты… — начала было Верка, но тут в зал вошел наш физрук, Семён Харитонович, которого между собой мы все звали просто «Харитоныч».

— Так, что у вас тут происходит? — уперев руки в бока, спросил Харитоныч. — Что за шум? Кудряцева, ты зачем эту дрянь тут разлила?! Давай-ка бегом за шваброй, за собой нужно убирать!

— Семён Харитонович, это не я!.. — воскликнула Кудрявцева, едва не рыча от злости.

— Так, лужа вот эта грязная возле кого? — тыча пальцем ей под ноги, строго спросил преподаватель. — А? Возле меня? Нет? Возле Лазовской? Возле Логиновой? Или, может, вон возле Синицына? Давай… пошла, егоза ядреная.

Остальную часть урока мы с девчонками продолжили играть в волейбол, а Верка все это время орудовала шваброй.

Я была так шокирована случившимся, что играла без резких движений и боялась лишний раз ударить по мячу. Отчего мы с Лерой продули Наташке с Олей в пух и прах.

Минут за десять до конца урока мы отправились в душ. Возможность принимать душ после уроков физкультуры появилась в нашей школе относительно недавно. Этому полезному удобству мы все обязаны одному частному спонсору, что активно взаимодействует с министерством образования. Что это за компания, никому точно не известно, но ходят слухи, что ряд школ в Москве решило профинансировать одно из дочерних предприятий банка «МосИнвест». Правда это или нет, всем было до свечки.

Все просто пользовались неожиданно свалившейся на нашу школу благодатью.

И я, стоя сейчас под струями теплой воды, вновь мысленно поблагодарила спонсора нашей школы за такой щедрый и необходимый подарок. После случившегося из-за моей неосторожности казуса с Веркой Кудрявцевой меня терзали тревожные опасения. Проще говоря, я боялась её мести. Это склочная, злопамятная и очень злобная рептилия превратит мою жизнь в кошмар, если узнает, что та гребаная бутылка упала и забрызгала её колой из-за меня. А тут ещё Харитоныч заставил Верку при всем классе шваброй орудовать. Для нее худшего унижения, наверное, и нет. Господи… Я устало прижалась лбом к прохладной кафельной стене душа. Ну почему иногда так сложно жить, а?

Вода обволакивала утешающим теплом. Сбегающие по моей коже струи гладили спину, плечи, бедра и руки. Я усиленно старалась убедить себя, что мне ничего не грозит. В конце концов, разве Верка Кудрявцева когда-то относилась ко мне хорошо? Или хотя бы нейтрально? Черта с два! И меня, и Лерку она на дух не переносит и, вообще, дико ненавидит. М-да… Но теперь я собственноручно дала ей повод напакостить мне или вообще начать полномасштабную травлю. Опять. М-да. На то, что Кудрявцева забудет случившееся сегодня, можно даже не рассчитывать.

За закрытой дверью своей кабинки я слышала, как остальные девчонки уже выходят из душа. В мою кабинку постучали. Я вздрогнула, испуганно обернулась. Воображение немедленно нарисовало Кудрявцеву, которая со своими подружками решила отколотить меня за неудачно посланный мяч.

— Роджеровна, — услышала я голос Лерки, — я пойду, ладно? Мне нужно успеть к училке по зарубежной, нужно поболтать с ней. А то она грозится влепить мне сразу несколько двояков за все несданные работы.

Ну конечно. Кое-кто прогуливал зарубежку половину прошлой четверти с феноменальным аргументом «зачем эта хрень вообще нужна», а теперь вот вынуждена будет носиться за Кариной Федоровной и вымаливать тройку.

— Конечно, — отозвалась я. — Беги. Только на физику не опаздывай, а то Егор Кириллович в прошлый раз обещал нам обеим оценки снизить, если ты будешь продолжать в том же духе.

— Я не виновата, что в этой четверти его уроки неудобно стоят в расписании! — проворчала из-за двери Логинова.

Я только вздохнула. Это оправдание на требовательного физика вряд ли подействует.

Вскоре все уже ушли. А все ещё продолжала нежиться под водой. Сейчас большая перемена, так что я могу себе позволить постоять немного дольше.

Мои мысли вернулись к вчерашним событиям. К тому ужасающему видению с подвешенными на нитях девочками и к той странной жутковатой кукле. Я должна понять, что там происходит. Я должна, я, просто, обязана разобраться, потому что больше, как это ни пафосно звучит, действительно некому. Никто же кроме меня не в состоянии увидеть воспоминания тех девчонок… А между тем, все они жили в «Зеленой колыбели» и все стали жертвами Портного. И самое кошмарное, что этих девочек нет среди официальных жертв убийцы. Я вчера дома специально проверяла. Потратила кучу времени, лазая по интернету. Ничего. Ни слова о них. И их фотографий тоже нет. А значит, одно из двух. Или Портной убил куда больше, чем все думают, или… не хочу об этом думать, но что, если страшный серийный убийца действительно никуда не исчезал? Что, если он просто всего лишь сменил выбор жертв? Что, если Портной просто стал убивать детей, до которых нет никому дела? И тут меня поразило ещё одно пугающее подозрение. А что, если руководство приюта потворствовало этому? А может, Портным является кто-то из воспитателей приюта? Меня обуял страх, и даже под теплой водой стало как-то зябко, а в теле поселилось мучительное нервозное чувство. Ошеломляющее подозрение в такт пульсации крови стучало в голове. Если я права… Нужно найти что-то, что может связывать приют с Портным, или свидетелей, которые могут что-то знать о смерти тех девочек. Может быть, какие-то доказательства… А потом — бегом к Стасу.

Из душа я, конечно, вышла последней. Обмотавшись полотенцем, я направилась к шкафчикам с одеждой. Однако открыв свой шкафчик, я так и застыла растерянности. Несколько секунд, удивленно хлопая глазами я таращилась в пустой шкафчик. Где моя одежда?! Что за приколы?! Я в непонимании оглядела раздевалку женской душевой. Заглянула в другие открытые ящики, но моих вещей нигде не было. Ни рюкзачка, ни сумки в которой я носила спортивную форму. Ну понятно. Я закрыла глаза, и вздохнула. «Привет» от Кудрявцевой, что называется. Значит, всё-таки узнала… Отлично! Поправив полотенце на груди, я прошла к двери душевой и подёргала её. Конечно же она оказалась закрыта. Прочно и крепко закрыта на ключ. На все три оборота.

Я шепотом выругалась. Вот же зараза! Что б тебя!.. Запереть меня голой в душевой! Глупо, откровенно по-идиотски и вообще подло! Ну всё в жанре Кудрявцевой!

Из-за двери донеслись голоса.

— Бли-ин… У меня до сих плечо болит!

— Падать научись нормально!

— Да ты ёлопень, нахрена было так меня швырять?

— Чувак, это айкидо. Если хочешь, чтобы все проходило мирно и безболезненно, лучше иди в балет.

Послышались смешки, которые быстро переросли дружный хохот большой мужской компании.

Судя по разговору, это парни из секции по айкидо, которая располагается в части второго этажа нашей школы. Туда ходят заниматься, как ученики нашей школы, так и из соседних.

Так, стоп! А почему они сюда идут? Я настороженно попятилась от двери. Нет… нет, только не сюда. Господи… Святые небеса… Нет! Это же женская душевая! Зачем они сюда пру?..

— Пацаны, а ниче что мы в женской душевой собрались мыться?

— Ну так Харитоныч же сказал, что в мужской что-то с сантехникой… Наверное, эти кретины из девятого А сломали… — раздраженно ответил третий голос.

Я нервно сглотнула. Шаги парней приближались. Я нервно и пугливо всхлипывая, глядела на ручку двери. А в следующую секунду заметалась по душевой, как ошпаренная. Через несколько секунд сюда вломится компания парней из бойцовской секции! Человек пять или семь, судя по количеству голосов! А тут я в одном полотенечке!.. Класс! Просто офигенно! Чёрт, а! Куда спрятаться! Куда бежать…

Нет, я не то чтобы была уверена, что эти бойцы айкидо могут сделать со мной что-то плохое… Но-о… Откуда я знаю, что будет на уме у нескольких парней, когда они застукают в душе одинокую, закутанную в полотенце голую девчонку? А?!! А проверять их нравственно-моральный уровень на собственной персоне я как-то совсем не хочу! Может они мне ничего и не сделают! А может, очень даже сделают! Парни, вообще, существа озабоченные, и у них, как говорит Лерка, все разговоры только о сексе и девушках! И что им собственно помешает претворить со мной в жизнь свои пошлые фантазии?.. И мне потом уже будет до свечки, что их накажут, что их посадят… И, кстати, ещё не факт, что посадят. Скажут, что я сама виновата, торчала в душе в неположенное время. Чёрт возьми! Я в панике металась по помещению душа, пытаясь понять, как и куда мне спрятаться. Но словно назло, никакого такого укромного места не было. Тут я услышала, как в двери открывается замок!

Я не успела придумать ничего лучше, кроме, как запрыгнуть в одну из кабинок и быстро закрыться. Я услышала, как открылась дверь душевой.

— О-о… — простонал один из мужских голосов, — какой запах, пацаны… а-а… Пахнет голыми, красивыми девчонками…

— Дурак, это гель для душа, кремы и ещё какая-то хрень…

— А-а… — блаженно протянул всё тот же озабоченный мечтатель, — Как представлю, что несколько минут назад тут до нас голые красотки наносили на тело свой гель…

— Колян, заткнись, а, — попросил кто-то. — И так все мысли о девках, а ещё ты тут…

— Хорошенькие, голенькие девочки с намыленными… Ай!

Раздался приглушенный удар.

— Ты дебил?! Нахрена ботинком то?!

— Я же тебе нормально сказал! Смени тему! Задрал уже…

— Слушай, я же не виноват, что тебя твоя Ирка продинамила…

— Это тут вообще не при чём.

— Ага… Как же…

Замерев всем телом, чувствуя, как рвется наружу истово стучащее сердце, я напряженно прислушивалась.

Парни, судя по звукам, разделись. Я услышала шум воды. Однако вода не заглушала их голосов полностью, поэтому я, стоя в своей кабинке, отлично слышала, как они сначала обсуждали тренировку, затем новый фильм, какие-то компьютерные игрушки, а потом вернулись к теме девушек. Тут уж я понаслушалась такого, чего даже повторять не хочу. Не буду перечислять все те извращения и мерзости, которыми они сыпали, но в одном я убедилась точно: все, или почти все парни— какие-то озабоченные маньяки. Я и не предполагала, что всё так серьёзно и так запущено.

— Кстати! — услышала одного из парней. — Знаете вот эту беленькую, синеглазую девчонку из девятого А? Ну, которая фигуристочка…

— А, да-а! — отозвался другой голос. — Классная штучка! Ох я бы с ней…

— Мечтай, Гриня! Где ты, и где она!

