— Всё вам нужно- везде копать, рыть, разнюхивать, искать!
Он зло покачал головой.
— Пожалуй, я начну с тебя, белокурая, — прошипел он.
— Не трогай её! — вскричала Аня, она подняла было свою палку.
Грянул выстрел, Шмелина рвущимся голосом закричала от дикой боли, схватилась за руку. Палка выпала у неё из рук. Я присела возле неё. Растекающаяся из раны кровь быстро пропитывала рукав её одежды.
— Николай, — быстро заговорила я, отводя взгляд от руки Анны. — Послушай… ты ведь ещё можешь спасти себя и своего сына, просто…
— Мой сын мёртв, — процедил Ковальчук, и голос его скрежетнул болезненными нотами. — Ты должна была об этом уже знать, синеглазая.
Похоже, он не врал. Но…
Он подошел ближе, направил пистолет мне в лицо.
— Передашь моему сыну лично свои сожаления, белокурая.
Я коротко вдохнула, глядя в черное отверстие ствола пистолета, и замерла на выдохе. Над моей головой раздался мощный, единый крик десятков птиц. Я подняла голову, Романтик тоже недоуменно уставился вверх.
Над ветвями деревьев послышались шуршащие хлопки птичьих крыльев. На моих глазах громогласная стая птиц единой тучей слетела с веток и яростно упала на Романтика. Я, закрыв голову руками, обескураженно наблюдала, как стая сизоворонок неистово атакует Романтика. Он пытался отмахиваться, пару раз стрелял из пистолета, но это не помогало. Сизоворонки, словно обезумев, бросались на него, цеплялись за одежду, били крыльями по лицу, клевали его голову, били клювами в шею, в руки. Все это сопровождалось воинственным хором птичьего клекота и крика. Я видела, что руки, шея и лицо Романтика уже покрылись кровавыми штрихами царапин и ран. Птицы вились, кружили над нами, их тень густо накрывала лесную землю, шумное хлопанье крыльев сливалось в единую монотонную волну порывистых звуков.
Казалось, кто-то развернул над нами с Аней гигантское покрывало и старательно, продолжительно его вытряхивал. Их было так много, что небо над ними почти не было видно.
Романтик, вжимая голову в плечи, бежал, а стая сизоворонок преследовала его, летела за ним. Они вихрем завивались вокруг него. Их стая напоминала бирюзовый смерч, стремительно вращающийся над головой перепуганного Романтика. Он пригибался, стараясь защититься от их ударов, тщетно размахивал руками. Он кричал — истошно, пронзительно и хрипло. Его сипнущий голос был едва слышен в шуме криков разгневанной стаи. Но я слышала, как он закричал с внезапным страхом, а затем от неподдельной боли.
Я взволнованно смотрела ему вслед, не веря в происходящее. Часть меня порывалась броситься ему на помощь, я опасалась, что птицы просто заклюют, забьют его насмерть. Я бы никогда не поверила, что стая сизоворонок может быть на это способна, если бы не увидела собственными глазами. Разумеется, я не побежала ему на помощь, рядом была Аня, и у нее была прострелена рука.
С трудом мы вдвоем оторвали часть ткани от её одежды (у меня отрывать было не от чего, только футболка и джинсы). Я начала заматывать ей рану на руке.
Гневный, бесконечный птичий крик разносился по всему лесу. Я никогда ничего подобного не видела. И судя по шокированному, вытянувшемуся лицу Ани, она тоже.
Стая сизоворонок гнала Романтика прочь. Прочь от нас, от меня… Они прогоняли его. Они… как будто защищали нас? Или меня? Вместе с удивлением от происходящего я почувствовала легкие, щекочущие мурашки, взобравшиеся по коже моего тела. Я вздрогнула и опасливо оглядела лес.
Сквозь ветви и листья деревьев струился ободряющий свет солнца. Может быть, здешние птицы просто дико не любят людей с оружием? Может быть, ненавидят охотников… Ай, какой бред! Не может такого быть! Появление охотников не вызвало бы такую реакцию! Но что… Что тогда заставило их броситься на Романтика? Да ещё так вовремя.
СТАНИСЛАВ КОРНИЛОВ
Пятница, 20 июня
Он остановился, когда услышал разносившееся издалека хоровое клокотание птиц. Корнилов размышлял недолго. Он даже не сомневался, что если причиной возмущения птиц стала не Ника, то она, очень вероятно, где-то совсем близко. Он побежал на птичий крик, бежать пришлось недолго.
