В допросную неожиданно ворвался Арцеулов. Стас и Коля оглянулись на него.
Корнилов ещё до того, как Сеня открыл рот, понял, что что-то произошло.
Арсений был встревожен и возбужден.
— Стас! Мы потеряли связь с телефонами Збруевых!
— Что? — тихо спросил Корнилов.
— Мобильные телефоны дочерей Збруева перестали подавать сигналы! — громче произнёс Арсений.
Домбровский медленно перевёл взгляд на Стаса, а Корнилов, в свою очередь, посмотрел на фотографию, которая вызвала столь бурную реакцию и ужас Анжелы Рапопорт. Со снимка безмятежно и даже смущенно улыбался Виталий Доронин — оператор телеканала. Или… Или коварное чудовище, сумевшее каким-то образом перехитрить всех вокруг.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Суббота, 21 июня, поздняя ночь.
Фотография дрожала в моих руках, я ничего не могла с собой поделать. Едва только Стас дал мне в руки этот снимок, я физически ощутила исходившие от него импульсы воспоминаний — злых, радостных, злорадных и кровавых воспоминаний. Эта фотография была словно своеобразной клеткой дляопасных, ядовитых змей! И эти змеи сейчас рвались наружу, шипели, показывали клыки, неистово и нетерпеливо извивались. Они стремились вырваться наружу. Они были воплощением свершенного зла, свершенных убийств и испытанного от этого наслаждения.
Фотография смущенно улыбающегося парня неожиданно потяжелела, как будто внезапно стала металлической. Я поспешно положила её на стол, закрыла глаза и нервно вздохнула. Кровь стучала в висках, гулкие удары сердца чувствовались в груди. Воздух в кабинете стал сухим и студеным.
Все четверо мужчин: Стас, Арсений, Коля и Аспирин смотрели на меня. Они ждали. Ждали и надеялись. А Сеня, кажется, ещё и просил, чтобы я смогла, чтобы узнала, чтобы… Чтобы я помогла им.
— Ника, — Стас тронул меня за руку. — Если не можешь, не надо. Никто здесь не может тебя заставлять, и не будет.
Аспирин прокашлялся.
— Но было бы лучше, если бы ты всё-таки что-то… увидела, девочка.
Стас закрыл глаза, вздохнул, оглянулся на генерала.
— Ника и так помогала нам везде, где смогла. И даже собственной жизнью рисковала! — сдержанно проговорил Корнилов.
— Я помню об этом, Стас. — голос Аспирина похолодел, в нём послышались рокочущие нотки. — И не забуду. Но сейчас… в опасности три девушки. Три жизни могут быть сегодня ночью потеряны, Стас! Ника должна…
— Она ничего никому не должна, товарищ генерал! — Стас перебил генерала и посмотрел тому в глаза.
Домбровский и Арцеулов с беспокойством переводили взгляд с майора на генерала. Я вздохнула, у меня кружилась голова, и заметно начинало мутить.
Я ощущала, как у меня поднимается жар, становится душно и тяжело дышать.
Я взяла фотографию.
— Ника… — Стас забеспокоился.
— Всё хорошо, Стас, — проговорила я и выдавила скупую улыбку. — Всё в порядке…
Я положила снимок себе на коле, нервно, тяжело сглотнула и сосредоточилась.
Закрыв глаза, я с трудом проглотила комок в горле. Я чувствовала напряженные и внимательные взгляды всех четверых мужчин. Снимок у меня на коленях вздрогнул, казалось, парень на фотографии шевельнулся. Я почувствовала, как проваливаюсь куда-то глубоко. Меня утягивало вниз, как в трясину.
… Темнота. Плеск воды.
— Ай! Дёма! Не брызгайся! — какая-то женщина засмеялась.
У неё был красивый смех и мелодичный голос. Я увидела их. Она сидела на краю ванной в домашнем платье. У нее были закатаны рукава. Она улыбалась и помогала ему мыться. Мальчишка с мокрыми волосами счастливо улыбался и плескался в ванной. Он сидел в воде почти по грудь. Белая, пузырчатая пена буграми и горками вздымались над водой в ванне, покачивалась в ней. Кусочки пены повисли на кафельной стене, часть прилипла к волосам мальчика и его матери.
