— Да быстрее ты! — заорала она на меня.
Я быстро кивнула, поняв, что спорить не время. Я забралась на подоконник. Это было нелегко, он был довольно высоко. Я спешила, но на ноги прыгать опасалась, боялась боли, поэтому медлила, пыталась слезть осторожно. Внизу был газон и кусок асфальтированной дорожки. Впереди по всей лужайке перед домом дымились изуродованные обломки горящего дома, мебели, осколки стекол и фрагменты различной утвари. Я выбралась наружу, спрыгнула, осторожно приземлилась на ноги и упала на четвереньки. Следом, перекинув ногу через подоконник, выбралась Аня. Я поднялась, отряхнула руки. Мы отбежали от сгорающего дома, обернулись, взглянули на него.
Зрелище нам предстало пугающее, удручающее и шокирующее. Разваленный взрывом почти на две половины дом словно лопнул изнутри. Обе половины его крыши кренились в разные стороны. Левая часть дома, казалось, вот-вот просто обрушится на землю. В огромной бреши разлома между половинами дома полыхало высокое пламя, горели края обломков двух половин дома. Сгорали стены, потолок, лестница, осколки бытовой техники, мебель, двери и все, до чего мог дотянуться ненасытный огонь.
Вверх от дома к ясному небу, точно победный штандарт, поднималась толстая, похожая на трубу, колонна черно-серого дыма. На наших глазах обломилась ещё одна часть второго этажа. Я увидела падающие в огонь шкаф, стулья, разлетающуюся цветными тряпками одежду и какие-то листы бумаги. А перед домом на лужайке в луже крови лежала пронзенная двумя осколками досок собака Ани — питбуль Эдди.
Аня стояла рядом со мной и, прикрыв левой ладонью рот, молча, тихо плакала.
Я взяла её за руку, она не сопротивлялась, напротив крепко, с чувством сжала мою ладонь. Я ощутила её накатывающие воспоминания, но я сопротивлялась новым видениям. Сейчас совсем неподходящее время для них.
Я посмотрела по сторонам. Место здесь было глухое, кругом заросли подступающего к городу густого леса. И соседних домов даже не видно.
Ни Стаса, ни его машины я тоже не видела. Куда он делся? Почему уехал? Что с ним случилось?
Я понимала, что Стас не мог меня бросить. Значит, что-то случилось, что-то произошло. В голове мгновенно закружился порывистый вихрь, смешанный из опасений и страхов. Где же Стас? Жив ли он? Кто заставил его уехать? А если ему нужна помощь? Что мне делать?..
Вместе с тем росло понимание того, что нужно уходить, нельзя здесь оставаться. Я должна увести Аню как можно дальше…
И тут, к своему ужасу, я увидела, как из окна кухни, из того самого, через которое выбирались мы, вылез Романтик. Аня ахнула, пошатнулась, качнулась назад.
— Я же говорил, что ты моя!.. — хохоча безумным смехом, прокричал он.
Мы с Аней, не сговариваясь, развернулись и что было сил рванули прочь, в сторону лесной чащи. Мы слышали крики Романтика, слышали его угрозы и обещания расправиться с нами. Он обещал, что снимет с нас шкуры, что будет пытать нас и насиловать обеих по очереди. Он орал нам вслед, как будет отрезать нам конечности и ломать кости. Он много чего обещал.
И ни я, ни Аня ни на йоту не сомневались, что свои обещания он непременно выполнит. И это придавало нам сил.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 20 июня
Дорога стремительно выползала из-за поворота, а поворот все не заканчивался. Длинный поворот словно издевался над Стасом, не желая открывать вид на улицу, где располагался дом Анны Шмелиной.
Стас чувствовал импульсивное нетерпение, подстегивающее его. Он знал и понимал, насколько опасны для Ники те секунды, что его нет рядом. Страх за её жизнь рисовал в его воображении страшные картины. Корнилов не желал верить своим опасениям. Он успеет, он должен успеть.
Водитель Ауди и так гнал с серьёзным превышением.
Поворот закончился. Ровная, как линейка, дорога протянулась далеко вперед. Её обступали плотные заросли леса с редкими уличными фонарями. И тут Стас увидел ползущий по небосводу, похожий на гигантского змея чёрный дым.
Дым от пожара. И Стас ни мгновения не сомневался, что там впереди может гореть. Он нисколько не сомневался, что его опасения оправдаются.
— Гони! — крикнул он водителю.