Он увидел их и остановился пораженный той картиной, что предстала его взору.
Стремительно вращающаяся чашеобразная воронка из кружащей стаи птиц атаковала убегающего от них человека. Стас со своего места прекрасно разглядел его маску, точно такую же, как была на лице у только что убитого им Ипполита Збруева. Стас прикинул версии в голове и подумал, что, возможно, Никины подозрения, в связи с увиденными в детдоме воспоминании, были правильными. Стас не знал, что ему предпринять. Помогать Романтику он не собирался, но он не мог дать ему уйти. Поэтому Корнилов поднял свой револьвер, прицелился.
Расстояние было приличное, да еще мечущиеся вокруг Романтика (или очередного двойника) птицы затрудняли точное прицеливание. Стас затаил дыхание, взял положенное упреждение и спустил курок. Револьвер приятно чуть-чуть вздрогнул в руке. Стас ощутил удовлетворительную отдачу в ладонь. Бахнул гулкий выстрел. Его эхо лениво растеклось по лесу между стволов деревьев и взмыло к их верхушкам, растворяясь там.
Романтик упал. Неизвестные Стасу бирюзовые птицы поспешно разлетелись.
Романтик лежал на земле, ворочался и стонал. Корнилов слышал его грязные ругательства. Стас поспешил к нему, под его ногами хрустнула какая-то ветка.
Раненый Романтик тут же обернулся. Стас встретился с ним взглядом. И откуда- то он узнал, что сейчас произойдёт, странное наитие шепнуло Стасу, что сейчас предпримет Романтик. Единственное, что ему оставалось, на самом деле.
Скрывающийся под белой маской мужчина пару мгновений смотрел на Стаса через прорези маски.
— Уголовный розыск, — объявил Стас. — Брось оружие, всё кончено.
Корнилов видел результат своего попадания. Кровь из простреленного, а скорее всего, разбитого пулей колена заливала ногу лежащего на земле убийцы.
— Брось оружие, — угрожающе проговорил Стас. — Быстро!
— Пошел на *** майор! Чтоб ты сдох, гнида, вместе с твоей белобрысой с***ой!
И прежде чем Стас успел что-то предпринять, Романтик быстро приставил ствол пистолета к голове и выстрелил. Стас увидел, как брызнула кровь из его головы. Романтиквыронил пистолет. Стас, пару мгновений, смотрел на его неподвижное тело, затем коротко, но смачно выругался.
— Стас?
Корнилов быстро обернулся и увидел её. Она стояла метрах в тридцати от него, уставшая, взволнованная, запыхавшаяся. Корнилов быстро подошел к ней и остановился. Она подняла на него глубокий взгляд своих ясных, чистых синих глаз. Они ничего друг другу не сказали, Стас просто подошел к ней и, обняв, крепко прижал к себе. Ника с готовностью обняла его в ответ. Он почувствовал, как она с явным облегчением вздохнула, и улыбнулся, ласково погладил её по прекрасным, мягким, светлым волосам.
Ника мягко отстранилась, выглянула из-за плеча Стаса. Корнилов проследил за её взглядом.
— Он мёртв? Да? — спросила она с явным сожалением.
— Да. Застрелился, — вздохнул Стас.
— Стас, там Аня…
— Она с тобой?! — удивился Корнилов. — Она вооружена?
— Стас, подожди, — поспешно заговорила Ника. — Она не виновата… Николай шантажировал её.
— Кто? — недоуменно спросил Стас.
Ника чуть нахмурилась, снова посмотрела на мёртвого Романтика.
— Николай… Ковальчук.
Стас отвёл взгляд от Ники и тоже взглянул на тело застрелившегося мужчины.
Ковальчук? Тот самый краснолицый дворецкий Фабиана Армана? Стас успел подумать о нём, когда Ника заподозрила, что убийства в детском лагере совершал не Демид Хазин, а его биологический отец. Но прямых улик, указывающих на Ковальчука, у них нет, только косвенные, связанные с тем, что Николай — такой же безжалостный убийца.
— Я могу ошибаться… — неуверенно проговорила Ника. — Но…
— Ты редко ошибаешься, — заметил Стас и усмехнулся. — Почти что никогда.