Я открыла. Передо мной открылась длинная, узкая лестница вниз и коридор с кирпичными стенами.
— Шагай! — прикрикнула Анна
Я вздохнула. В какой раз я оказываюсь под дулом пистолета в руках невменяемого человека? И какой из них станет для меня последним? Может быть, и этот…
— Анна, — устало и тихо произнесла я. — Сколько ещё ты хочешь жить в страхе и ужасе? Он ведь подчинил тебя себе? Он издевается над тобой, как хочет… Ему нравится держать тебя в ужасе и измываться. Понимаешь? Этот дом стал твоей тюрьмой.
— Какое тебе дело?! — озлобленно крикнула Анна. — Это моя жизнь!..
— Вряд ли ты мечтала о такой жизни.
— Ты знаешь, что у меня забрали шанс на счастливую жизнь, — с болью в голосе отозвалась Шмелина. — А у него, этого больного ублюдка, моя… моя единственная дочь…
— Я знаю.
— Да ни хрена ты, не знаешь! — внезапно вскричала она и толкнула меня в спину.
Я едва удержалась на лестнице, не скатившись кубарем вниз по ступеням.
— Анна, — терпеливо произнесла я, поднимаясь с колен.
— Заткнись!
— Как долго ты живешь в его власти?
— Я сказалазаткнись! — Ладно, тебе не жаль себя, — я сменила тактику. — А что насчёт твоей дочери? Как ты видишь её жизнь, без… без тебя?!
Анна не ответила. Я спускалась по лестнице.
— Он всё равно убьёт её рано или поздно. — убеждала я её. — Пойми ты это! Ты не задобришь его своей покорностью. Ты… Ты только позволяешь ему думать, что он может вытворять с тобой всё, что пожелает!
— А разве это не так? — тихо с безысходностью и грустью отозвалась Шмелина. — Знаешь, сколько я так живу?!
Я не знала, но могла предположить.
— Наверное, с тех пор, как он появился в твоей жизни, — не оборачиваясь на Аню, ответила я.
Шмелина за моей спиной со слезами обиженно фыркнула.
— Ты хотя бы видела его лицо? — спросила я. — Можешь описать его?
— Тебе-то это уже зачем? — нервно всхлипнув, спросила Аня. — Ты что… ты что, не понимаешь?.. Ты отсюда уже не уйдешь!
Я остановилась и обернулась, встретилась взглядом с её заплаканными, красными глазами.
Она немедленно выпрямила руку с пистолетом и угрожающе произнесла:
— Даже не думай!.. Я… мне жаль, но… лучше ты, чем моя дочь… Прости…
— Ничего, — я качнула головой. — Мне будет отрадно, что если я умру, то хотя бы ради того, чтобы жил кто-то другой.
— Что?.. — поморщилась Анна. — Да что ты такое несешь, дура ты безмозглая?! Ты… ты сейчас серьёзно?! Ты готова погибнуть, ради… ради совершенно незнакомого тебе человека?
Я на удивление оставалась спокойной. Страх смерти… Нет, он не ушел. Я живая, а всему живому свойственно бояться гибели. Это инстинкт. Скорее, я устала бояться каждый раз и давно смирилась. В конце концов, как бы жестоко и мрачно это ни звучало, все там будем рано или поздно.
— Я просто считаю, — отвечая на вопрос Ани, проговорила я спокойно, — что это всё-таки куда лучше, чем бессмысленно прожигать свою жизнь в бесконечной погоне за удовольствиями и финансовыми ценностями. Может быть. Я точно не знаю… Но это лучше, чем погибнуть в результате собственной нелепой ошибки или просто попасть под машину. Моя жизнь в обмен на жизнь твоей дочери.
Я вздохнула и пожала плечами.
— Не такой уж плохой расклад, если подумать.
Шмелина ничего не отвечала. Мы продолжали спускаться.
— А где твои родители? — спросила она. — Это полицейский… Стас… Он ведь тебе не отец.
— Нет, — качнула я головой. — Генетически мы не состоим ни в каком родстве, если тебя это интересует.
— Тогда я не понимаю… Ты же так молода… Сколько тебе хоть?
— Будем считать, что восемнадцать.
— Выглядишь ты младше.
— Пожалуй, это можно счесть комплиментом, — ухмыльнулась я.
— Ты очень странная, — шумно сглотнув, проговорила Аня. — У меня от твоих слов… странное чувство.
— Какое? — с любопытством спросила я.
— Не знаю… — честно ответила Аня и её голос вздрогнул. — Но странное…
— Почему?
— Потому что я должна опасаться, что ты попытаешься сбежать, спастись или напасть на меня, а вместо этого… Ты внушаешь странное умиротворение… Но тебе это не поможет.
— Не сомневаюсь, — вздохнула я, гадая о каком умиротворении она сейчас говорила.
На Лерку вон я так воздействовать не могу, к сожалению.
Мы спустились с лестницы и пошли по длинному, узкому коридору. Здесь было довольно яркое освещение. В углу под потолком тянулись две трубы и какие-то провода.
— Ты не ответила про своих родителей, — вдруг напомнила мне Аня.
— А что ты хочешь знать? — спросила я.
— Например, как они допускают, что их дочь подвергает себя риску… быть убитой, — сбивчиво, заикаясь проговорила Шмелина.