— А что? Я бы эту принцессу на раз уложил!

— Ох, ну ты и свисту-ун…

— Хочешь, давай поспорим?

— Парни, вы про Веронику Лазовскую? Я слышал, она жуткая стесняшка. Так что можете не спорить. Ничего у вас не выйдет.

— Ой, конечно. Тебя, Коль, послушать, так ни с кем можно даже не пытаться!

— С Лазовской сто процентов можешь не пытаться. Хотя… Если через её подругу зайти…

Я закрыла глаза, прижалась затылком к стене. Ну почему… Ну почему мне так «везёт»?! А?! Ну вот за что?! Мало того, что я тут стою голая, не считая полотенца, в душе с десятком голых парней (вот уж Лерка обхохочется), так ещё оказалось, что я для них представляю заметный интерес. Просто отлично! Представляю, как они обрадуются, если найдут меня…

В этот миг кто-то дернул ручку двери кабинки, в которой я пряталась. Я едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. И поспешно отпрянула прочь, вжалась в угол душевой кабинки.

Сердце чуть не выпрыгнуло через горло. Бешено стучал пульс. Тело сжимала нервная дрожь.

— Пацаны, а че тут закрыто? Че это за кабинка? — прокричал один из парней, продолжая дергать ручку двери моей кабинки.

— Ну и че ты пристал? Зайди в другую кабинку! — крикнули ему.

— Ну, просто интересно… — пробормотал парень.

Но он все же ушел. Я закрыла глаза, несколько раз вздохнула, спрятала лицо в ладонях. Судорожное дыхание срывалось с моих губ, я то и дело нервно сглатывала.

Так… Нужно, что-то предпринимать. Я конечно могу просидеть тут до тех пор, пока Лерка не догадается прийти меня искать, но эта перспектива меня что-то совсем не радует. А значит, нужно как-то известить её о своей проблеме. А как это сделать? Телефон то был в моем рюкзаке, который Верка и её компания у меня… хм… экспроприировали. Хорошо, так… Ладно. Значит, нужно раздобыть другой мобильник. И самое лучшее, пожалуй, это ненадолго одолжить телефон у кого-то из этой шумной компании, пока они моются.

Мне стоило серьёзных усилий, чтобы решиться выйти из кабинки.

Шумела вода, по помещению расплывались клубы теплого пара, сильно пахло потом и мылом. Я, стараясь быть тихой и быстрой, пробралась в раздевалку, к шкафчикам. Мне пришлось в буквальном смысле перебороть себя и перешагнуть через свои принципы, чтобы решится открыть чужую сумку, стоящую на одной из лавок. Ругая себя последними словами, я все-таки это сделала и достала спрятанный во внутреннем кармане чьей-то спортивной сумки ключ с пластиковым пронумерованным брелоком. Я открыла шкафчик с нужным номером, и обрадовавшись, схватила мобильник. Быстро написала Лерке SMS.

«Лерка я в душе. У меня украли одежду и вещи. (((Помоги!!! Ника.»

Логинова ответила через пару секунд: «***ть! Это Кудрявцева??? Вот же тварь! Ты знаешь, где твои вещи?!»

Я быстро написала ответ: «Понятия не имею»

Лерка написала: «Кудрявцева вряд ли отдаст. И не признается. Будет лучше, если я сгоняю домой. У меня там остались некоторые из твоих вещей.»

Я вздохнула. М-да. Ну, другого выхода походу и нет. Не будет же Лерка бегать по школе и разыскивать мои вещи. Глупо.

«Хорошо. Давай. Буду ждать».

«У тебя всё в порядке? Кстати, чей это номер?»

Я усмехнулась.

«Позаимствовала у парней, которые сейчас моются в нашей душевой»

Логинова ответила не сразу: «??????!!!!!!!»

Я написала ответ: «Всё норм. Они меня не нашли. Всё, Лер. Я очень жду. Поспеши, пожалуйста!»

«Держись. Я скоро».

Я спрятала телефон обратно, закрыла шкафчик, бросила ключ обратно в сумку и ринулась обратно. Но тут одна из кабинок (ну, конечно же!!!) открылась, и из неё вышел голый парень с полотенцем на бёдрах. Я едва успела юркнуть за угол. А парень, лениво шлепая вьетнамками прошел к своим шкафчикам. Когда он проходил мимо меня, я с усилием вжалась в стенку. Парень подошел к одному из шкафчиков, начал открывать его. Он стоял ко мне спиной, и потому я поспешила ретироваться. Я тихо (шум воды скрывал звуки шагов) добежала до своей кабинки и закрылась там. Перевела дух. Сердце металось в грудной клетке, звуки пульса звучали в ушах. Я содрогалась от переполняющего кровь и тело лихорадочного адреналина.

Фа-ак… Ещё бы чуть-чуть… Вот чуть-чуть…

— Пацаны! — раздался чей-то раздраженный вопль. — А кто это копался в моей сумке?! Чё вообще за дела?!

Я затаила дыхание, прислушиваясь к их разговору.

— Успокойся, Колян, — протянул кто-то. — С чего ты решил, что у тебя там кто-то лазил, а?

— А че у меня ключи лежат не в кармане, а просто валяются на дне? — с вызовом спросил «Колян».

— А ты уверен, что ты их вообще в карман то положил, а? — спросил кто-то. — Может, так спешил в душ забежать, что так бросил. А, Колька?

— Точно, точно, — засмеялись остальные. — Наслушался про девок, а потом бегом в душ…

— Да идите вы! — обиделся «Колян». — Делать мне больше нечего…

— Да ла-адно, тут все свои, Колька.

Они ещё долго потешались над ним. А затем вся компания, наконец-то, покинула душевую.

Я с облегчением вздохнула.

После этих парней в душ ещё приходили какие-то девчонки, судя по голосам из младших классов, а потом заходила уборщица. А ещё минут через пятнадцать в кабинку быстро постучали.

— Роджеровна, ты здесь? — спросила Лерка.

Я мысленно возблагодарила небеса и открыла дверь. Обрадованная я упала в объятия лучшей подруги.

— Ну, как ты тут?.. — сочувственно произнесла Логинова, поглаживая меня по голове.

Я лишь тяжело вздохнула. Затем, пока переодевалась в принесенную Леркой одежду, пересказала вкратце все, что мне пришлось пережить.

Лерка только шокировано качала головой, и крыла Кудрявцеву отборными ругательствами.

Я осмотрела вещи, которые пришлось на себя надеть, и впала в легкий ступор. На мне был слегка помятый свитер с помпонами, который я носила год назад и застиранные тоже старые мешковатые спортивные штаны-джоггеры с темным пятном чая в области левого колена.

— Л-лера… — пролепетала я обескураженно.

— Ну извини, — развела руками Логинова, — из теплого было только это. Ну Роджеровна на улице минус одиннадцать! Что я тебе шортики с принтом принесу? Или твои футболки и топы? Это все, что ты оставила у меня из не летнего, если честно. Моё же тебе не подойдет, сама знаешь…

— Знаю, знаю, — кивнула я.

Конечно при Леркиных ста семидесяти трёх, когда она на одиннадцать сантиметров меня выше, я мало в чем могу ходить из её гардероба, да ещё учитывая специфический вкус Логиновой…

— Спасибо, Лер, — я вздохнула. — Это во всяком случае уж точно лучше, чем быть голой в одном полотенце.

— Да уж, — ухмыльнулся Логинова. — Думаю, сегодняшний день ты запомнишь надолго.

— Вот ни капельки ни смешно, между прочим. — проговорила я, завязывая волосы в хвост.

В итоге мы едва успели на последний сегодня, четвёртый урок. В конце пятничного учебного дня у нас стояла геометрия со старой Глафирой Игнатьевной во главе.

Едва я вошла в класс, как вся компания Верки Кудрявцевой громко расхохоталась.

— О-о, вы только посмотрите! Во что вырядилась!..

— Лазовская, ты с какой помойки прибарахлилась?!

— Ты что, одежку у детей из приюта стырила?

— Где ты взяла этот свитер, Лазовская? Одолжила у местных бездомных? — А что со штанами, Лазовская?! — кричала громче всех хохочущая Кудрявцева. — Что это у нас за пятнышко такое темное? А?!

К девчонкам присоединились и большинство парней. Уже через несколько секунд надо мной смеялся весь класс. Сгорая от стыда и мучимая чувством унижения, я вместе с Лерой прошла к своему месту. Села за парту, спрятала лицо в ладонях. Хотелось разрыдаться. Горькое, угнетающее чувство жгло меня изнутри. Смех моих одноклассников надолго останется со мной. Не смеялись надо мной только Лера, Синицын, Сливка и Наташа Пряникова.

Раздался звонок, и в ту же секунду открылась дверь в класс. Все притихли.

— Добрый день, — в класс порывистой нервной походкой вошел мужчина в белой рубашке и в красной жилетке. На нём были бежевые брюки, на лице поблескивали массивные круглые очки. У него были русые волосы до плеч, и такого же цвета редкая бородка вокруг рта.

Мужчина в красной жилетке поставил свою сумку на учительский стол и встал по центру доски.

— Меня з-зовут Исидор Игоревич…

Некоторые из наших парней немедленно противно захихикали. Видимо, имя длинноволосого мужчины показалось им смешным.

Исидор Игоревич среагировал резко и раздраженно. Он широким шагом подошел к одному из учеников, поднял его за локоть и молча потащил к доске.

— Фамилия? — спросил он требовательно нашего Толика Голубева.

— Голубев, — пробубнил тот, явно не ожидавший такой реакции педагога.

— Сегодня, Голубев, ты будешь стоять возле доски, и любой из класса имеет право задать тебе вопрос по геометрии. Не ответишь — два.

Голубев побледнел. Отвечать на вопросы по геометрии не входило в список его талантов.

— Меня з-зовут, — повернувшись к классу произнес преподаватель, — Исидор Игоревич Капитонов. Я ближайшие две четверти буду преподавать у вас геометрию, вместо вашей учительницы Глафиры Игнатьевны. Вопросы?

Капитонов, держа руки за спиной, покачиваясь на носках туфель, обвел класс пристальным взглядом и удовлетворенно кивнул. Он подошел к столу, расстегнул сумку, начал доставать вещи. В классе все сидели притихшие и пугливо переглядывались. Норов нового учителя произвел впечатление даже на самых смелых.

Мы с Леркой тоже ошарашенно переглянулись. У Логиновой было такое же слегка перекошенное лицо, как у меня. Потому что Исидор Игоревич Капитонов был точной копией вязанной куклы, которую мы нашли возле приюта. Куклы, которая как-то связана с убийствами девочек.