Я смотрела, как Мария Хазина с радостной, умиленной улыбкой купает своего сына. Не знаю, как она ведет себя с ним в другое время, но здесь и сейчас она окружала его такой нежной и трепетной заботой, что я невольно устыдилась того, что говорила о ней прежде.
— Мама, давай искупаем их! Давай искупаем! Я хочу увидеть, как они купаются. Мария в ответ загадочно улыбнулась.
— Хорошо, — наконец сказала мать Демида. — Сиди тихо, я сейчас…
Она поднялась и вышла. Маленький Демид, тут ему было, наверное, не больше пяти, что-то фантазировал себе. Издавал непонятные звуки, играл, тихо плескался.
Открылась дверь ванной. Мария принесла кукол — трёх кукол. Демид тут же радостно захлопал в ладоши.
— Раздень их! Раздень их! — мальчишка хлопал в ладоши, — Давай! Я хочу, чтобы они купались!
Мария сняла с кукол их миниатюрные платья и опустила игрушки в воду. Демид радостно, довольно захихикал.
Куклы, покачиваясь на воде, тонули в белой пене. Их неподвижные взгляды больших глаз с густыми ресницами были устремлены вверх.
У меня эта сцена вызвала странное, неловкое и настораживающее ощущение. Происходящее, конечно, само по себе не имело никакого значения. Но зная, каким станет Демид, я не могла не придавать происходящему крайне мрачное значение и пугающий смысл.
— Они купаются! — Демид захлопал в ладоши. — Купаются! Купаются!
Голос его внезапно стал меняться, дрожать, изменяться.
— Они купаются! — взревел он. — Я хочу видеть, хочу смотреть, как они купаются! Я хочу! Хочу! Хочу! Они должны делать то, что я хочу!!!
Его слова исказились, завибрировали. Его визгливый, истошный и злобный голос звучал противно. Он требовал, приказывал, повелевал! Мальчишка вскочил в ванне на ноги и, открыв рот, заорал голосом, мало похожим на человеческий.
Воспоминание вздрогнуло, затуманилось и стремительно растаяло. У меня в ушах ещё звенел его озлобленный, требовательный крик. Мое лицо бросило в жар, я оказалась в темноте. Почему так тяжело дышать?.. Почему так темно? Где я? Я заволновалась, испугалась. Пробовала кричать, но, вместо крика, из моего рта вырвался глухой, булькающий звук.
Вспыхнул слабый свет. Он проникал в воду сверху… В воду? Я в воде? Я глубоко под водой. Я опускаю взгляд, и новый беззвучный крик рвется из моего рта наружу. Перед моим лицом, буквально в двух сантиметрах, я вижу русоволосую девушку. Её волосы извиваются в воде. Её плавно развевающееся темное платье напоминает большую глубоководную медузу. Она смотрит мне в глаза. Я вижу, как раскрывается её рот с накрашенными губами. Она что-то кричит мне. Я не слышу её голоса, но я вижу её глаза. Он кричит взглядом.
«Он хочет, чтобы мы купались… Он хочет видеть, как мы купаемся…»
Мы? Я поднимаю голову в воде и вижу их — десятки темных человеческих силуэтов вверху надо мной. Я могу разглядеть отдельные лица, некоторые из них знакомы. Яна Долгобродова, Диана Егорова, Дарья Зорина — они смотрят на меня, они кричат. Я не слышу их голоса, но я слышу их желания. Они желают, чтобы мы поспешили, чтобы мы поторопились. «Он хочет, чтобы мы купались…»
Я вынырнула наружу.
— Чёрт! — выругался Сеня. — Что с ней?!
— Ника, Ника! — Стас держал мена за руку и плечо. — Всё хорошо. Я, тяжело дыша, хватая ртом воздух, с жадностью глотая кислород, вцепилась руками в край стола. Меня била дрожь, мышцы тела сводила пульсирующая судорога, у меня дрожали губы.