Из голубого дома вышла его возлюбленная Аня. Она очень похорошела, вытянулась, подросла, превратилась в настоящую красавицу! Только сейчас она выглядела ещё более нежной и женственной. Но следом за ней из голубого дома вышел очень рослый и плотного телосложения парень. У него было широкое лицо, мощная челюсть, раскаченные плечи, руки и грудь. И всё те же светлые, кучерявые волосы. Михаил. Тот самый. Они с Аней помахали руками в открытую дверь дома. Затем Михаил обнял Анну, и они неспешной походкой направились по цементной дорожке к калитке ворот.
Демид, тихо пригнувшись, обежал забор, притаился справа, между заборами двух домов и оттуда наблюдал, как Аня и Миша вышли со двора голубого дома и, о чём-то переговариваясь, пошли по улице. Демид видел, как Миша обнимал девушку за талию. А та сама льнула к нему и то и дело звонко хихикала. Лицо Хазина потемнело. Он, поджав губы, исподлобья наблюдал за ними. Он пожирал глазами Аню. В его взгляде было желание, жажда, злоба и уничтожающая, кровожадная ненависть. Это был тот самый лихорадочный, ожесточенный взгляд убийцы… взгляд зверя.
Я догадывалась, что случится дальше.
Но перед этим Демид швырнул свою коробку на землю и занёс над ней ногу… Но затем передумал, вдруг странно всхлипнул и обессиленно упал на колени.
Несколько мгновений он дрожал в беззвучных рыданиях. А затем поспешно, торопливо и нетерпеливо распутал бант, скинул ленту с коробки и открыл её.
Из его груди вырвался вздох восхищения. В коробке была ещё одна цветочная композиция. Он с маниакальным трепетом дрожащей рукой коснулся лепестков роз, любовно провел по ним пальцем.
— Вы не виноваты… — проговорил он тихо. — Нет, нет, нет… Вы не при чём… Вы… Вы слишком прекрасны… Вы самое прекрасное, что есть в этом мире…
Его губы странно дрогнули, он улыбнулся.
Его улыбка удивила меня. Я не догадывалась, что он способен улыбаться кому-то с такой искренней, почти отеческой любовью во взгляде.
— Вы самое дорогое, что у меня есть… — прошептал он и подняв взгляд, посмотрел в пустоту. — Я больше никого не могу так же любить… Никто больше не достоин такой же любви…
С этими словами он наклонился к флористической композиции и бережно, едва касаясь пальцами бутона одной из роз, прильнул губами к её лепесткам.
Я стояла в том переулке и смотрела на него со смесью ужаса и сожаления. В том переулке, именно в тот злополучный вечер Демид Хазин окончательно умер, исчез, растворился. А вместо него появился… Романтик.
Вспышка света поглотила это воспоминание и вышвырнула меня в следующее.
Сначала было очень темно, но постепенно мои глаза привыкли к густому, плотному полумраку. Я стояла посреди просторной гостиной на первом этаже и наблюдала за тем, как он входит в дом.
Чернеющая темнота затмевала всё и на улице, и в доме. Через приоткрытые жалюзи решетка из полос света от уличного фонаря рассекала мебель, стол, ковёр и книжный шкаф гостиной. В комнате пахло горелым деревом из остывающего камина. А так же витал слабеющий фруктовый аромат.
Я огляделась. Дышала я тихо, меня сковывало опасливое ощущение и нарастающее предчувствие чего-то неотвратимого и кошмарного. Как часто я стала испытывать это ощущение…
В открывшуюся дверь почти бесшумно проскользнул темный силуэт. Я, затаившись, внимательно и пристально наблюдала за ним. Я знала, что это Демид, более того, я знала, зачем он пришел. Вернее, за кем… Он прикрыл за собой дверь, снял с головы капюшон толстовки и устремил взгляд на лестницу.
Его глаза зловеще сверкнули в полумраке мистическими, холодными бликами.
Бесстрастный, решительный взгляд убийцы. Он прошел на середину гостиной, остановился, прислушался.
Сверху по ступеням вниз ниспадали приглушенные звуки голосов — женский и мужской, точнее девичий и юношеский. Девушка то и дело посмеивалась. Я слышала, как парень басовито что-то ворковал ей.
Демид шумно засопел. Я как будто ощутила исходящие от него плотные, удушающие и густые волны гнетущих эмоций ненависти и злобы. Этот исторгаемый Демидом сгусток эманаций походил на невидимое, неосязаемое облако душного, горячего пара. Это облако наваливалось, накрывало и поглощало. Мне стало трудно дышать. Тяжелеющее осознание того, что сейчас случится страшное, и что я могу только наблюдать происходящее, удручало и вгоняло в безнадежную депрессию.