— Открываем тетради, пишем дату, — строгим холодным тоном произнес Капитонов. — Живо!

Все послушно раскрыли тетрадки. Написав дату, я украдкой, опасливо взглянула на преподавателя. Глядя на его лицо, я пыталась представить его на месте убийцы. Пыталась понять, может ли он быть тем страшным беспощадным чудовищем-детоубийцей?

Тут Капитонов внезапно поднял взгляд и посмотрел прямо мне в глаза. Замешкавшись, я опустила глаза в тетрадь.

СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ

Пятница, 15 января

Музыка была кошмарной. Да, группа мальчишек с саксофоном, контрабасом и банджо очень старались, и вроде бы даже у них местами неплохо получалось. Но на вкус Стаса, джаз у них получался откровенно ущербный и отвратительный. Поэтому Корнилов не утруждал себя вниманием к их творчеству, предпочитая втихаря играть на телефоне в покер. Рита периодически толкала его локтем и с возмущением выразительно поглядывала на него своими красивыми изумрудными глазами. А Стас искренне не понимал, зачем ему изображать восторг и радость от столь ужасного выступления чужих детей. Лично он пришел на школьный концерт исключительно ради Алины и её выступления со скрипкой. На остальных ему было начхать.

Когда, на радость Стасу, мальчишки на сцене актового зала наконец-то перестали пародировать джаз, в зале на пару секунд воцарилась неловкая тишина. Только кое-где раздались жидкие хлопки. Но тут в первом ряду поднялась одна из завучей и усиленно, показательно зааплодировала. Нехотя ей начал вторить весь зал. Рита, хлопая ладонями, снова ткнула Стаса локтем. Корнилов вздохнул и лениво похлопал.

На сцену вышел какой-то парень в фиолетовом фраке с блестками. — А сейчас, дамы и господа, разрешите представить вашему вниманию Алину Корнилову-блестящую скрипачку и гордость триста сорок восьмой школы!

— Ты слышал? Слышал?! — радостно зашептала Рита. — «Гордость школы»! Корнилов! Твоя дочь-гордость школы!

— Слышал, — негромко ответил Стас.

Он был рад похвале дочери, но мальчишек, которые только что отыграли уродливую пародию на джаз великого Луи Армстронга, тоже называли «юными гениями джаза и начинающими звёздами».

На сцену вышла Алина. Стас со своего места видел, что дочь волнуется. Тут он сам начал аплодировать. Его немедленно поддержала Рита, а затем все вокруг сидящие. Звук аплодисментов стремительно расползся по зрительским трибунам.

Алина встала перед стойкой с микрофоном, поудобнее взяла скрипку.

Рита взволновано сомкнула ладони, поднесла к губам и лихорадочно зашептала:

— Только не волнуйся, только не волнуйся…

— Иоганн Бах, Страсти по Матфею, — чуть дрожащим голосом объявила Алина.

Тишина. Все притихли. И вот понеслись первые переливчатые ноты знаменитой композиции. Корнилов неожиданно для себя вдруг понял, что восхищенно улыбается. А по телу от плеч до пяток растекается приятное вибрирующее блаженство. Блаженство счастья и теплеющей на сердце гордости. Его Алина, его олененок, его маленькая принцесса с первых секунд своей игры заворожила весь зал. И это было отнюдь не преувеличение. Стас видел, как замерли на своих сиденьях зрители, как взоры всех сидящих вокруг людей прочно впились в одинокую фигурку Алины, стоящую под светом сценических софитов.

Однако долго наслаждаться выступлением дочери Стасу не пришлось. В кармане Корнилова настойчиво завибрировал телефон. Стараясь не отводить восхищенного взгляда от Алины, Стас достал телефон и украдкой взглянул на звонившего. Звонил капитан Домбровский. Стас не стал отвечать, спрятал телефон обратно в карман.

А со сцены лилась и завивалась возносящаяся ввысь чарующая мелодия скрипки. Стас снова позволил себе размякнуть и с улыбкой млеть от наслаждения и радости за свою дочь.

Но телефон в кармане зазвонил снова. Корнилов раздраженно снова достал мобильник, бросил взгляд на дисплей, на этот раз звонил Ящер. А когда Стас дал отбой, мобильник почти сразу же завибрировал от третьего звонка. И теперь на дисплее светилось жирное и четкое название абонента, которого Стас игнорировать не мог — «Аспирин».

Стас недовольно скривил губы и решил просто не брать. Пусть звонит. Всё равно телефон на беззвучном. Корнилов поднял взгляд на сцену. Алина перешла к заключительной части. Кульминационная мелодия скрипки звучала сильнее, ярче, выразительнее и увлекала за собой всех слушателей до единого.

Мобильник вздрогнул в очередной раз. Корнилов опустил взгляд. На широком дисплее красовалось сообщение Домбровского в мессенджере. Стас коротко, негодующе вздохнул и открыл сообщение.

«Стас, у нас четыре трупа. Все обезглавлены, а конечности изуродованы. Знаю, что у твоей Алины сегодня концерт, но эти четыре человека, похоже, были адвокатами, которые согласились на пересмотр дела Сильвестра Гольшанского».

Корнилов мысленно выругался. Теперь он не мог проигнорировать это дело. Стас дождался, пока Алина закончит играть, а после, не обращая внимания на осуждающий взгляд Риты, вышел из актового зала.

Остановившись в школьном коридоре перед доской, на которой висели конкурсные аппликации, Стас набрал Домбровского.

— Стас… — начал было Коля.

— Как вы узнали, что эти адвокаты хотели взять дело Гольшанского? — перебил его Стас.

Домбровский на миг замолчал, но тут же ответил:

— Документы лежали на столе, перед ними.

Стас на пару секунд задумался. Коля ждал, в трубке были слышны голоса и шаги рядом с Домбровским.

— Все трупы в одном месте? — спросил Стас после короткого раздумья.

— Так точно.

Стас посмотрел на аппликацию с бумажным солнышком, львенком и пальмами.

— Документы по делу лежали кое-как, на полу или аккуратно на самом видном месте?

— Аккуратно в центре стола… — слегка рассеянно ответил Коля.

Корнилов мысленно выругался. Краски стремительно сгущались, а ситуация ухудшалась. Сначала подставное тело несчастной девушки, которую хотели выдать за Людмилу Елизарову, а теперь вот это. Сомневаться не приходилось. Кто-то о-очень хотел, чтобы Гольшанский сгнил в тюрьме. И этот кто-то явно был не одинок.

— Расскажи про тела, Коль.

— Ну, они все сидят в креслах, залиты кровью от плеч до пояса… — описал картину случившегося Домбровский. — Выглядят жутковато… Знаешь так непринужденно, будто они… не совсем умерли… И продолжают заниматься своими делами…

— Головы срезаны ровно?

— Просто идеально, — хмыкнув, ответил Коля. — Только Яша сказал, что их не срезали, а отрубили.

Стас перевел взгляд на аппликацию с цветочками и бабочками.

— Голов поблизости, конечно, нет? — спросил Корнилов.

— Категорически, — ответил Домбровский.

— Понятно. Яша не сказал, чем рубили головы? — спросил Стас.

— Широким, длинным, скорее всего изогнутым клинком, — помешкав, ответил Коля. — Сабля какая-то что ли…

— Ясно. А что с их конечностями? — спросил Стас. Ты говорил, что они изуродованы…

В этот миг открылась дверь в актовый зал, в коридор выглянула Рита и проговорила гневно:

— Корнилов, ты совсем обнаглел?! Мы же договаривались, что тебя не будет отвлекать ни твоя работа, ни твои преступники, ни даже генерал Савельев! Ну что это такое! Почему все родители, все отцы сидят на месте, как нормальные люди, а ты шаришься тут по коридорам с телефоном!

— Я сейчас приду, любимая, — миролюбиво ответил Стас. — Не злись. Это правда важно.

— Да у тебя по-другому не бывает! — закатив глаза, раздраженно ответила Рита и скрылась за дверью.

Стас вздохнул.

— Прости, Коль. Так что с конечностями трупов?

— У них обожжены руки, Стас, — в голосе Домбровского слышалось брезгливое отвращение. — Я бы даже сказал… сожжены. Причем исключительно запястья… Есть идеи?

— Да… — Стас снова на пару мгновений задумался. — Это похоже на наказание.

— Наказание? — переспросил Коля, — Ты так решил из-за отрубленных голов?

— Всё вместе, Коль, — качнул головой Стас. — Документы по делу Гольшанского — улики и предмет их вины. Обожженные руки-пытки с целью признания вины…

— Обезглавливание — это приговор. — ошарашенно закончил Коля. — Чёрт возьми… Да, похоже на то. Ты приедешь?

Стас бросил быстрый взгляд на двери актового зала.

— Думаю, да.

Он знал, как взбесится Рита, если узнает, что он уехал. Но Корнилов не мог проигнорировать это убийство. Тем более, что оно напрямую связано с Гольшанским, а значит, как верил Стас, связно с ним— с Сумеречным портным. С тем, кого Стас не смог поймать. С тем, кто сумел его обыграть. Корнилов почти не отрицал, что для него это почти личное, хотя вряд ли кому бы то ни было признался бы в этом. Разве что… Разве что Нике. Но от Синеглазой все равно бессмысленно что-то скрывать.

Спускаясь по школьной лестнице, Стас быстро написал сообщение Алине, поздравил с шикарным выступлением. Затем написал Рите, попросил прощения и объяснил, почему вынужден уехать. Хотя отлично знал, что Рите будет все равно. Садясь за руль автомобиля, Корнилов уже был погружен в раздумья об убийстве адвокатов Гольшанского и о Портном. Мысль о том, что он всё ещё может поймать его, беспокойными жалящими и пульсирующими электронами вертелась в его голове.

***

Коля не соврал. В обезглавленных, застывших в офисных креслах телах и правда чувствовалась странная, неуловимая и пугающая непринужденность. Безголовые, в пропитанной и густо залитой темной кровью одежде, четверо мужчин смотрелись так, словно умерли буквально за работой. Словно они бы продолжили заниматься своими делами, если бы не досадное отсутствие голов и обугленные руки. Хотя всё, что было до середины лучевых костей, больше напоминало какие-то пересохшие и слипшиеся черные ветки, нежели человеческие руки.

Стас не двигаясь стоял на пороге большой комнаты, и внимательно рассматривал сцену преступления. Он старался на обращать внимания на желтые таблички, возле потенциальных улик. Корнилов пытался понять, как действовал убийца, как двигался, как говорил и как начал убивать. Лучше всего с этим справилась бы Ника, но Корнилов меньше всего хотел втягивать Лазовскую в очередное кровавое болото. По крайней мере, пока он вполне может обойтись без её помощи. А она пусть поживет нормальной жизнью, без воспоминаний о чужих страданиях, боли и без ужасающих видений. Во всяком случае, пока.

