— Ну сам подумай. Зачем, например, человеку, работающему на заводе, бередить свой разум раздумьями о чем-то сложнее своей непосредственной работы или просмотренного вчера художественного фильма, или прочтенной фантастики? Всякие политические идеи будут только отвлекать его, и он не сможет качественно исполнять свою функцию.
— А вдруг он просто не хочет больше исполнять эту функцию? Ведь он имеет на это право? — вскинул брови Стас. — И если добьется большего, сможет получить право отстаивать свою точку зрения перед руководством или представителем правительства. Разве не так? Человек должен иметь право добиться более значимой роли.
Я была готова к подобному вопросу.
— Должен, конечно, но… А если таких будут сотни, Стас? Если в один прекрасный день они решат, что по их мнению они все достойны чего-то большего? Что тогда? Кто должен будет работать вместо них? Я не отрицаю возможность человека на самоопределение, все имеют право передумать и сменить профессию. Каждый сам должен решать, кем ему быть. Это неоспоримо.
Я снова дернула плечами.
— Просто таких, которые хотят управлять и руководить, не должно быть слишком много. И это входит в обязанность правительства, люди, простые рабочие на тех же заводах, должны осознавать и точно знать, насколько важен их тяжкий труд. Что они, именно они, нужны стране здесь, сейчас и… больше некому. Что это их роли, и они не менее важны. А посторонние идеи, сформированные на почве вольнодумства, могут увести их в погоню за бесполезными и неисполнимыми мечтами.
— Многие бы с тобой поспорили, — заметил Стас, записывая названный мною адрес Ипполита Збруева.
— Да, наверное, многие сказали бы, что это жестоко, — кивнула я и продолжила. — Но жестоким будет разочарование, когда сорвавшиеся с устойчивого жизненного пути люди потратят свою жизнь и силы на то, что им в итоге совершенно не нужно.
— То есть, если ты работаешь на заводе, мечтать не стоит? — мягко спросил Стас.
— Конечно, стоит! — возразила я. — Мечта — одна из самых сильных мотиваций. И каждый должен осознавать, что ради её исполнения нужно положить изрядное количество сил и времени. И их количество напрямую зависит от амбиций мечтателя. Ну, представь, какой будет идиотизм, если тысячи рядовых сотрудников завода решат, что могут легко быть учеными, ведущими конструкторами и директорами этих самых заводов.
— А вдруг? — усмехнулся Стас.
Но я категорично качнула головой.
— Среди них, конечно же, могут быть будущие гениальные руководители и конструкторы, но… лишь единицы, Стас. Такова природа. Гений, способности и талант — штучный и редкий материал. А уж трудолюбие, необходимое для его реализации, и вовсе уникально. А многие мечтатели отказываются об этом задумываться.
— Грубо говоря, амбиции не должны превышать способности и размер трудолюбия мечтателя, — заключил Стас.
— В принципе, верно, — согласилась я.
— Хорошо, а что же с более просвещенной частью населения?
Я перевела дух и продолжила.
Прошу прощения за утомительные рассуждения, но иногда мы со Стасом ударяемся в подобную философскую полемику.
И только не надо кривить рожи и говорить, что я тут сильно умничаю, и не должна быть на это способна. Судите, пожалуйста, по себе. Спасибо.
— Вернемся к точкам зрения, позициям и взглядам, — проговорила я. — будет ужасно, если у нас специалисты в области, например, медицины, компьютерных технологий, архитектуры, транспортной системы, военной сферы и прочих областей перестанут размышлять и отстаивать свои позиции друг против друга, а иногда и против государства. Если они не будут этого делать, страна может упустить возможность разработать и получить новые технологии, учения, подходы и методики.
— А как же их мечты? — напомнил Стас.
Я несколько раз легонько стукнула кулаками друг о друга.
— Такие специалисты просто обязаны стараться воплотить свои мечты, настаивать на их реализации. То же самое касается деятелей культуры.
— Почему ты думаешь, что у них может хватить сил воплотить свою мечту, а у менее квалифицированных рабочих нет?
— Потому что они все получали свою квалификацию как раз, чтобы исполнить и реализовать свою мечту. А остальные, большей частью, решили, что им это не слишком нужно.
— Ты забываешь о финансовой стороне. У родителей могло просто не хватить денег на обучение своего ребенка той или иной специальности.
— Весомый аргумент, — согласилась я. — Но это уже можно считать естественным отбором.
— А вот это жестокое суждение, Ника, — покачал головой Стас.
— От этого оно не перестаёт быть закономерным, — возразила я.
Корнилов явно был не согласен, но затевать спор не стал.
— Хм, хорошо, — качнул головой Стас. — Но ты не упомянула людей, которые работают в сфере бизнеса. Менеджеры, экономисты, маркетологи.
— Они точно так же, Стас, воплощают свои идеи и мечты под эгидой той или иной компании. И на их реализацию тратят огромное количество сил и времени. Тем самым влияют на её успешность, а чем больше успешных компаний в стране, тем лучше. Разве нет?
— Да, думаю, скорее всего, ты права, — кивнул Корнилов.
— Ну вот… — вздохнула я и проговорила дальше. — А над всеми выше упомянутыми специалистами, в том числе и над директорами, уже стоят министерства и правительство со своими правами и уникальными полномочиями государственного масштаба.
— То есть, если я правильно понял, — проговорил Стас, — правительственные органы имеют нерушимое и единоличное право выдвигать глобальные национальные идеи, направления и доктрины, в том числе в различных сферах деятельности человека. И специалисты, топ-менеджеры и директора этих сфер, могут или соглашаться с ними, или же отстаивать свои взгляды, доказывая их полезность друг перед другом или перед представителями власти. А, скажем так, класс рабочих или обычный офисный планктон этой привилегии должен быть лишен? Так?
— Кроме исключительных случаев, да, — кивнула я. — Иначе будет нарушена монолитность общества, которая может повлечь расщепление и развал предприятия или даже государства.
Я щелкнула пальцами и выдала:
— Гармония, каким бы злом она ни казалась, должна быть нерушима.
Стас расхохотался так, что, наверное, услышали все соседние номера и этажи.
— Подожди, — проговорил Стас. — А как же… как же политические оппозиции? Они ведь выдвигают иные, противоречащие правительству идеи.
— Общество должно быть уверено, что его не лишают возможности выбора, — заметила я.
— Так, значит? — усмехнулся Стас.
— Да, и думаю, ты согласен.
— Грустно, но правдиво, — кивнул Стас.
— Нет, всего лишь правильно, Стас, — качнула я головой. — Свобода должна быть относительной. Иначе она рискует стать анархией.
Корнилов кажется был шокирован моими суждениями. Да, всё, что я высказала, сугубо личное мнение, и может быть триста раз оспорено. Но на сегодняшний день и текущий момент я убеждена в этих взглядах. Общество в пределах государства должно сохранять баланс и гармонию в плане исполняемых населением функций. Да и в пределах фирм, компаний и корпораций тоже.
Кажется, меня занесло. Но зато интеллектуальная деятельность помогает мне не сходить с ума от видений и воспоминаний. А сейчас помогло легче пережить стресс после встречи с Александром Демидовым.
Стас пару минут думал над моими словами.
— Есть вещи, о которых я бы с тобой поспорил, — произнёс он. — Но в другой раз.