Демид медленно, стараясь не издавать ни звука, поднялся по узкой, застеленной ковром лестнице. Оказавшись на втором этаже, он взглянул на фотографии, висевшие на стене. Я увидела на них Аню и Михаила. Оказывается, с момента предыдущего воспоминания, уже прошло где-то года полтора-два.
Михаил заметно преобразился, возмужал и отрастил небольшую бороду.
Аня же почти не изменилась, оставшись всё той же красивой, милой девчонкой. На фотографиях, кроме всего прочего, был снимок со свадьбы.
Я оглянулась на Демида, он смотрел на этот снимок. Он, не отводя взгляда, заворожено глядел на Аню и Мишу.
Они оба застыли с улыбками на лицах. Михаил держал невесту на руках. За спиной стоял свадебный лимузин. Под этой фоткой ещё были снимки пары на берегу моря, в отеле, за рулем кабриолета и даже на палубе шикарного лайнера. На других фотографиях, висевших рядом, я не без удивления заметила фотографии Михаила на боксёрском ринге! Что ж, кажется, парень взялся за ум, и, судя по фоткам с наградными поясами, явно добился успехов в своём спорте. Теперь понятно, откуда у него деньги на дом, на машину и свадебное путешествие.
Демид прошел дальше. Он и я увидели вырезки из газет, которые в рамках, под стеклом, висели на стенах рядом с семейными фотографиями.
Мда. Все-таки Михаил не слишком изменился по характеру. Остался заносчивым, самодовольным и, главное, тщеславным. Впрочем, последнее я не могу отнести к минусам, поскольку отчасти сама страдаю этим «недугом».
Разумеется, в пределах фигурного катания.
На вырезках из газет и спортивных журналов Михаил позировал с поясами титулов, кубками и медалями. Вырезки из газет гласили о его сенсационных победах.
«Михаил Трегубов уничтожил своего английского соперника»
«Русский Носорог растоптал итальянскую кобру!»
«Трегубов — фаворит встречи в Чикаго!»
«Роберт Фокс требует реванша за поражение от Михаила Трегубова! Состоится ли повторная встреча?» И дальше в том же духе.
Демид внезапно глухо зарычал, ринулся к газетным вырезкам и в припадке ярости сорвал их со стены. Я пугливо отступила назад. Пластиковые рамки с грохотом посыпались на пол, жалобно зазвенело стекло. Демид неистово взревел нечеловеческим голосом.
Я услышала испуганный крик Ани, затем быстрый топот ног. В конце коридора распахнулась дверь, и в прямоугольник света на полу выскочил Михаил с битой в руках. Он с рёвом бросился на Демида, с разбегу перескочил груду разбитых рам на полу и ринулся на него. Тот, к моему удивлению, ловко увернулся, отпрыгнул. Бита в руках Михаила рассекла воздух, опустилась сверху. Демид двигался быстро, ловко и даже отчасти грациозно.
В коридор выскочила Аня, замерла на пороге комнаты, зажав рот, прижалась к дверному косяку.
— Тварь! — вскричал Трегубов, размахивая битой.
Он никак не мог попасть по Демиду. Тот, наконец, перехватил его руку, ловко ушёл вправо, в его руке сверкнул массивный нож. Короткий взмах, и Михаил, вздрогнув, замер, несколько раз медленно моргнул глазами. Его губы и горло дернулись, дрогнули, как будто он собирался закашлять и подавился. Его пальцы разжались, бита со стуком упала на пол, откатилась к стене. А Михаил с искренним непониманием прижал руки к животу. Между его пальцев обильно хлынула кровь. Аня дико закричала, упала на колени, зарыдала от ужаса.
Михаил рухнул набок, тщетно зажимая рану пальцами, он поджал ноги и затрясся в судорогах.
— Миша! — истошно, срывающимся голосом прокричала Аня. — Господи! Нет! Миша! Нет! Нет…
Она поднялась, спотыкаясь, бросилась к истекающему кровью мужу. Демид обернулся. Аня увидела его лицо и застыла, вздрогнула, попятилась.
— Ты… ты… — прошептала она.
— Я, — уронил он и двинулся на неё.
Она снова отступила.
— За что?..
— Ты предала меня, — проговорил угрюмо.
— Я не… — Аня всхлипнула. — Не надо… Демид… Пожалуйста, не надо…
Он подошел ближе.