Корнилов сделал пару шагов, и снова остановился. Обвел комнату внимательным взглядом. Цепкие серебряные глаза начальника особой оперативно-следственной группы пристально вглядывались в каждую деталь сцены.

За столом сидят четыре трупа, но в пепельнице только два окурка, а рядом стоит только один бокал с недопитым коньяком. На середине стола папка с документами и фотографиями. Кровь из разрубленных шей рваными багровыми плащами покрывала одежду убитых и созвездиями темных брызг застыла на стенах с дорогими обоями и оригинальным декором. На светло-кремовом ковре едва заметны, но все же различимы темные влажные и грязные следы. Такие же следы были и за спинкой кресла, в котором сидел один из трупов. Ковёр под этим креслом был немного смят.

Взгляд Стаса скользнул дальше, задержался на большой флипчарт доске, что почти полностью закрывала собой одну из стен. Корнилов приблизился к ней. Часть её поверхности была покрыта сильно смазанными и почти стертыми следами от маркерных рисунков. Остальная площадь доски оставалась почти идеально чистой. Корнилов подошел к телам. Чуть поморщившись, наклонился вниз и придирчиво осмотрел кровавую мякоть внутри обрубков шей. Стас протянул к ближайшему трупу руку в нитриловой перчатке и аккуратно, едва касаясь, провел безымянным пальцем по краю разрубленной шеи убитого. Тоже самое он сделала с другими телами.

— Ну надо же… — ворчливо проговорила Стас. — Какая точность… чёрт бы тебя побрал.

Стас присел на корточки осмотрел ноги и туловища убитых. Затем Корнилов уделил внимание обугленным пальцам и кистям. У всех четверых они были покрыты толстым слоем гари и сожженной, потрескавшейся плоти. От них всё ещё исходил ужасающий тошнотворный запах. Хотя Стасу это было до свечки. Он успел навидаться вещей и похуже. А вот что его не порадовало, так это то, что руки у убитых явно были сожжены до обезглавливания. Пытка перед казнью. Пытка ради признания вины. Как всё символично. Кто-то искренне убежден, что вот так уродливо и кошмарно выглядит торжество справедливости и неудовлетворенная месть.

— Коля, Яша! — позвал он.

В комнату вошли Домбровский и Щербаков. Николай по своему обыкновению был облачен в один из своих бесконечных идеальных костюмов бразилинового цвета. А Ящер с всклокоченными волосами был в растянутом полосатом свитере и потёртых чёрных джинсах.

— Успел сделать какие-то новые выводы, Стас? — спросил Щербаков.

— Да, — глядя на мертвецов, ответил Стас. — Убийца прошёл по комнате, оставляя влажные следы на ковре. Конечно же, разуваться он не стал.

Корнилов положил руки на спинку кресла, в котором сидело одно из мёртвых тел.

— Вот с этим они были знакомы. Более того, бедолага доверял убийце настолько… — Стас опустил взгляд себе под ноги, — что, не задумываясь, позволил ему встать у себя за спиной.

— А остальные трое в это время мирно наблюдали за происходящим? — непонимающе спросил Коля.

— Остальных здесь в тот момент не было, Коль, — ответил Стас и указал на стол. — Один бокал с коньяком, пепельница с двумя окурками. Плюс ко всему, у троих других сзади слегка выправлены рубашки, а брючины снизу в мелкой пыли и ворсе с ковра. Их сюда притащили волоком по очереди.

— Чтобы затем по одному казнить? — брови Коли выразительно выгнулись.

Стас молча кивнул и показал рукой на флипчарт доску.

— Он так же снял все распечатки, которые висели там на магнитах, и стер все записанные размышления убитых адвокатов.

— Думаешь, он взял их с собой? — задумчиво спросил Домбровский.

— Они ему ни к чему, — покачал головой Стас. — Полагаю, мы найдем их пепел в трубах ванны или раковины.

Ящер подошел к телам и кивнул на влажные от крови разрубленные шеи.

— А точность и чистоту удара ты оценил, Стас? Мне интересно, что ты по этому поводу думаешь?

— Думаю, ты прав… это хорошо отточенный, широкий изогнутый клинок, — вздохнул Стас. — Убийца нанес по одному удару каждому.

— Не всякий человек на такое способен, — с довольной улыбкой произнес Ящер.

Он любил необычные случаи, как бы жутко и противно это ни звучало. И со Стасом во многом он работал как раз ради этого. Яша был тот ещё ценитель.

— Как минимум, рубил человек физически достаточно сильный, тренированный и умелый, — резюмировал Стас. — Но самое паршивое для нас кроется в их руках…

— Тебе тоже интересно, почему он просто не отрубил им руки?

— Нет, думаю, всё достаточно просто, — недовольно проговорил Корнилов. — Рубить — это быстро, а ему хотелось, чтобы они страдали и орали от боли… и чтобы каждый из них, заливаясь слезами боли и ужаса полностью признал свою вину…

— За то, что взяли дело Гольшанского, — мрачно проговорил Коля.

— Верно, — кивнул Стас. — Затем последовала запланированная казнь.

Домбровский несколько мгновений разглядывал обезглавленные тела адвокатов, затем поднял взгляд на Стаса.

— Тут кроется ненависть к ним или всё-таки к Гольшанскому?

— И то, и другое, — Корнилов обошел стол с мертвецами. — Не в силах отомстить Гольшанскому, он отыгрался на тех, кто хотел освободить его…

— Какой-то личный враг Сильвестра Гольшанского? — предположил Коля.

— Вне всякого сомнения, — Стас ещё раз обвел глазами сцену убийства.

— Неужели кто-то из конкурентов? — спросил Ящер.

Корнилов поморщился.

— Нет. Эти бы не проявили столько фанатичной ненависти и символизма… Они бизнесмены и чрезвычайно прагматичны. Столько грязи им не нужно.

Стас выразительно посмотрел на забрызганные кровью стены, одежду трупов, ковёр и пол.

— Какой тогда ещё мотив может быть? — спросил Коля. — Что ещё может толкнуть человека на проявление такой бессмысленной жестокости?

Стас обернулся на Колю.

— То же самое, что толкает человека на бессмысленные глупости, полагаю.

Коля изменился в лице.

— Любовь, Коля, — усмехнулся Стас.

Тот в ответ фыркнул.

— Которую Гольшанский с ним не разделил что ли?..

— Да нет… — вздохнул Стас, вновь оглядывая комнату с трупами. — Видимо, которую он отнял.

***

Настроение у Стаса стремительно портилось по нескольким причинам.

Во-первых, Рита написала ему огромное количество гневных сообщений, переполненных злой язвительностью. Во-вторых, по пути к дому Гольшанских его машину, как и все другие, что въезжали на территорию элитных коттеджей, забросала яйцами группа неадекватных манифестантов. Они наполовину перекрыли дорогу, истово требуя прекращения застройки какого-то района и пытались прорваться к домам богачей через полицейский кордон. В-третьих, Стас уже больше трёх минут стоял перед воротами огромного дома Гольшанских, точнее нескольких домов, и ждал, когда ему, наконец, откроют.

Но вместо ворот открылась калитка справа. Из-за металлической двери появился мужчина в расстегнутой черной парке. Стас заметил мелькнувшие на рубашке ремни пистолетной кобуры.

— Кто вы такой? — спросил охранник. — Что вам нужно?

Он был черноволос, с выразительными, чуть вытаращенными глазами и колючим, пристальным взглядом. А лицо было скуластым, худым, с выступающими надбровными дугами. Этот охранник внушал тревожное и даже пугающее чувство. Особенно тем, кто в отличие от Стаса не распознавал в нем профессионального военного.

Корнилов показал удостоверение.

— УГРО, подполковник Корнилов. Мне нужно переговорить с Елизаветой Гольшанской.

— По какому делу?

Стас сдержал раздражение, потому что об этом он уже два раза сообщил двум разным охранникам.

— По делу об убийстве адвокатов, которых наняла госпожа Гольшанская, чтобы оправдать своего сына Сильвестра.

— С чего вы решили, что Елизавета Марковна кого-то нанимала? — с невозмутимым каменным лицом спросил охранник. — Вам лучше уехать, господин подполковник.

— Мне лучше поговорить с Елизаветой Марковной, — сдержанно, но настойчиво проговорил Стас, — пока не стало слишком поздно для неё или для её сына.

— Елизавета Марковна в совершенной безопасности, — с неизменным выражением лица ответил упрямый охранник. — А Сильвестр Гольшанский…

— Отбывает срок в «Чёрном дельфине», — перебил его Стас. — где может произойти всё, что угодно, учитывая какой контингент преступников там содержат.

Охранника явно не впечатлили слова Стаса, и он вряд ли бы его впустил, но тут из-за двери торопливо вышла женщина в вязаном свитере и хлопковых брюках.

— Вы подполковник Корнилов?! — громко, взволнованно, едва ли не крича, спросила она.

— Да, это я, — степенно ответил Стас, пытаясь понять поведение женщины.

— И вы взяли дело моего сына?

— Не совсем, госпожа Гольшанская, — поправил Стас. — Я…

— Заезжайте! — потребовала она. — Олег, пропусти его!

— Конечно, — с неизменным каменным равнодушием ответил охранник.

Стас припарковался в гараже Гольшанских прямо между Порше 911 с оригинальным тюнингом и раритетным Maserati семидесятых.

Елизавета Гольшанская ждала его в одном двух жилых особняков с синей кровельной крышей. Когда Стас прошел внутрь через застекленные французские двери, у него создалось ощущение, что он оказался в помещении без стен. Вместо них его окружала сияющая чистая белизна.

— Проходите, — любезно предложила ему Елизавета.

— Благодарю, — произнес Корнилов, оглядывая интерьер дома Гольшанских.

Здесь повсюду превалировали белые и светло-серые оттенки с вкраплениями синего или зеленого. Другой отличительной чертой этого дома была непривычная свобода пространства. Дом был огромен, свеж и невероятно просторен и в тоже время достаточно уютен, чтобы не чувствовать себя неловко среди этого снежно-серебристого великолепия.

Елизавета провела Стаса к двум огромным диванам с синими подушками. Между диванами стоял белый столик на коротких ножках, а на нём несколько необычной формы цветочных горшков с комнатными растениями.

— Рассказывайте, — потребовала Елизавета, когда они сели на диван.

Стас видел, что она крайне взбудоражена, хотя и пытается себя контролировать. Её выдавал бегающий взгляд и то, как она с тревогой мяла пальцы рук. Стас понимал, что Елизавета уже явно в курсе случившегося с адвокатами. Он рассказал ей то, что считал необходимым. Елизавета слушала, прижимая ладони к губам.

