Коля посмотрел ей вслед, затем переключил скорость и сдал назад. Мы выехали со двора.
— В какой раз ты выручаешь свою непутевую подругу? — спросил он, когда мы ехали по шоссе.
— Разве это важно? — спросила я в свою очередь, глядя в окно на городской пейзаж Москвы.
— Большинство людей после череды добрых поступков, начинают считать, что им обязаны, — выждав небольшую паузу, как бы невзначай заметил Коля.
Я отвлеклась от созерцания городского пейзажа, посмотрела на Домбровского в зеркало заднего вида.
— Неужели? — с вежливым любопытством и доброй улыбкой спросила я.
— Да, — Коля чуть смущенно прокашлялся. — Я знал таких людей. Создавалось впечатление, что они совершают добрые дела, скорее для себя, а не для других.
— Да, — согласилась я. — Так и есть.
— А ты? — спросил Коля, снова выждав паузу.
Я задумалась. Действительно. Что мною движет в действительности, когда я хочу кому-то помочь?
— Отчасти… Я тоже отношусь к таким людям, — сказала я задумчиво. — Я не превозношу собственные поступки, потому что считаю их нормой, а не чем-то выдающимся. Но… Я не буду отрицать, что делаю это, в том числе, и чтобы меня не грызла совесть. Так что, в каком-то смысле, я тоже если и делаю добро, то отчасти ради себя.
Домбровский со мной не согласился.
— Совесть и собственное самомнение не одно и тоже, Ника.
— Конечно, — я пожала плечами. — Но это только причины, Коля. А суть то всё равно одна и та же.
Домбровский хотел было мне возразить, но передумал.
— Чёрт возьми, Ника, — хмыкнул он. — Чем старше ты становишься, тем сложнее становится с тобой спорить. Иногда в разговоре мне кажется, что тебе не четырнадцать, а все… двадцать или даже двадцать пять.
Я лишь скупо усмехнулась. Кое-какие психологические тесты, которые я проходила в интернете, показали мне, что мой так называемый психологический возраст варьируется от двадцати до двадцати трёх лет. Как-то так. Но Коле я об этом говорить не стала. Это выглядело бы, как хвастовство, и притом нелепое. И это просто дурацкие тесты, а результаты, вообще, могут быть какие-то рандомные. Я просто тихо радовалась, что, возможно, мне удалось предотвратить семейную катастрофу Логиновых. Я не обольщалась на свой счёт и понимала, что мне дико повезло, что Лерка хоть и вспыльчивая, и заводится с пол-оборота, на деле очень отходчивая, совестливая и жалостливая. Надеюсь, Лера и её отчим найдут в себе силы извиниться друг перед другом.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Четверг, 19 июня
Он разрывался между желанием скорее выехать по адресу, где живёт или жил Ипполит Збруев, и необходимостью трудного разговора с женой. И сейчас Корнилов буквально находился на своеобразном распутье. Ему уже в который раз предстояло сделать мучительный выбор между семьёй и работой, между ответственностью и долгом. И, вроде бы, ничего фатального не произойдёт, если он откажется от первого в пользу второго, или наоборот. Но…
Если он сейчас не поедет по адресу Збруева, следствие потеряет время. Он потеряет время. А ведь Романтик вряд ли сидит, сложа руки. Можно с уверенностью сказать, что он, как минимум, замышляет новое убийство. А возможно, всерьёз, размышляет над местью. И тут даже не день или час, а важна каждая минута, пока он на свободе и пока способен представлять опасность.
Корнилов очень явно ощущал мощное, неудержимое стремление идти по следу, идти за Романтиком, не останавливаться, искать, приближаться, преследовать, догонять… Затягивать петлю поиска и следствия, готовиться к решительному рывку. Это похоже на охоту? Да. Ещё как! Это опасная, трудоемкая и кропотливая охота на изворотливого, коварного и крайне опасного хищника — на человека. Хотя… Стас не раз задавался вопросом, а остается ли что-то человеческое в таких существах, как Романтик? Наверное, его бы осудили за такое жесткое мышление.
Корнилов усмехнулся. Он уже стоял в очереди на кассу, наблюдая за кассиром, Корнилов размышлял и прикидывал. Дома его ждёт Рита. Сегодняшний день, видимо, заставил её задуматься о, возможно, тяжелых, но кажущихся ей правильными решениях. Корнилов вспомнил о трещинах в их взаимоотношениях. Кажется, сегодня появились новые, только более глубокие и широкие.
