К чёрту, подумал Стас. Как будто от этого можно убежать. Разговор всё равно должен состояться, не бегать же ему от этого, как пугливому школьнику. Чушь!
Но ему всё-таки пришлось приложить волевые усилия, чтобы принять решение.
Он набрал Риту.
— Да? — ответил её голос в телефоне. — Ты едешь?
— Да, я…
— Отлично, — голос Риты звучал сухо и довольно резко. — Я жду.
Она дала отбой. Корнилов фыркнул, посмотрел на дисплей телефона. Время разговора 00:03. Дисплей телефона медленно погас. Таких коротких диалогов у них ещё не было. Стас разочарованно сложил руки на руль. С безысходной безмятежностью во взгляде посмотрел вдаль, затем повернул ключ в замке зажигания.
Мотор Лэнд Ровера ожил, утробно заурчал. Стас выехал с территории отеля.
Глядя на серо-сиреневое в лучах солнца асфальтовое полотно дороги, Стас размышлял о Рите, о том, есть ли у них будущее. Он не сомневался, что дома его ждёт ток-шоу «Что тебе важнее: мы или работа?». Только в этот раз ему, скорее всего, не удастся отделаться какими бы то ни было обещаниями, что дальше все будет по-другому. Потому что до сегодняшнего дня работа Стаса не угрожала жизни Риты или Алины. Кроме некоторых отдельных случаев, где Рита просто перестраховывалась.
Но сегодня Стас сам ощутил, в каком постоянном риске из-за него находятся его близкие. Ведь тот же Демидов мог приехать не к Нике, а к Алине в музыкальную школу. И чем бы всё закончилось, если бы Александр просто пришел бы туда и… спустил курок? Просто пришел и исполнил бы свою месть? Удовлетворил бы свою боль и ненависть за счёт безвинной жизни Алинки?
Эта трагедия убила бы Риту и вырвала бы когтистой лапой душу из Стаса, лишив его желания и возможности существовать в этом мире, обессмыслив его жизнь до бесконечной, убийственной скорби. И Стас знал, это реальность, которой ему посчастливилось избежать.
По пути Стас притормозил возле супермаркета. Он решил купить чего-нибудь сладкого для Алинки. Он знал, какие вкусняшки она любит. А для Риты он подумывал взять вино, но потом решил, что она сегодня вряд ли будет с ним его пить. Она считает его виноватым и зла на него. Не за себя, а за то, что по его вине под ударом оказалась Алина. Рита многое может простить в отношении себя, но даже призрачную угрозу в сторону их дочери она не стерпит.
И у Стаса чем дальше, тем больше складывалось крепнущее чувство того, что сегодня он пересёк границу допустимого. Он подверг опасности жизнь дочери, жизнь самого дорогого для него и для Риты человечка, жизнь своего маленького олененка.
Он припарковался на стоянке супермаркета. Включил сигнализацию, забежал внутрь магазина. Людей было немного. Он быстро прошел несколько отделов с продуктами и остановился в отделе всяких сладостей. Тут Стас не спеша прошелся в поисках любимых сладостей дочери. Он миновал стеллажи с конфетами, леденцами, желе, добрался до печений. Вдруг его взгляд выхватил из пёстрой череды поблескивающих упаковок сладостей нечто такое, от чего в его теле подскочил и учащенно забился пульс.
Стас повернулся, сделала пару шагов назад, замер. Он стоял напротив упаковок какого-то нового печенья из Испании. В красно-синей упаковке содержались пять больших круглых печений с орехово-шоколадной начинкой.
«Кабальеро Сэм» гласило название из толстых букв желтого цвета. А сам «Кабальеро» слева от логотипа, сохраняя самоуверенную ухмылку на лице, лихо закручивал лассо.
Стас взял упаковку с печеньем, поднёс к глазам. Затем сунул руку во внутренний карман и вынул рисунки Ники. Корнилов сравнил ковбоя из видения Ники и нахально усмехающегося «Кабальеро Сэм». Они были абсолютно идентичны. Корнилов стоял так несколько секунд.
Сзади послышались шаги.
— Опять Европа наши магазины всяким дерьмом захламляет, — произнёс чей-то сердитый, поскрипывающий голос.
Стас обернулся. Возле него стоял неряшливый мужчина с кудлатыми, седеющими волосами и такой же седеющей щетиной на щеках. Он смотрел на упаковку в руках Стаса.
— Мой вам совет, не травите своих детей европейскими химикатами, — он презрительно показал пальцем на печенье в руках Стаса.
Корнилов промолчал. Небритый ворчун поплелся дальше шаркающей, чуть пошатывающейся походкой. А Стас почувствовал накатывающее, нервирующее волнение. То подстёгивающее чувство, когда ты приблизился к возможному решению задачи. Или когда ты увидел полоску финиша вдалеке. Свет в конце тоннеля, выражаясь более банально и прямолинейно.
Стас набрал телефон Сени.
— Привет, Стас. Я уже еду к Нике…
— Ты ещё дома? — спросил Стас, глядя на улыбающееся лицо кабальеро.
— Да-а… — опасливо протянул Арцеулов.
— Сеня, кто это? — раздался женский голос.
— Соня, это по работе.
— Ты хоть штаны надень…
— Да тихо ты! — рыкнул Сеня.
Стас ухмыльнулся.
— Стас, я… — заговорил Арцеулов.
— Потом, — перебил его Стас. — Я тебе сейчас скину фотографию, можешь мне оперативно поискать билборды, вывески и прочую рекламу в городе с таким же изображением?
— Ты хочешь, чтобы я погуглил? — недоуменно спросил Сеня. — Знаешь, Стас, Колян вроде в этом лучше разбирается…
— Коля сейчас с Никой, — возразил Стас. — Поэтому придется тебе. Поищи. Напиши мне адреса рекламных носителей.
— Понял. Сделаю.
— Давай.
Затем Стас набрал Якова Щербакова.
— Служба моральной поддержки обездоленных ментов и заблудших сыщиков. — с радостной издевкой объявил в трубке Ящер.
Стас поднял глаза к потолку.
— Тебе за твой юмор язык когда-нибудь укоротят, — посулил Стас.
— Ничего, буду пользоваться мессенджерами, — беспечно отозвался Ящер. — Слушаю тебя.
— Я тебе сейчас сброшу фото рисунка…
— Рисунок твоей маленькой чародейки? — глумливо спросил Ящер.
— Да. — вздохнул Стас.
До того, как Аспирин узнал, кто такая Ника, и почему Стас посвящает её в сложнейшие уголовные дела, об этом похожим образом узнал и Щербаков.
— Как поживают её прелестные ножки? — спросил Ящер. — Я слышал, им крепко досталось.
Стас не злился на вальяжную, нахально-шутливую манеру Ящера. Иногда, как сейчас, Щербаков таким образом скрывал вполне искреннюю заботу и беспокойство за кого-то. Например, за Нику.
Белокурая девчонка с ласковой, робкой улыбкой и задумчивым серьезным взглядом сияющих синих глаз давно стала для них всех не просто полезной помощницей, а близкой и даже родной. И все невольно ощущали ответственность за неё. Стас видел, как беспокоятся о ней и Домбровский, и Арцеулов, и даже язвительный холерик Ящер.