— Зачем? — дрогнувшим голосом спросила она, когда Стас закончил рассказывать. — Зачем он отрубил им головы? Если он хотел их просто убить, то зачем было нужно…

Мать Сильвестра со страхом и непониманием во взгляде, растерянно покачала головой.

Корнилов заметил, что несмотря на приличный возраст, Елизавета Гольшанская сохранила аристократичную грацию в движениях и величие в осанке. К тому же в молодости она явно была по-настоящему красива.

— Он хотел не просто их убить, — ответил Корнилов. — Он хотел напугать.

— Меня? — чуть нахмурившись спросила Елизавета.

— Вас, вашего сына, вашу семью, — перечислил Стас, — и особенно тех, кто тоже согласится помогать вам.

— Этот убийца ненавидит Сильвестра, да? — помолчав спросила Елизавета.

Стас лишь кивнул.

В этот миг с лестницы донесся визг и детские крики.

— Не догонишь! Не догонишь! У меня магические туфельки!

По ступеням сбежала девочка в кремовом свитере и белых джинсах. Ей было не больше семи лет. Светло-русая, с вьющимися локонами до середины спины. Следом за ней выбежала другая девчушка, которая выглядела почти так же, как первая, но её вьющиеся волосы были завязаны в хвостик.

— А у меня платье, которое позволяет повелевать силой ветра! — радостно вскричала вторая девочка. — Поэтому я нашлю на тебя ураган, и он унесёт тебя в страну троллей! А принц Роберт женится на мне!

У обеих девочек в руках были нарядные куклы в пышных платьях с волшебными палочками в руках и крыльями фей сзади.

— Агнесса! Ева! — строго воскликнула Елизавета. — У нас гости! И вы мешаете! Пожалуйста поиграйте в другом месте и не шумите!

Близняшки с любопытством оглянулись на Стаса и хором ответили:

— Хорошо, бабушка.

Елизавету передёрнуло. Стас украдкой улыбнулся. Пожилой женщине явно не нравилось, когда внучки называли её бабушкой при незнакомых мужчинах. Мать Сильвестра опустила взор и спросила, не глядя на Стаса.

— У вас есть какие-то подозрения?

В её голосе проскользнула пугливая надежда. Корнилов неопределенно дернул плечами.

— Судя по тому, как были убиты адвокаты вашего сына, человек, который это сделал, за что-то крайне зол на Сильвестра.

— Есть какие-то догадки? — осторожно спросила Елизавета.

— Дело может быть в женщине, — помешкав, проговорил Стас.

Он знал, что Елизавете это не понравится. История с Людмилой Елизаровой до сих пор у всех на устах. Девушка была известной во многих кругах золотой молодёжи Москвы.

Предположение Стаса подтвердилось. Услышав о том, что причиной ненависти убийцы к её сыну может быть женщина, Елизавета Марковна сжала губы в тонкую линию, согласно, нехотя кивнула.

— Я знала, что связь с этой рыжей потаскухой ещё долго будет аукаться Сильвестру, — проговорила она, глядя куда-то в пустоту.

— Вы верите, что он не убивал её? — спросил Стас, наблюдая за лицом женщины.

Елизавета в ответ едко, неприятно улыбнулась. Откинула голову назад, встряхнув седеющими волосами и ответила:

— Как по мне, так лучше бы он её убил — проблем бы меньше было!

Мать Сильвестра взглянула в глаза Стасу.

— Осуждаете меня? Считаете, что я излишне жестока к «бедной девочке»?.. Вы просто не видели, что она вытворяла с ним!..

Елизавета презрительно фыркнула, со злой, бессильной печалью усмехнулась.

— О, как перед ней распинался Сильвестр… Давно я его таким не видела, — Елизавета покачала головой. — Впервые с того дня, как погибла его первая жена, он по-настоящему радовался и смеялся! И дарил этой вертихвостке кольца, серьги, колье… Машину вон купил! В Монако и Ниццу с ней летал регулярно! На яхте они ходили к Каймановым островам!.. У неё было всё, что она хотела!

Стас безмолвно внимал словам Елизаветы. Он видел, как её жжет и режет чувство злой обиды и бессильной ненависти. Всё это копилось в ней уже давно. Видимо ещё с того дня, как Людмила Елизарова поселилась в доме Гольшанских. С того дня, как Сильвестр жил исключительно для Людмилы, а Елизавете оставалось лишь радоваться за него, всё чаще оставаясь в стороне.

Разумеется, она терпела её. Это было слишком очевидно. Елизавета терпела любовницу и гражданскую жену сына, ради любви к нему.

И сейчас её переполняло яростное негодование. Она чувствовала себя обманутой.

— А теперь, — продолжила Елизавета, — вы заявляетесь сюда и говорите, что кто-то так одержим этой подстилкой, что готов убивать всякого, кто попытается помочь Сильвестру? Меня он тоже может убить? А моего внука? Или моих правнучек?

В её глазах блеснули дрожащие блики слёз. А голос срывался на хрипловатый шепот.

— Я думаю, — ответил Стас, — если бы он мог, то давно уже сделал бы это.

Елизавета в ответ понимающе, криво усмехнулась.

— Мне нужно знать, — продолжил Стас, — не было ли у Людмилы… любовников?

Елизавета в ответ нервно хохотнула и всплеснула руками.

— Да конечно были! Я вас прошу! Не удивлюсь, если эта потаскуха групповыми оргиями увлекалась!

— Вы не против, если я осмотрю комнату, где жила Людмила? — спросил Стас.

Елизавета развела руками.

— Если это хоть как-то поможет Сильвестру…

Корнилов кивнул.

— Благодарю.

Спальня Людмилы Елизаровой полностью соответствовала стилю всего интерьера. Такая же просторная, светлая и уютная.

Стас неторопливо прошелся по бежевому напольному покрытию. Взгляд его скользил по футуристическим черно-белым фотокартинам и полкам с декоративными шкатулками. Корнилов оглядел широкую кровать с мягкой спинкой и пухлыми миниатюрными подушками бело-голубого цвета. Затем взглянул на синий письменный стол, белый монитор макинтоша, книжные полки рядом и огромный шкаф для одежды с модным декором на дверцах. Ничего необычного. Тихая, добрая и располагающая обстановка.

Стас сам ещё не знал, что ищет. Это должно быть что-то, что подтверждает или опровергает его версию. Что-то, что могло бы связывать Людмилу с любовником, если он у неё был. У неё обязательно должно быть что-то от человека, который готов убивать из любви к ней. Обязательно… Подарок, украшение, фотография или… Тут взгляд Стаса зацепился за лежавший рядом с книгами пустой конверт без марок.

«Письмо, — подумал Корнилов. — Точно… Такая форма выражения чувств как нельзя лучше подходила для мужчины, одержимого недоступной ему женщиной».

А то, что Елизарова не отвечала своему страстному поклоннику взаимностью, было очевидно. Именно безответная любовь добавляла злости, ярости и сокрушительной ненависти неизвестному убийце, когда он сжигал руки своих жертв и наслаждался их болью. К сожалению такие уж свойства у этого светлого и теплого чувства. Либо оно порождает в ответ взаимность, либо, в лучшем случае, безразличие.

Стас пару секунд размышлял, что бы делала такая девушка, как Людмила, с письмами от настырного поклонника. Выбросила бы? Вероятнее всего. А что, если письма продолжают приходить снова и снова. Девушке становится страшно, ей начинает казаться, что неизвестный поклонник следит за ней, преследует её. Он может быть, где угодно! Он может оказаться любым прохожим, любым встречным человеком, ведь она вряд ли знает, кто он. Знала бы, давно бы положила этому конец. Но нет. Настойчивый поклонник неизвестен. Постепенно девушка впадает в состояние перманентного страха, её одолевают приступы паники. Угнетение, растущая нервозность и усиливающаяся паранойя не дают ей покоя. И ей просто необходимо рассказать кому-то о письмах назойливого маньяка. А что это значит? Значит, Людмила захочет с кем-то разделить свои страхи. И ей нужно кому-то показать эти письма… Значит, перед этим их нужно спрятать. И так, чтобы Сильвестр ни в коем случае не нашел.

Стас почти не сомневался в правильности своих размышлений. А на вопрос, почему Людмила не жаловалась на письма от одержимого ею поклонника своему мужу, можно ответить, что она наверняка его побаивалась. И, судя по последним событиям, не без оснований.

Корнилов в поисках писем не шарил руками по комнате. Он просто смотрел, прикидывал, перебирал варианты и представлял. Куда… Куда Людмила спрятала бы письма, которые пугают её, которые лишают спокойного сна, и заставляют опасливо оглядываться на улице. Его взгляд плавно, не спеша ощупывал комнату Людмилы. Стол, кровать, макинтош, книги, картины, шкатулки и шкаф. Где она могла их прятать? Взгляд Стаса на мгновение метнулся к фотографиям на полках, затем к шкафу для одежды. Корнилов решительно подошел к шкафу, открыл его, присел на колено и достал несколько коробок из-под обуви, пока не добрался до самых дальних, которые стоят дальше всех, и в которые точно никто, по мнению Людмилы, не залезет. Стас просмотрел четыре коробки, прежде чем нашел ту, в которой сверху лежали старые блокноты с мимимишными картинками, тетрадки, заколки и прочий старый хлам, а под ними обнаружились две плотные пачки писем.

Тут Стас услышал несколько ленивых хлопков. Корнилов обернулся.

В дверях, облокотившись на косяк, стояла женщина с длинными, медными волосами. У неё были темные глаза, а выразительные и соблазнительные губы чуть кривились в одобрительной полуулыбке. Глядя на Стаса, она пальцами правой руки мяла манжет своего горчичного цвета платья.

— А вы молодец, — проговорила она.

Неожиданно голос у нее оказался звонким, высоким, как у молоденькой девчонки, почти как у ребенка.

— Спасибо, — кивнул Стас. — Я не имею чести знать вас…

Рыжеволосая улыбнулась шире, чуть наклонила голову ниже. Её рыжие волосы соскользнули с плеч и упали на грудь.

— Я Клара, — представилась женщина. — И я была уверена, что вы ничего не найдёте.

Стас едва заметно качнул головой.

— А вы знали, что здесь есть что-то, что стоит найти? — спросил он. — Вы знали о письмах?

— Возможно, — лукаво улыбаясь, пропела Клара. — А вы меня уже подозреваете, офицер?

Казалось, её забавляла мысль об этом.

— Клара! — вдруг позвал чей-то мужской голос. — С кем ты говоришь?

— С гостем твоей бабушки, — не отрывая от Стаса взгляд темно-карих глаз, крикнула Клара.

