— Дёма, стой! — крикнула Аня.
Но он её не послушал и стремительно ринулся на шум голосов. Аня прижала руки ко рту, испуганно замотала головой. Её косички качнулись из стороны в сторону.
Окружающий мир вздрогнул, резко вытянулся, затуманился и словно растекся, размылся до нейтральной серости. Слепящая вспышка света.
— Не надо! — я услышала голос Ани, прежде чем белый свет исчез и возникло новое видение. — Не надо! Стойте! Оставьте его! Пожалуйста!!
— Да отвали ты, овца! Закрыла рот! Быстро!
Затем я увидела, как пятеро мальчишек лет четырнадцати-пятнадцати неистово, с ожесточением лупят ногами валяющегося на земле Демида. Они пинали, били и с ненавистью топтали его ногами. Они избивали его так, словно он был виновен во всех их бедах. Словно это он сломал их судьбы, как будто это его вина, что их родители оставили их, забыв об их существовании.
Демид, поджав колени, закрывая голову руками, сцепив зубы, терпел удары.
Я увидела, что его лицо, руки, локти уже кровоточат и покрылись бесчисленными ссадинами.
— С**ное е**ное дерьмое! — выплевывая брызги слюны орал на него Михаил Трегубов.
Он избивал его сильнее и свирепее своих товарищей. Казалось, он всерьёз вознамерился убить его. Тело Демида вздрагивало от ударов. Он по-прежнему, сжавшись, согнувшись, сносил удары. Один из парней держал вырывающуюся Аню. Она со слезами кричала, срывая голос:
— Пожалуйста! Перестаньте! Прошу вас! Пожалуйста! Миша, не надо! Не надо! Хватит! Ну пожалуйста! Вы же убьете его! Не надо!…
Тут Трегубов, действительно, остановился и расставил руки в стороны, отгоняя своих друзей.
— Всё, всё, пацаны, — запыхавшись проговорил он. — Хорош…
Тяжело дыша он обернулся к Ане и подошел к ней. Заплаканная девушка с дрожащими губами смотрела на него.
— Будешь с ним гулять, — тяжело дыша, медленно проговорил он, глядя на неё сверху вниз, — мы его…
Трегубов качнул головой в сторону лежащего на земле Демида.
— Так покалечим, что ты его с ложки кормить будешь… Поняла?!
Аня быстро кивнула и пролепетала тонким голосом.
— Поняла… Н-не надо его т-трогать, Миша… Пожалуйста.
Трегубов в ответ только ухмыльнулся, затем протянул руку и, к моему дикому возмущению, положил ладонь на левую грудь Ани, сжал её.
Девушка вздрогнула, быстро втянула воздух, застыла, в немом ужасе глядя на Михаила. А тот ухмылялся.
— Моя будешь, — сказал он. — Всё равно будешь моя.
Я увидела, как за его спиной Демид чуть приподнялся. Его трудно было узнать. Его лицо было залито кровью, разбиты губы, нос и скулы, левый глаз не открывался, руки до локтей были в ссадинах и ранах. И я была уверена, что под одеждой его тело буквально залито расползающимися багрово-фиолетовыми пятнами многочисленных гематом.
Можете ругать меня, но в эти секунды мне было искренне жаль его. Я знала, кто он, знала, на что способен. Но сейчас было тяжело заставить себя ненавидеть его. Я видела не убийцу. Я смотрела на избитого до полусмерти худощавого мальчишку, влюбленного в девушку и свои цветы. А ещё видела наглых, аморальных и жестоких подонков, толпой избивающих одного! И уже не в первый раз!
Воспоминание растворилось в белой вспышке. Из сияющего белого света нарастал звук странного шипения, словно кто-то бесконечно долго льёт холодную воду на раскаленный докрасна металл.
Когда белый свет иссяк, я увидела перед собой ночной лес. Нет, это был ночной парк. Тот самый парк вокруг детского дома номер сто двенадцать.
Только сейчас он был куда больше и выглядел более диким, запущенным.
Ночной лес заливал шумный дождь. Капли били по листьями, месили грунт, превращая его в вязкую, липкую жижу. Дождевая вода юркими ручьями стекала по щербатой коре деревьев. Ночное небо сотрясалось от залпов громовых раскатов. На фоне электрических разрядов молний зловеще темнели силуэты туч.
— Быстрее! — раздался голос среди шума ливня.
Мимо меня гурьбой пробежали четверо парней. Они были в куртках с капюшонами, все вооружены дубинами. Один даже с бейсбольной битой, а у другого на кулаке сверкнул кастет. Шлепая ногами по влажной земле, они промчались вперёд между растущими у дороги деревьями. Точнее дороги там уже не было, дождевая вода все смешала в грязь.
— Быстрее!
Я узнала голос Михаила.
— Куда мы торопимся, Миха? — недовольно воскликнул один из парней с широкими губами. — Он же никуда не денется!
— Х*ли ты знаешь?! — рявкнул в ответ Михаил. — Он там один! Вдруг передумает!
— Думаешь свалит?
— Если опоздаем, то наверняка! Он же сс**ло, б**ть!
Они загоготали, несмотря на ненастный ливень. Я, недолго думая, припустила следом. Угнаться за ними было несложно. Возглавляемые Трегубовым парни пробежали несколько десятков метров и взбежали на пригорок. Внизу, под ними на приличном расстоянии, вытянулось небольшое поле.
Посреди него, прямо в центре, стояла одинокая человеческая фигура.
Она казалась бледной и призрачной во мраке штормовой ночи.
— Вон он! — вскричал Михаил. — Внизу!
Фигура внизу шевельнулась и обернулась, но никуда не убежала. Это был Демид. Он стоял в светло-синей куртке и темных штанах и неподвижно мок под дождём. Он увидел приближающихся парней, но никуда не убежал, даже не шелохнулся.
Я спустилась следом за парнями. Они с увлечением, едва ли не вприпрыжку, сбежали по тропинке вниз.
— Ну чё, придурок, не хватило мозгов свалить?! — заносчиво крикнул ему Михаил и, поигрывая битой, не спеша направился в сторону Демида.
Верная свита Михаила чуть поодаль следовала за ним. Они глумливо, самодовольно усмехались, скалились злыми усмешками и демонстративно упражнялись со своими палками и кастетами. Они показывали Демиду, что это для него. Тот оглядел их медленным взором, затем поднял руку и снял капюшон. Трегубов перестал улыбаться. На лице Демида расплывались и вздувались две больших гематомы. До сих пор не зажила рассеченная левая бровь и разбитый нос. Во мраке под непрестанным дождём он выглядел жутко и внушал странное, необъяснимое опасение.
Похоже, именно это сейчас почувствовали и Трегубов со своей компанией.
Маленькая свора гиен больше не улыбалась, им уже было не до веселья.
Волосы Демида намокли под дождём, по его лицу стекала вода. А он внезапно медленно, плотоядно и сыто улыбнулся.
Михаил смотрел на него настороженно и непонимающе.
— Чё… Чё ты лыбишься… даун? — проговорил Трегубов.