Стас, наверное, никому и никогда не признался бы в этом, но он давно ощущал некое призрачное, неосязаемое присутствие надвигающегося домашнего скандала. И уж точно Корнилов никому и никогда не признался бы, что, как мальчишка, как первоклассник, прогулявший свой первый урок, страшится скандала с женой, который может привести к разводу.
Корнилов прекрасно осознавал, как выглядит со стороны для Риты и Алины, его постоянное отсутствие, его увлечение каждым делом, его чрезмерное старание достать, найти и поймать тех, кто не способен существовать в этом мире в рамках закона и морально — этических общественных норм. И Стас знал, что Рита имеет полное право злиться и обижаться на него. Но он до сих пор не мог решить и понять, как ему поступать, когда ему необходимо сделать очевидный, но такой сложный выбор.
Он расплатился за купленный товар и вышел на улицу. Первое, что он увидел, подходя к парковке супермаркета, это двух людей, что стояли возле его машины. Парень и девушка. Девушка спокойно ждала, сложив руки на груди.
Парень, пригнувшись, приложив ладонь ко лбу, заглядывал внутрь его внедорожника. Шагая к ним, Стас быстро перебрал в голове варианты, кто это может быть. Судя по самоуверенным взглядам, жестам и движениям, а также по наглому поведению, и парень и девчонка — представители правоохранительных структур. Оба в одинакового цвета деловых костюмах, даже фасон один и тот же. Оба в очках, и у обоих одинаковый цвет волос.
Когда Стас подошел ближе, парень обернулся. Корнилов не без удивления понял, что перед ним- близнецы.
— Майор Корнилов? — властным голосом осведомилась девушка, держа руки на груди.
— Да, это я, — неторопливо ответил Стас. — А вы?
Девушка достала документ, подошла к Стасу.
— Капитан Датская, а это капитан Датский. Мы из главного управления собственной безопасности.
Парень тоже показал Стасу свое удостоверение.
— Вам придется проехать с нами, — объявил он.
— Как скажете, — выдержав паузу, ответил Стас.
Он не знал, что его больше раздражало, несвоевременно появление офицеров ГУСБ или то, что они, скорее всего, являются родственниками майора Датского.
***
Одна из ярко горящих ламп на потолке противно гудела. Стас опустил взгляд на сидевшего перед ним капитана Максима Датского. Тот был молод, по меркам Стаса, и вовсе сопляк. Не старше двадцати трёх-двадцати четырёх лет, но крайне самоуверенный, с нахальным взглядом и дерзкими манерами.
Стройный, высокий и худощавый, с зачесанными набок пышными, светло-русыми волосами. Как и его сестра-близнец, обладал глубоко посаженными, миндалевидными глазами фисташкового цвета.
Максим Датский вот уже почти десять минут лениво, не спеша листал папку с делом Стаса. С того мгновения, как Корнилов переступил порог комнаты для допросов в здании УВД ЦАО, капитан Датский не произнёс ни слова. Они просто сидели в одной комнате и молчали. Молчал Максим Датский. Стас тоже хранил молчание. Он знал эту игру и отчасти веселился, пристально наблюдая за лицом Датского. Тот старательно делал вид, что не замечает взгляда Стаса.
Открылась дверь в допросную. Стас лениво оглянулся. В комнату, мелодично и почти изысканно постукивая каблуками, неспешно вошла капитан Ольга Датская. Такая же высокая и худощавая, но пониже брата и гораздо более субтильная. Стас окинул её пренебрежительным, равнодушным взглядом, не скрывая ухмылки превосходства на лице.
Ольга прошла к зеленому столу, села рядом с братом напротив Стаса, посмотрела на Корнилова.
— Для человека, пребывающего в вашем положении, вы сохраняете поразительное самообладание, — отметила она с легкой, одобрительной улыбкой. — Должна признать, что слухи о вас не слишком преувеличены.
Стас не отводил взгляда от её глаз.
— Рад, что не разочаровал вас, — ответил он ровным голосом. — Вы очень вовремя пришли, боюсь ваш брат не знает, с чего начать.
Максим Датский оторвал взгляд от папки с делом и исподлобья, пристально, неприязненно посмотрел на Стаса.
— Вам всё же стоит вести себя поаккуратнее, — с долей угрожающей елейности, проговорила Ольга Датская. — Вы ведь понимаете, что виноваты?
— В чем, например? — хмыкнул Стас.
— Например, в том, что организовали несанкционированную засаду на серийного убийцу, чем спровоцировали его на новое преступление, — Максим Датский положил папку на Стол.