Стас услышал приближающиеся шаги. И через пару секунд в дверном проеме рядом с рыжей обольстительницей показался мужчина в чёрном свитере поверх рубашки и светлых брюках. У него было непропорционально широкое лицо с выдающимся вперёд, загнутым книзу носом, живые, как у Елизаветы, выразительные серо-зеленые глаза, подвижные брови и немного неопрятные, зачесанные назад темные волосы.

— Добрый день, — мужчина расплылся в широкой улыбке, которая слегка походила на оскал.

Возможно, из-за того, что была совершенное неискренней. Стас заметил, что глаза мужчины вовсе не улыбались.

— Я Орест Гольшанский, сын Сильвестра Гольшанского, — он подошел к Стасу и протянул ему свою руку.

Стас пожал её и про себя отметил, что у Ореста довольно крепкое рукопожатие.

— Подполковник Корнилов, — представился Стас, — я занимаюсь делом об убийстве адвокатов вашего отца.

— О, — удивленно вскинув брови, кивнул Орест. — А что с ними произошло?

— Их обезглавили, — осторожно и деликатно ответил Стас.

— Какой ужас, — почти без эмоций ответил Орест. — Смотрю, вы что-то нашли в комнате Людмилы?

— Эти письма, — Стас поднял в руках коробку из-под туфель, — возможно были написаны тем, кто убил адвокатов вашего отца.

— Даже так, — хмыкнув, ответил Орест. — Людмила явно не слишком хорошо разбиралась в людях.

— Возможно, именно поэтому её чуть не убили, — согласился Стас.

Орест уставился на него. Стас отвечал ему изучающим взглядом с нерушимым спокойствием.

— Лично я не осуждаю отца, — голос сына Гольшанского выдал сдерживаемое раздражение.

— Да, понимаю, — кивнул Стас.

Они всё ещё смотрели друг другу в глаза. Но тут снизу раздался пронзительный, долгий, срывающийся женский крик.

Орест порывисто обернулся и бросился вниз по лестнице.

— Елизавета! — закричал он. — Бабушка, что случилось!

Клара ещё раз с любопытством взглянула на Стаса. Чуть кивнула и поспешила вслед за Орестом. Корнилов опустил взгляд на письма в коробке, затем закрыл коробку крышкой и тоже не спеша спустился вниз.

В холле на первом этаже Елизавета сидела на одном из диванов, где они до этого общались со Стасом, и плакала в объятиях Ореста. На полу перед ними стояла большая картонная коробка. Рядом, сложив руки на груди, стоял тот самый черноволосый охранник, что не желал пропускать Стаса. Клара же, придерживая волосы, осторожно заглядывала в объемистую картонную коробку. Она обернулась на Стаса. Корнилов заметил, как изменилось её лицо.

— Подполковник Корнилов! — яростно, со слезами на щеках, воскликнула Елизавета в объятиях внука. — Я вас заклинаю: найдите этого… подонка!..

— Тише, Елизавета, — Орест с любовью погладил бабушку по седеющим волосам и коснулась губами её головы.

Стас присел возле коробки, открыл. Несколько секунд он равнодушно смотрел на содержимое. Затем встал, вынул телефон и набрал номер.

— Как дела, Коль? — спросил Корнилов в телефон, не отводя взгляда от коробки. — Понятно. Головы адвокатов можешь не искать. Да-а, они только что нашлись.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 15 января

Люди с монотонным постоянством заходили или выходили из супермаркета. С такой же монотонной периодичностью сверкали гирлянды на окнах. За высокими окнами супермаркета были видны кассы и людские очереди.

Лерка рядом со мной допила уже вторую чашку латте, который бегала покупать в стоящем неподалеку кофейном автомате. Логинова откинулась на спинку сиденья и раздраженно вздохнула.

— Ну чего он там застрял! — простонала она, запрокинув голову назад. — Что там так долго можно выбирать?!

— Ну, может, у него длинный список продуктов, — предположила я, покусывая подушечку большого пальца.

Мы уже больше часа сидели в Леркином Субару на парковке и ждали, когда Капитонов Исидор Игоревич, наконец, выйдет на улицу. Четкого плана, как и понимания наших дальнейших действий, у нас не было. Но одно мы знали точно — воспоминания убитых девочек хотели, чтобы мы нашли его.

По иронии судьбы человек, который может что-то знать об убийствах в «Зелёной колыбели», теперь преподает у нас у геометрию. Вот счастье-то.

— Слушай, а что мы ему скажем? — задумчиво проговорила Лерка. — Проследить, где он живёт-то, мы проследим… а дальше что?

Она посмотрела на меня. Я не отводила взгляда от входа магазина.

Ответа на вопрос Лерки у меня не было. Я лишь знала, что мы должны поговорить с Капитоновым. Но как, я пока не знала.

— Мы же не можем просто подойти к этому волосатому очконавту и сказать: «Здрасьте! А что вы знаете об убийствах детей в «Зелёной колыбели»! А то призраки убитых детей указали на вас и…»

— Это не призраки, — поправила я. — Это были их воспоминания… скопления мыслей, эмоций и чувств с обличьем своих владельцев.

— И в чем разница? — резонно возразила Лерка.

— Призраки страшнее.

— Неужели? — с иронией проворчала Логинова.

— Мне так кажется.

— Ты не ответила на вопрос. Что конкретно мы ему скажем? А?

— Лер, — вздохнула я, — я пока не знаю…

— Я знаю! — вдруг воскликнул чей-то голос с заднего сидения.

Я и Лера дружно испуганно закричали. Логинова подпрыгнула на своем сиденье и яростно выпалила несколько ругательств. Я, вздрогнув, вжалась в свое сиденье, чувствуя, как из груди рвется сердце, а по коже сползает жар.

— Простите, девочки, — проговорили с заднего сиденья. — Я не хотел вас пугать.

Нервно, часто втягивая ртом воздух, я подняла взгляд на зеркало заднего вида и увидела сидящего позади Лёву Синицына.

Он поправил свои очки и улыбнулся мне.

— Лёва… — протянула я. — Господи… Нельзя же было… вот так…

Логинова порывисто обернулась назад. Лицо у нее было свирепым.

— Лёва, с**а, — прорычала она, — какого х**а ты залез в мою машину, барсук очкастый! Как ты, бл**ь, вообще, тут оказался?! Ты вообще охе**л что ли?!

Лева откашлялся и ответил в свойственной ему торжественной и немного заносчивой манере:

— Отвечаю по порядку. Я забрался в твою машину, потому что услышал, как вы на уроке обсуждали Капитонова. Твою машину вскрыть оказалось совсем не сложно, у тебя устаревшая сигнализация и ничтожная противоугонная система. И… нет, нисколько. Хотя ты не первая, кто задаёт мне этот вопрос.

Мы с Лерой переглянулись. По взгляду Леры я поняла, что она думает о том же: что успел услышать и узнать Лёва.

— Левочка, а давно ты тут? — поинтересовалась я.

Синицын в зеркале пожал плечами, снова поправил очки и свою безупречную прическу.

— С того момента, как вы сели в машину.

Мы с Лерой снова обменялись опасливыми взглядами. Но если у нас ещё оставались какие-то надежды или сомнения, то следующим вопрос Лева их окончательно развеял.

— Только я так и не понял, Ника. Ты можешь каким-то образом видеть воспоминания людей или призраков? Или и то, и другое. Я закрыла глаза, отвернулась, сползла по сиденью и со страдальческим лицом закрылась ладонями. Лера рванула молнию на своей сумке и неожиданно выхватила внушительного вида пистолет.

— Слушай внимательно, огрызок ушастый, — начала она угрожающе, — если я узнаю, что ты трепался где ни попадя о том, что услышал…

— То ты застрелишь меня из зажигалки, — со снисходительной насмешкой проговорил Лёва. — Я понял. Обещаю, трепаться не буду… Если расскажете, чем вы занимаетесь.

— Я не поняла, — вкрадчиво спросила Лера, — ты че нас шантажировать собрался?

— Только слегка, — хмыкнув, ответил Лева.

— Ах ты охамевший очкозавр… — зловеще прошипела Логинова.

— Лера, вот он! — взволнованно вскричала я, тыча пальцем вперёд.

Из супермаркета как раз неторопливой походкой вышел Капитонов. Выглядел он довольно забавно в своей узорчатой шапке, из-под которой выглядывали его длинные русые волосы. Ещё больше комичности добавляли его большие очки. Он был похож не то на какое-то очеловеченное насекомое, типа стрекозы, не то на пучеглазую рыбу.

Капитонов поправил зелено-оранжевый шарф и направился прочь от супермаркета.

— Синицын, выходи из машины, — Лерка завела мотор.

— В таком случае, боюсь, мне будет тяжело… не трепаться, — раскинувшись на заднем сиденье, ответил Лева.

Логинова обернулась, желая высказать Леве все, что она думает, но я остановила её прикосновением руки.

— Пусть едет.

— Роджеровна, но…

— Он всё равно всё знает, — устало ответила я. — А Капитонов сейчас уйдет.

Лерка чертыхнулась себе под нос, проворчала ещё одно пошлое ругательство и вырулила со стоянки. Мы ехали тихо вдоль дороги, сохраняя необходимую дистанцию. Капитонов двигался неторопливо. То и дело его скрывали случайные прохожие. Через несколько минут он свернул в неприметную арку и двинулся во внутренний двор.

— Блин, — прошипела Лерка. — И че теперь?

— Давай за ним, — шепнула я.

— Только осторожно, — напомнил сзади Лева.

— Заткнись.

— Прости, я…

— Заткнись, я сказала!

— Лева, Лера, хватит, ну пожалуйста, — взмолилась я.

Лерка осторожно заехала на своем субару в арку и, сбавив скорость до минимума, двинулась следом за Капитоновым. Заснеженный зимний двор был необычно пустым и даже безлюдным. Хотя темнеть начало совсем недавно.

Он шел впереди в сотне шагов от нас. С неба бесшумно повалил снег. Белые точки снежинок посыпались на темный асфальт. Они оседали на стоящих рядом автомобилях, липли к окнам домов и собиралисьна узловатых голых ветках деревьев.

— Пусть зайдет в подъезд, — сказала я, — а я забегу следом и…

— Мы забежим следом, — поправила меня Лерка. — Я тебя одну никуда не пущу, Роджеровна.

— Хорошо, Лер, — улыбнулась я. — Как скажешь.

Тут мое внимание привлекла группа парней, что выступила из густой тени маленького продуктового магазинчика. Они все были в капюшонах на головах и двигались явно с недобрыми намерениями. Парни окружили Капитонова. Я увидела, как один из них, явно чувствуя свое превосходство, начал наступать на Капитонова. Его приятели поддерживали его одобрительными криками. А парень вдруг толкнул Капитонова. Наш новый учитель пошатнулся, упал на стену и вдруг схватился за голову. Он согнулся, припал боком к стене. Толкнувший его парень что-то крикнул и ударом ноги подсек Капитонову ноги. Исидор Игоревич немедленно повалился в снег. Мы услышали радостный вопль парней.