Тот молча кивнул, переключил скорость. Кроссовер рыкнул, ускоряясь, ринулся вперёд. Стас ощутил давление скорости. Держась за ручку над дверцей он пытливо, с тревогой всматривался вдаль. Из-за зарослей кустарников и древесных ветвей замелькали рыжевато-огненные, яркие пятна. По мере приближения они становились ярче. Пятна пламени увеличивались, росли, расширялись. Вместе с тем Стас все отчетливее видел очертания горящего здания. Когда склоняющиеся над дорогой ветки перестали скрывать пожар от глаз, Стас шумно, гневно и нервно выдохнул. А водитель Ауди был более красноречив.
— ***нный ты пылесос… — протянул он. — Капитан… Тут пожарные нужны!
Корнилов кивнул.
— Гениальная мысль.
Он смотрел на горящий дом Анны Шмелиной. Дом разворотило и разорвало на две половины. Стас не сомневался, что произошел взрыв, и очень мощный.
Огонь в злом ликовании полыхал из широкого разлома. Он охватывал, оплетал дом своими жгучими, рыжими щупальцами. Он был там повсюду, выглядывал из окон, сочился через стены дома.
На глазах у Стаса внезапно вздрогнула, лопнула и осыпалась крыша левой части дома.
— *б твою мать! — снова не удержался от восклицания шокированный водитель Ауди.
— Тормози! — быстро сказал Стас.
Как только кроссовер остановился, Стас порывисто выскочил из автомобиля и бросился к дому. Он сам не знал, что собирается делать. Он прекрасно осознавал, что в таком взрыве никто не мог выжить. Но он не мог допустить даже мысли, что она… что Ника… Что её не стало… Эта мысль болезненно сдавила его грудь и погнала вперёд.
Стас взбежал по лужайке. Она была забросана тлеющими и горящими обломками дома, частями мебели, обрывками книг, осколками почерневшего стекла и обгорелыми досками. Чуть дальше лежала мертвая собака Ани, убитая двумя деревянными осколками.
— Капитан! — закричал водитель Ауди. — Ты что, рехнулся?! Там не мог никто выжить! Стой, дурак! Погибнешь!..
Но Стас не мог стоять, не мог вынести этой тягостной, пугающей мысли. Он не мог стоять и ждать, смотреть, думать. Он должен был узнать. И если да… То увидеть… Может быть, она спаслась, может быть… Ника — умненькая девочка, она могла что — то предпринять… Но разум с холодной и безжалостной рассудительностью твердил, что она всего лишь ребенок, и выжить при таком взрыве не могла. Как и Анна Шмелина.
Стас подбежал к сгорающему дому, застыл возле него, глядя в огонь. Его лица коснулся плотный, душный и опаляющий воздух, на языке ощущался горький привкус дыма. Он шагнул было к дому, но пламя внутри внезапно агрессивно полыхнуло, словно угрожающе огрызаясь на его попытку войти в дом. В воздух брызнули искры. Стас прикрыл лицо ладонью и чуть шагнул назад. На его глазах обвалился кусок горящей лестницы и грудой хлама рухнул в плещущееся пламя. Стас с бессилием, не отводя взора, смотрел в огонь, затем отошел от дома, поискал глазами возможный вариант относительно безопасного входа — бесполезно. Пожар уже вовсю властвовал в доме, огонь завладел своей добычей и с алчностью, поспешно, пожирал её.
К нему подбежал водитель Ауди.
— Слушай, я вызвал пожарных… И вот… — он протянул Стас маленький огнетушитель.
Стас взял его, перевернул, прочитал инструкцию. Объем пламя-гасящего содержимого был невелик, даже, скорее, миниатюрен для такого огня. Но ничего другого у Стаса под рукой не было.
— Спасибо.
Он обежал дом, нашел открытое окно со стороны кухни и тут заметил кое-что, поселившее в нем надежду. А именно, отпечаток протектора обуви на подоконнике и еще один на оконной раме. Стас приложил свою ладонь к следу от ботинка, усмехнулся и вздохнул. Анне Шмелиной не мог принадлежать такой миниатюрный размер ножки. А вот маленькой фигуристке очень даже…
И как будто в подтверждение догадки Стаса над лесом раздались несколько быстрых, раскатисты выстрелов. Стас посмотрел в сторону, откуда они прозвучали.
— Ты слышал? — крикнул ему водитель маршрутки. — Это что? Выстрелы?
— Нет, — бросил Стас. — Салют в чаще…
Корнилов швырнул ему огнетушитель.
— Спасибо. Вызови пожарных и уезжай.
— А как же…
Но Стас его уже не слушал, он что было сил рванул в лес. Корнилов буквально ворвался в чащу, проламываясь через ветки, оббегая деревья, перескакивая ямы. Корнилов бежал вперед. Он, примерно, представлял направление, откуда раздались выстрелы.
Когда он добежал до узкой, мелкой речки, то услышал новые — один, другой, третий. Затем чей-то крик — мужской крик, и не боли или страха, а крик ненависти и злобы. Кровожадный крик озлобленного разочарования.