— Лера, быстро дай свой пистолет! — сказала я и сама схватила зажигалку.

— Роджеровна… — неуверенно проговорила Логинова.

Но я уже выскочила из машины. Морозный воздух обжег лоб и щеки, слегка пощекотал шею.

— Ну что, козлина! — нарочито низким голосом агрессивно кричал тот самый парень, что толкнул Капитонова. — Че, уже не такой крутой?! Его голос показался мне странно знакомым. Чувствуя шквальную нервозность и хорошо знакомое нарастающее чувство опасности, я широко шагала вперёд. Я старалась придать себе уверенности. Но когда я подняла Леркин «пистолет-зажигалку» и закричала, вместо грозного голоса с моих уст сорвался тонкий писк:

— Прекратите!.. Не трогайте его!..

Но я сама слышала, насколько неуверенно прозвучал мой голос.

Парни оглянулись в мою в сторону. Несколько секунд они молча глядели на меня. Ощущая скачущий во всем теле взбешенный пульс, я так же молча смотрела на парней. Капитонов, тихо постанывая, корчился в снегу, зажимая голову руками.

— Слышь… Лазовская… Иди отсюда… — пробасил тот парень, что толкал Капитонова.

У меня отвисла челюсть. Я узнала его голос, хотя лицо и было скрыто под капюшоном.

— Ты… — выдохнула я.

Тут сзади подошла Лерка, бесцеремонно вырвала у меня пистолет.

Молча подняла его вверх. Грянул мощный раскатистый хлопок.

Парни шарахнулись в сторону.

— А ну пошли на х** отсюда, а то положу всех к е**ням! — свирепо и агрессивно, срывающимся на хрип голосом дико проорала Лерка.

Парней не нужно было упрашивать дважды. Спотыкаясь, поскальзываясь и сталкиваясь, они бросились наутек.

— Откуда у неё пушка?! — услышала я.

— Да по***, она больная!.. — раздалось в ответ.

Я ошарашенно смотрела на Лерку. А моя подруга между тем явно разошлась.

— Ещё раз, с**а, тут появитесь, гениталии отстрелю, мать вашу! — проорала вслед перепуганным парням Лерка.

Затем она обернулась. Лерка улыбалась во всё лицо, глаза горели неподдельным восторгом.

— Видела, как они рванули а?! Боже, какое, мать его, крутое чувство! У-у-у! — воскликнула она счастливо и потрясла пистолетом. Надо будет купить настоящий… потом как-нибудь.

Я лишь шокировано покачала головой и подошла к лежащему в снегу Капитонову.

— Исидор Игоревич, — учтиво и вежливо проговорила я, присев рядом, — как вы?

Мужчина в ответ скривился, продолжая зажимать голову ладонями.

— У меня ничего нет… — простонал он. — Моя голова…

— Что с вами? — участливо спросила я.

— У меня… у меня…

— Че его так колбасит?

— Тише, Лер, — не оборачиваясь бросила я. — Исидор Игоревич, у вас болит голова? Это приступ мигрени?

Но Капитонов в ответ отрицательно промычал.

— У меня… Д… ДП…

— ДП? — опять влезла Лерка.

— Тише… — вновь попросила я и спросила Капитонова. — У вас ДППГ? Пароксизмальное головокружение?

Капитонов, морщась, активно закивал, точнее поерзал головой в снегу. Я цокнула языком.

— Лер, помоги мне.

— Лева, а ну иди сюда и помоги нам! — крикнула Логинова, обернувшись назад. — А ты отойди, Роджеровна, а то ещё надорвёшься…

Я послушно посторонилась. Лерка и Лева помогли стонущему Капитонову подняться.

— Уложите его на скамейку! — крикнула я, счистив ладонями снег со скамейки.

Логинова и Синицын помогли кряхтящему учителю прилечь.

— Ох, мать его… — простонал тот. — Как же кружится… а-а…

— Сейчас все будет хорошо, — пообещала я.

— Роджеровна, а что с ним? — настороженно спросила Логинова. — Че его так корчит-то?

— Это называется доброкачественное позиционное пароксизмальное головокружение, — пояснила я.

— Угу, — кивнула Логинова, наблюдая за муками Исидора Игоревича. — А по-русски?

— Представь, что у тебя внезапно начинается сильнейшее головокружение и тошнота. Ты почти не можешь двигаться, тебе ужасно плохо даже от движения зрачков, и такие приступы происходят регулярно, — пояснила я. — Это происходит из-за патологии внутреннего уха.

— Жесть, — покачала головой Лерка. — А лекарства от этой дряни есть?

Я покачала головой.

— Нет, но есть такая штука, как манёвры, Элли, — проговорила я.

— Что это такое?

— Сейчас увидите, — пообещала я. — Положите его так, чтобы голова свисала со скамейки.

— Так, Исидор Игоревич, вы слышали, — проворчала Лерка. — Давайте-ка…

Они помогли стонущему мужчине лечь, как я сказала.

Я встала возле его головы.

— Расслабьтесь и, пожалуйста, доверьтесь мне, — попросила я Капитонова.

Тот лишь простонал в ответ что-то неразборчивое. Но я расценила это, как согласие.

Я выудила из памяти упражнения, что помогают избавить человека от симптомов ДППГ, и приступила. Взяв голову стонущего Исидора Игоревича, я плавно наклонила её назад, затем повернула вправо, приподняла и снова опустила. Пока я проделывала странные и даже дикие на вид манипуляции с головой Капитонова, Лерка и Лёва с нескрываемым немым изумлением наблюдали за моими действиями. А Капитонов уже через несколько секунд перестал стонать и морщиться. Маневры Элли начинали действовать.

Я пыталась сосредоточиться на упражнениях, но такой тесный контакт с человеком почти всегда провоцировал приступы видений. Вот и сейчас в мою головы стремительно полезли обрывки из воспоминаний Исидора.

Похожие на вспышки фото-осветителя всполохи света мелькали перед глазами.

…Такая же зима, как сейчас. Группка мальчишек веселится во дворе. С восторженными громкими криками они носятся по детской площадке, гоняются друг за другом, и «стреляют» друг в друга из игрушечных пистолетов. И только одинокий мальчик в очках робко стоит в стороне и боязливо наблюдает за игрой детей издалека. Он кусает губы, сжимая в руках свой пистолетик, на его лице отражается явственное желание присоединиться к шумной компании мальчиков. Но он боится. Боится, что его не возьмут играть. Его никогда никуда не брали. Никто никогда не хотел дружить с ним. Всюду его сторонились, не замечали, не слышали. Сейчас, потом и всю оставшуюся жизнь тоже.

Воспоминание сменилось. Теперь Исидор Капитонов, уже подросший, сидит за партой в классе. Перемена, все вокруг болтают, общаются, обмениваются новостями или что-то обсуждают. И только одинокий мальчик на пятой парте в углу возле шкафа с книгами, старательно заткнув уши, читал учебник. То и дело он бросал злые взгляды на своих слишком громких одноклассников.

Вспышка света, исказились и сменились все звуки, картинки, образы.

Я увидела толпу мальчишек в классе. Плотно столпившись, они кого-то с ожесточением избивали.

— Че, думаешь, ты умнее?! Думаешь, ты лучше?!

— Очкодрыщ! Не мог дать списать нормальным пацанам! — верещал какой-то мальчишка, усердно пинающий ногами кого-то на полу.

— Мочи его, пацаны! Дава-ай!

— На! На, очкодрыщ!

— Вонючий и прыщавый очкодрыщ!

Я стояла позади них и в ужасе оторопело наблюдала за тем, что они делали. В который раз я поражалась той необузданной и непонятной мне людской злобе, которая выплескивается с такой свирепой беспощадностью. Неужели в людях с самого детства живет потаенная страсть к проявлению бессмысленной жестокости? Откуда она берется?! Откуда происходит эта жажда причинения боли и страданий любому, кто не согласен, отличается, или совершил проступок? Откуда…

Я не кричала, я только смотрела и мысленно умоляла этих детей перестать.

«Пожалуйста, — думала я. — Хватит! Перестаньте! Перестаньте!»

Они продолжали с ожесточенным увлечением избивать лежащего на полу Исидора. Я не выдержала, я закричала.

— Хватит!!! Перестаньте! Перестаньте!

Мир вокруг пружинисто сжался, исказился, и вот я стою в переполненной аудитории какого-то университета. Десятки людей за столами на ступенчатых рядах глядят вниз на худощавого парня в очках. Он уже отрастил свои волосы до плеч, и сам заметно подрос. Он стоял возле доски, исчерченной математическими формулами, геометрическими фигурами и числовыми значениями.

— …Таким образом у нас появляется возможность лучше понимать и осознавать полугеодезическую систему координат и применять её гораздо шире, лучше и эффективнее!

Молодой Исидор Капитонов говорил с вдохновенной запальчивостью. Я не сильна в высшей геометрии, про которую сейчас рассказывал Исидор, но я видела то искреннее желание Исидора донести до слушателей весь масштаб и последствия своего открытия.

Очередная вспышка света. Преображение мира, звуков и запахов. Я стою в той же университетской аудитории. Только теперь ряды стульев пустуют. А внизу у доски стоят двое — молодой Капитонов и мужчина среднего возраста. Исидор взбудоражен и взволнован.

— Вы не можете так поступить, Роман Александрович! Это нечестно! Я лучший на своем курсе! Вы же видели мое выступление! Вы же знаете о моем открытии! Вы читали мои работы!.. А теперь заявляете, что «на всех не хватает красных дипломов»! Это… Да я больше, чем кто бы то ни было, достоин диплома с отличием! Вы не можете меня этого лишить! Не можете! Не можете! Исидор в отчаянии топал ногой, а голос его ломался и скрипел фальцетом. А стоящий перед ним профессор лишь с показным и довольно фальшивым сочувствием развел руками.

— Что я могу поделать, Исидор. Ты талантливейший студент в нашем университете, но увы… я ведь не ректор.

— Ректор нашего университета-продажная скотина! — разъяренно воскликнул Капитонов.

— Следите за речью, юноша, — одернул Исидора преподаватель. — Вы можете сколько угодно верить всяким слухам, однако, смею напомнить, что никаких доказательств тому до сих пор не найдено! А сейчас извините, мне пора.

С этими словами он забрал со стола свою шляпу, обошел застывшего на месте и впавшего в прострацию Исидора, а затем покинул аудиторию.

Я обернулась вслед ушедшему профессору и посмотрела на Исидора. Капитонов с досадой пнул учительский стол ногой и выкрикнул ругательство. Его яростный крик разорвался в пустой аудитории, ударился о стены, поднялся под потолок и вылетел через приоткрытую дверь в коридор.

После очередной вспышки света я с удивлением обнаружила, что стою на крыше дома. А надо мной сияют россыпи звезд летней ночи. Вдалеке шумел листвой деревьев ночной ветер, доносились звуки автомобилей. Город внизу горел и светился так ярко, что желал затмить своим светом звёзды над собой. Ничего не понимая, я стояла у края крыши и смотрела перед собой. Затем раздался шорох шагов и тихий плач. Я обернулась. На крыше соседнего дома я увидела Исидора. Крыша освещалась не очень ярко, но я увидела его взъерошенные волосы, мятую и почему-то грязную рубашку и разбитые очки. А ещё он плакал. Тихо и горько рыдал, глядя на ночной город внизу.

Чувствуя проскальзывающее в душу опасение, я встревоженно смотрела на Исидора. Что он задумал? Зачем пришел сюда?! Не мог же он… Не мог… Из-за чего?! Неужели…

— Ненавижу вас всех! — вдруг яростно и громко воскликнул в ночь заплаканный юноша. — Ненавижу! Будь вы все прокляты! Мерзкие, безмозглые и алчные твари! Ненавижу! Ненавижу!..

Он уперся в металлический бортик крыши, сокрушенно склонил голову и потряс ею. Взобравшийся на крышу прохладный ветер взъерошил его волосы и одернул рубашку.

— Сколько я ни пытался приблизиться к вам, — продолжал Исидор, — сколько ни пытался стать таким же… Показать, что я не хуже! Что достоин вашего признания! Всё тщетно! Всех вас интересуют только бабки, жратва и… похоть! Все вы примитивные, безмозглые и алчные твари!

Его слова были бессвязны и непонятны, но наполнены искренней злостью, испепеляющей обидой и слёзной яростью.

Я с сожалением смотрела на него. Молодой Исидор Капитонов выглядел разбитым и поникшим. Одинокий, брошенный всеми и непризнанный никем. А ему так хотелось… Так хотелось, чтобы им восхищались, чтобы восторгались его интеллектом, чтобы признавали в нем равного. Он просто хотел быть одним из тех людей, кому завидовал все эти годы.

Я смотрела на него с сочувствием и понимала, что спустя все эти годы, уже взрослый Исидор Капитонов — всё тот же мальчик на детской площадке, который лишь робко стоит в стороне от общей жизни. И сегодня, именно в этот день из его жизни, он, видимо, получил удар, который не смог пережить. Диплом долгое время был смыслом его жизни и заветным символом того, что «он не хуже». Но у него забрали и это.

— Да пошли вы все!.. — вдруг прошептал со слезами Исидор и взобрался на бортик крыши.

Я замерла, потеряв дар речи. Я остолбенела, потрясенная неожиданным действием Капитонова. А он, раскинув руки в стороны, стоял у самого края, и ветер играл его волосами. Он был похож на призрака в ночи в своей белой рубашке.

Но он не может прыгнуть, не может. Ведь… тут Исидору лет двадцать с лишним. И это его воспоминание. Это его прошлое. Но… Почему он не слезает с крыши?

Сердцебиение звучало в моей голове. Забыв дышать, в шоковом оцепенении я глядела на Исидора. Я видела его слезы и презрительный оскал на лице. И я поняла: он прыгнет! Господи, он действительно сейчас прыгнет! Но это…

Он шелохнулся.

— Стой! Не надо! Не надо! — истошно и отчаянно закричала я.

Он вздрогнул, обернулся, и наши взгляды встретились.

— Вы… вы кто? — проговорил он ошарашенно. Я замерла. Он что… говорит со мной? Он меня видит?!!

Исидор слез с бортика крыши и подошел к краю с другой стороны, поближе к крыше соседнего дома, на которой стояла я.

— Что вы здесь делаете? — спросил он.

Я молча попятилась назад, растерянно оглянулась.

— Подождите! — крикнул Исидор. — Не уходите… Кто вы?! Подождите!..

И в следующий миг воспоминание прервалось.

В лицо мне веял прохладный воздух. Я услышала голоса Лера и Лёвы.

— Роджеровна! Ты слышишь меня! Блин!.. Скорую может вызвать?! Чё делать, а?

— Ну, по крайней мере, она дышит, — спокойно возразил Лёва. — И дыхание вроде ровное, хоть и частое.

— Ой, тоже мне доктор! — нервно и агрессивно бросила Логинова. — Нафиг! Она уже больше получаса в отрубе! Нужно скорую выз…

Я открыла глаза. Увидела два расплывающихся силуэта перед собой. Точнее… Над собой. Потому что я поняла, что лежу.

— Роджеровна! — обрадованно, и чуть не плача, завопила Лерка. — Блин! Ты как?! Как себя чувствуешь?! Как ты меня напугала! Я думала, тебе совсем хреново! А ты лежишь и шепчешь че-то там…

— Всё… нормально… Всё хорошо, Лер, — я осторожно, медленно села и огляделась. Мы находились на детской площадке, и я, похоже, лежала на той самой скамейке, где до этого лежал Капитонов.

— А где Исидор Игоревич?

Лерка пренебрежительно фыркнула.

— Да ушел уже.

— Но предварительно он выразил удивление относительно твоих умений, — с шутливой снисходительностью заметил Синицын. — Где ты научилась маневрам Элли? И зачем?

— Да так… Неважно. — отмахнулась я и встала со скамейки.

Голова привычно кружилась. Объекты перед моими глазами заметно расплывались, а окружающие звуки резали слух.

— Вы видели, куда он пошел? — я оглядела двор.

— Ну вон в тот дом, — Лерка кивнула на одну из близстоящих высоток. — Но мы же не знаем, на каком он этаже живет и, тем более, в какой квартире.

— Я знаю, — ответила я. — Но идти к нему сейчас бессмысленно.

Это действительно было так. Момент был упущен, и сейчас приходить к Капитонову и пытаться завести разговор о его связи с приютом «Зелёная колыбель» просто бесполезно. Он закроется, и дальше мы вообще от него ничего не узнаем. А посему я полностью поддержала предложение Лерки ехать по домам.

Синицына Лерка несмотря на все его протесты и попытки договориться высадила возле станции метро. А мы заехали в одну из наших любимых кафешек неподалеку от школы. То самое, где в начале летних каникул к нам с Леркой подсаживался один фотограф с неприличным предложением.

— Ну, рассказывай, — нетерпеливо произнесла Логинова, когда мы взяли по чашке латте и уселись на малиновых комфортных диванчиках.

— Подожди, — улыбнулась я. — Сначала расскажи, как ты… Ну-у… Как пистолет-зажигалка смог выстрелить?

— А-а, — заулыбалась Лерка. — Вот так.

Она достала телефон, коснулась экрана. Грянул мощный звук выстрела.

Стоявший неподалеку официант вздрогнул и едва не уронил поднос с тарелками, а сидящие рядом люди за столами испуганно обернулись на нас.

— Извините! — торопливо извинилась я с виноватой улыбкой. — Извините, пожалуйста.

Лерка с довольным видом отпила из чашки.

— Рассказывай давай, — нетерпеливо сказала она.

Я пересказала ей всё увиденное в воспоминаниях Капитонова.

— Ни хрена себе… — поморщилась Лера. — И что, он в реале хотел сигануть с крыши из-за диплома?..

Я сделала глоток кофе и качнула головой.

— Для него это не просто диплом, а скорее… символ.

— Символ? — переспросила Лерка. — Символ чего?

Я вздохнула.

— Значимости, достижения… равенства…

— Равенства с кем?

— С другими людьми, я полагаю, — задумчиво ответила я.

— В смысле? — снова непонимающе скривилась Лерка. — А что он… считал себя неравным остальным людям?

Я покачала головой.

— Капитонов рос боязливым, робким и застенчивым мальчиком. В школе его били, в универе тоже не сильно любили… Всю жизнь общество им пренебрегало и отбрасывало прочь.

Лера закатила глаза.

— Из таких потом маньяки всякие вырастают!

— Да, вполне возможно… — кивнула я, отстраненно размышляя о Романтике, у которого была отчасти схожая ситуация.

Но Капитонов всё же не был сиротой, не рос в приюте и не проявлял склонности к жестокости или кровожадности. А Демид Хазин… рос озлобленным ребенком едва ли не с самого детства.

— Сомневаюсь, что Исидор Игоревич может быть маньяком, — проговорила я. — Но… как он связан с приютом? Что он там делал?

Лерка помешала ложкой в чашке с кофе.

— Ты уверенна, что он не… не Портной?

Я категорически качнула головой.

— Это не он. Но… он может что-то знать, Лер. И самое удивительное, что сам об этом может не догадываться.

— Это как это? — хмыкнув, неуверенно ухмыльнулась Лерка. — У него что, провалы в памяти?

— Нет, но он мог не придавать значения каким-то вещам или событиям, свидетелем которых был в приюте.

— Тяжеловато тогда будет его о чем-то расспрашивать, — прокомментировала Лерка. — Слушай, Роджеровна, может, пора уже все рассказать твоему этому… Корнилову? А?

Я пожала плечами.

— Само собой, что я ему расскажу, но сначала нужно выяснить, что к чему. И получить хоть какую-то инфу от Капитонова. И потом… Стас и все вокруг ведь наверняка думают, что Портной это этот… как его…

— Сильвестр Гольшанский, — напомнила Лерка.

— Вот-вот, — кивнула я. — Нужны… нужны хоть какие-то факты даже для предположений…

— А то, что ты видела повешенных девочек на дереве, не доказательство? Как минимум, мы знаем, что все эти четыре года убийца продолжал убивать, но… — тут Лерка замолчала, потому что, видимо, до нее дошел весь ужас коварства Портного.

— Он перестал похищать девочек, у которых есть родители и родственники, — с грустной улыбкой, кивнула я. — И, судя по всему, взялся за тех… чье исчезновение общественность не заметит.

— Начал убивать сирот, — прорычала помрачневшая Лерка. — Вот же с**а!

Я вообще не люблю маты, но в данном случае полностью согласна с Леркиным определением.

— Ещё какая, — вздохнула я.

— Тем более надо идти к Корнилову! — чуть нагнувшись вперёд, громко выпалила Лерка.

Некоторые посетители кафе с удивлением обернулись на нас.

— Тише, — попросила я, оглядываясь. — И что я ему скажу? Лер, то, что я видела воспоминания и гибель тех девочек, совсем не означает, что Гольшанский не Портной. И потом, их убивали не в приюте!

— А где тогда? — задала глупый вопрос Логинова.

— Вот это и нужно выяснить, — посмотрев в окно на заснеженный город, ответила я. — И кто их забирал из приюта.

• «
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• »